Молодость века - Николай Равич

Хмурый усатый комендант, с красными, отекшими от бессонницы веками, даже не взглянув на мои мандаты, сказал:

— Верю, что вы едете не гулять! Поймите, дров и тех не хватает! Вчера один эшелон, чтобы продвинуться дальше, прицепил несколько вагонов с сухой рыбой. Вместо угля паровоз топили рыбой. И вообще черт знает что происходит… Ночью какие-то личности почти за гроши продавали водку кавалеристам башкирской дивизии. Вон взгляните в окно…

Я посмотрел и увидел, как десятка два всадников промчались галопом по путям и исчезли за линией в направлении видневшейся недалеко деревушки.

Поздно ночью мы прибыли в Сумы. Но в каком виде! Френч, истлевший во многих местах, я выбросил и теперь был в одной рубашке, дырявых галифе и обгоревшей фуражке. Остальные выглядели примерно также. Все мы к тому же покрылись густым слоем сажи…

В городе был введен комендантский час, и, выйдя на площадь, мы не встретили ни одного человека. В те годы улицы этого городка утопали в фруктовых садах, и дома как бы прятались в них. Освещенные луной, без единого огонька в окнах, они казались нарисованными.

Мы стояли, изумленные, голодные и полураздетые, раздумывая, где найти начальника гарнизона. Заспанный дежурный по станции ничего не знал, коменданта тоже не оказалось на месте.

Неожиданно послышался конский топот, и из-за угла выехали несколько всадников, которые направились прямо к нам. Они были одеты в красные галифе, красные кафтаны и фуражки с красными околышами. Такой всадник в поле или в городе был виден издалека, как красный тюльпан на фоне травы. Любой человек, даже взявший впервые винтовку в руки, мог бы без промаха попасть в эту чудную мишень.

Старший из них подъехал, стараясь прижать нас лошадью к стенке дома.

— Кто такие?

Я ответил и полез в задний карман брюк за документами.

— Стой, не шевелись! — закричал он, видимо думая, что я вынимаю револьвер, хотя кобура с наганом висела у меня на ремне.

— Да откуда вы, черт вас возьми, какой части?

— Патруль комендантского эскадрона…

— Где комендант?

— А зараз увидишь… Пошли!

К нашему удивлению, нас повели назад к вокзалу.

В одном из вагонов, переоборудованном под штабной, сидели несколько командиров вместе с женщинами, выпивали и закусывали.

Комендант оказался толстым, обрюзгшим человеком. Взглянув на нас, он было обрадовался:

— Хороши!.. Попались, голубчики!.. Документы?

Но по мере того как он читал мандаты, физиономия его вытягивалась, а голос приобретал другой оттенок.

— Вы, наверное, устали с дороги? Прошу, присаживайтесь, закусывайте…

— Это вы одели эскадрон в красное обмундирование?

— Я! Для того чтобы комендантская часть отличалась от других.

Переночевали мы в какой-то казарме, а на другой день нам отвели двухэтажный особняк с садом.

Сумы показались мне самым живописным городком из всех виденных мною до этого времени. Он стоит при трех реках — Псел, Сумы и Сумка. Берега реки, протекающей у самого города и местами имеющей хороший песчаный пляж, привлекали много купающихся. Мы с удовольствием проводили там час, другой, если удавалось оторваться от работы. К тому же Сумы и тогда были крупным центром свекло-сахарной, табачной, кожевенной и пищевой промышленности. Поэтому в городе было много хороших домов и всякого рода торговых и банковских зданий. Красивый городской парк с рестораном, превращенным в закрытую военную столовую, привлекал по вечерам много публики.

Особняк, который нам отвели, по-видимому, принадлежал какому-то сбежавшему купцу. Обходя комнаты, я увидел, что внизу, судя по обстановке, находилась контора, а наверху — жилые комнаты. Очевидно, наиболее ценные предметы были где-то спрятаны. Заканчивая осмотрев конце коридора второго этажа я заметил дверь и открыл ее. Это была очень большая комната, вся заставленная вещами, собранными со всего дома. У окна на каком-то обитом шелком диванчике овальной формы сидела девушка-подросток, лет пятнадцати — шестнадцати, в очень коротком платье, с голыми ногами и обнаженными руками и шеей, и читала книжку.

Я спросил девушку, что она здесь делает. Она взглянула на меня — в ее больших серых глазах не было ничего девического.

— Это дом моих родителей…

— Где они?

— Не знаю, куда-то уехали…

Это было неприятно. В то же время я не имел права ее выселять из собственного дома, тем более, что она еще училась в местной женской гимназии.

С детства меня приучали к точному распределению дня и к тому, чтобы помещение, в котором человек работает или живет, содержалось в абсолютном порядке. Покойный отец поднимал нас всех — трех братьев и сестру — в семь часов утра. Мы должны были сами аккуратно застелить свои кровати и убрать свои комнаты. Каждой вещи полагалось быть вычищенной и стоять на своем месте. После этого все принимали холодный душ — вне зависимости от времени года и погоды, и только тогда начинался завтрак и рабочий день. В школе и дома нам непрестанно внушали, что в любом месте и при любых обстоятельствах человек должен содержать себя и одежду в чистоте, быть во всем аккуратным и жить в соответствии с разумным расписанием дня. За пятна на одежде или грязные сапоги наказывали так же, как и за любой другой проступок. Кроме этого, то, что следовало сделать сегодня, не разрешалось оставлять на другой день. На основе этих общих принципов воспитания строились и обучение, и подготовка к любой профессии.

Уже на другой день после нашего прибытия были распределены обязанности, установлены часы занятий, и работа началась.

Через несколько дней выявилось следующее:

1. Что Деникину удается гораздо быстрее, чем нам, сосредоточивать крупные силы на важнейших направлениях и затем, после выполнения намеченной задачи, перебрасывать войска на другие участки фронта.

2. Что Деникин сформировал крупные кавалерийские соединения — конные корпуса Мамонтова, Шкуро, Улагая, Покровского, Шатилова, которые в условиях гражданской войны (в основном маневренной) имели в боях решающее значение.

3. Что, соединившись с ранее поднявшими восстание казаками, белые (как это и предвидел В. И. Ленин) получили огромное, полностью вооруженное и великолепно подготовленное пополнение.

Что касается наших частей, то они были переутомлены беспрерывными боями, потеряли более половины состава ранеными и убитыми, и хотя добровольческие отряды донецких шахтеров и рабочих крупных городов сражались героически, они не могли возместить этих потерь.

К тому же в тот период белые еще пополняли свои полки казаками, офицерами и юнкерами, стекавшимися к ним отовсюду. Наши же резервы, с точки зрения боевой подготовки, заставляли желать лучшего.

На решающих направлениях у белых было почти двойное численное превосходство. Деникин к моменту своего наступления имел неограниченное количество вооружения, боеприпасов, продовольствия, фуража. У него были танки, самолеты, бронепоезда, броневики и автомашины. В Новороссийском порту круглые сутки выгружали посылаемое Антантой, в первую очередь Англией, вооружение, боеприпасы, обмундирование и все необходимое для армии, вплоть до сигарет и сгущенного молока.

В ряде случаев сыграла роль и измена командного состава, когда бывшие офицеры перебегали к белым. В частности, за несколько дней до оставления Харькова из окружного военного комиссариата несколько офицеров перебежали к деникинцам, и полученная от них информация весьма помогла Май-Маевскому.

К 1 июля Деникин захватил Донскую область, Донецкий бассейн, часть Украины, Крым, Царицын и вышел на Волгу. Впечатление было такое, что им задумана совместно с Колчаком широкая, хорошо подготовленная операция наступления на Москву — в лоб, в направлении Харьков, Курск, Орел, Москва, и с тыла — со стороны Волги. Однако на фоне этих, казалось, блестящих успехов некоторые данные свидетельствовали о том, что они недолговечны и что время работает на нас.

Захватывая новые территории, Добровольческая армия автоматически устанавливала на них дореволюционный режим. Как из-под земли появлялись бывшие помещики или их наследники и отнимали у крестьян обработанную землю, инвентарь, а часто, под предлогом компенсации за разоренные имения и потери, накладывали на них крупные денежные взыскания. В результате не только бедняки и колебавшиеся середняки, но иногда и зажиточные крестьяне начинали оказывать вооруженное сопротивление белым.

Чем дальше двигался Деникин, неся огромные потери в боях, тем больше ему приходилось «подчистую» забирать все в тылу. Даже в крупных тыловых городах гарнизоны состояли из нескольких офицерских взводов или рот. В то же время в этих же городах все больше накапливалось офицеров, чиновников и интендантов, под разными предлогами откомандированных из частей и занимавшихся безудержной спекуляцией и кутежами.