История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II - Петр Рябов

Пожалуй, лишь краткое царствование великодушного и несчастного Петра III (1761–1762) было связано с резким поворотом курса русского самодержавия в сторону действительного, а не показного либерализма. Не случайно в народе именно Пётр III, вскоре после своего убийства оболганный официальной пропагандой, пользовался огромной популярностью, и именно его имя принял на себя самозванец и бунтовщик, герой народной войны, Е.И. Пугачёв. Пётр III прекратил участие России в Семилетней войне (бессмысленной и уносящей сотни тысяч жизней солдат), объявил всеобщую амнистию жертв предыдущих царствований, ликвидировал зловещую петровскую Тайную Канцелярию (политическую полицию), прекратил гонения на староверов, освободил дворян от ярма обязательной государственной службы (издав знаменитый «Манифест о вольности дворянства»), ввёл свободу торговли и предпринимательства, подготовил секуляризацию церковных имуществ (то есть их передачу в казну, что существенно облегчало участь миллиона крестьян, принадлежавших ранее монастырям и отныне переходящих в статус государственных крестьян). И все эти реформы, существенно раскрепостившие общество, государь осуществил за неполный год своего царствования! Свергнувшая и убившая его Екатерина II, сделавшая всё для того, чтобы представить своего благородного супруга идиотом и врагом России, однако, была вынуждена в первые годы царствования продолжить его реформаторскую политику (подтвердив «Манифест о вольности дворянства» и завершив секуляризацию церковных имуществ).

В то же время Екатерина II продолжила дело Петра I по укреплению и расширению колоссальной военно-бюрократической империи: возобновив политику полномасштабных завоеваний и агрессии, втрое уменьшив численность духовенства и отобрав церковные имения в казну, проведя губернскую реформу и выстроив в ходе неё более строгую иерархию чиновников, ликвидировав остатки автономии Украины (с ликвидаций Запорожской Сечи, гетманства и введением там крепостного права), открывая новые учебные заведения. Однако, в отличие от Петра I, Екатерина II была вынуждена пойти на существенное расширение (а не сужение) прав дворянства, декларировала насаждение в России законности (в своём знаменитом – хотя и не опубликованном из-за «чрезмерной либеральности» – «Наказе» Уложенной Комиссии), выступала за ограничение применения пыток.

Уложенная Комиссия, созванная Екатериной II в 1767–1768 годах, формально была призвана издать новые законы, поскольку действующее Соборное Уложение 1649 года порядком устарело. Её делегаты были публично избраны от всех сословий русского общества, кроме крепостных крестьян, и получили от них наказы. Эта единственная за два века попытка продолжить традицию Земских Соборов XVII века показала, что в обществе сохраняется глубокий раскол, межсословная борьба и крайние патерналистские ожидания, связанные с самодержавием. Представители от сословий, как и в XVII веке на Земских Соборах, требовали не ограничения самодержавия, а напротив, просили от самодержавия расширения своих привилегий за счёт всех других сословий. Так, купцы требовали запретить дворянам и крестьянам торговать и позволить купцам иметь крепостных; дворяне, напротив, требовали запретить кому-либо, кроме дворян, владеть крепостными, но при этом дозволять дворянам торговать, и т. д. Екатерина II распустила Уложенную Комиссию безо всяких видимых результатов (единственным практическим результатом было дружное преподнесение Комиссией государыне титулов «Великой» и «Матери Отечества»), использовав её как зондирование общественного мнения и как повод продемонстрировать Европе свою «просвещённость».

Продолжая дело Петра I и Петра III по уничтожению последних остатков церковной самостоятельности, Екатерина II в 1764 году отобрала все церковные земли и крестьян в пользу государства. Казённая церковь, полностью обездушенная и покорная воле императрицы, почти не препятствовала и не протестовала. Старый спор XV–XVI веков между иосифлянами и нестяжателями о церковных владениях, таким образом, был окончательно завершён в пользу государства. Полностью светская идеология Империи также опиралась на образец петровских времён, впрочем, порой отклоняясь то к «просвещённому» абсолютизму, то к политическому консерватизму и изоляционизму (например, в духе теории «официальной народности» Николая I). Идеал «регулярного государства» – всемогущего, всеопекающего и рационального, как часы, – вдохновлявший Петра I, продолжал манить его преемников, вдохновляя то Екатерину II на губернскую реформу (чётко разделившую страну на уезды и губернии), то Павла I и Николая I – на построение России по образцу военного лагеря, основанного на палочной муштре и казарменной дисциплине, то Александра I – на создание вместо коллегий министерств (с чётким единоначалием и специализацией) и на организацию военных поселений (в которых крестьяне должны были возделывать поля, заниматься строевой подготовкой и жениться строго по приказу начальства).

Самым любимым детищем самодержцев (не только мужчин, но и женщин) оставалась армия. Император считался главой армии, любил носить мундир, устраивать смотры и парады. Армия была идеалом и основой государства, офицеры – его элитой, военная служба считалась наиболее важной и почётной. Не случайно Елизавета и Екатерина II любили наряжаться в гвардейские мундиры и привечать любовников-офицеров. А Павел I и Николай I ничто так не любили, как военные парады, чёткость уставов и симметрию воинских шеренг, субординацию, муштру. Николай I, получивший военно-инженерное образование, нередко с гордостью говорил о себе: «Мы, военные инженеры». Армия была по-прежнему главной опорой трона, орудием внешних завоеваний, инструментом в борьбе с внутренними восстаниями, средством совершения переворотов и управления страной, моделью государства и основой имперской мощи и престижа трона внутри и вне страны. Огромная и победоносная армия была главным «козырем» самодержавия во внутренней и внешней политике.

Однако к XIX веку тотальный кризис Петербургской Империи в полной мере затронул и её сердцевину – армию. Кастовые перегородки между солдатами и офицерами, рекрутский принцип комплектования войск (не оставляющий мобилизационных обученных резервов на случай войны), рабская психология солдат и их ненависть к начальникам, палочная дисциплина и муштра, нарастающее отставание в вооружениях и нехватка образованных кадров, вопиющее казнокрадство – делали такую армию петровского образца небоеспособной. А её поражения на полях сражений роняли престиж Империи в мире и вызывали острые взрывы недовольства внутри страны (в 1807 году – после тяжёлого Тильзитского мира, и в 1855 году – после позорной сдачи Севастополя). В XIX веке в мирное время на армию в России (насчитывающую около полутора миллионов солдат) расходовалось 40–50 процентов всех бюджетных средств. А при этом значительная часть этих денег разворовывалась: двое из пяти рекрутов в армии умирали не от ран на поле боя, а от болезней и голода в мирное время. Ловкие чиновники сумели разворовать весь пенсионный фонд для ветеранов войны.

Неуклонно росло количество и значение чиновников в Петербургской Империи. Пётр I создал в стране поистине культ чинов и рангов. Однако, наряду с официальной, детально регламентированной системой чинопочитания (кому какой мундир носить, к кому как обращаться, – всё было детально регламентировано и описано монархами), в дворянстве существовали и другие, формально не закреплённые связи и иерархии (по родству, происхождению, богатству, клановым связям).

И всё же бюрократия (большей частью рекрутируемая из дворян и «поставлявшая» новых дворян из выслужившихся чиновников, достигших определённого ранга) всё более доминировала в Петербургской Империи, лишь формально подчиняясь воле самодержца. В XIX веке на смену краткому «золотому веку» дворянства (эпохе Екатерины II) при Николае I и Александре II приходит «золотой век» чиновничества, которое также, как и дворянство, было порождено самодержавием и стало его главной опорой. Оно разрасталось, вырабатывало свои правила, привычки, связи, корпоративное аппаратное самосознание и всё больше навязывало их обществу. Замечательный и многозначительный факт: в 1726 году А.Д. Меншиков (фактически управлявший тогда Россией от имени императрицы Екатерины I – своей бывшей любовницы и ставленницы) в целях экономии… отменил выплату жалования чиновникам, указав, что они и так берут много взяток. (Это он, как никто, знал по своему личному опыту).

Если в начале XIX века в России насчитывалось 16 тысяч чиновников, то в середине этого века – уже 80 тысяч (то есть их число выросло за полвека в пять раз, в то время как население страны за это же время даже не удвоилось, увеличившись с 36 миллионов до 69 миллионов человек). Это породило в невиданных размерах приписки, формализм, коррупцию и волокиту: бюрократический аппарат, неконтролируемый обществом, вышел и из-под контроля монархов и жил по собственным законам. За работой такой колоссальной армии бюрократов не мог уследить даже энергичный и строгий Николай I, пытавшийся, несколько пародийно, подражать Петру I. В 1842 году во всех канцеляриях империи было не закончено 300 тысяч дел, изложенных на трёх миллионах листов бумаги!