Повесть о граффах - Даша Клубук

там украденный Белый аурум. Спустя три недели этот кто-то проникает и ко мне, с целью, пока нам неизвестной. Очевидно, что похититель Белого аурума самым тесным образом связан с нами, с Мирой и со мной. Иначе зачем ему ходить по нашему дому? В столице Граффеории проживает два миллиона граффов, вокруг – сотни домов и тысячи квартир, а вор заявляется именно к нам. И если вы до сих пор сомневаетесь, то, Мира, напомни нам, пожалуйста, кто именно подарил тебе тот сувенир в виде Белого аурума, что раньше стоял на твоем стеллаже?

Даже без ответа Миры Ирвелин стало все ясно.

– Тот сувенир подарил Мире не кто иной, как наш несравненный Нильс. После кражи он поменял сувенир на подлинник, полагая, что Мира не заметит подмены, ведь на вид оба камня почти идентичны. И, в качестве вишенки на торте, – Август крутанулся на стуле и с прищуром довольного человека уставился на Ирвелин, – ты, Ирвелин, рассказываешь мне о сутулом эфемере, который гневается на срыв какой-то сделки, в своем гневе упоминает Белый аурум и расталкивает старушек? Да это же идеальное описание Нильса!

Ирвелин не знала Нильса Кроунроула, но даже ей предположение Августа показалось складным.

– Все равно многие вопросы остаются открытыми, – отозвалась Мира. – Как Нильсу удалось сбежать с Белым аурумом из дворца? В тот день там кишмя кишело желтыми плащами! Как он смог проникнуть ко мне в квартиру? А в твою, Август? И самое непонятное – в какой такой волшебной подворотне он смог отыскать материализатора с двадцать пятой степенью ипостаси? Такая степень, Август, только в книжках бывает.

– А ты вспомни, Мира, из-за чего мы поругались с Нильсом!

Мира, уставившись на свои колени, промолчала.

– А из-за чего вы с ним поругались? – спросила заинтригованная Ирвелин.

Август вздохнул:

– Нильс и мы трое долгое время общались…

– Стой, Август. – В их спор вмешался Филипп. Намотав вокруг стола с дюжину кругов, он сел. – Ты сейчас запутаешь Ирвелин. Думаю, нам следует рассказать ей все с самого начала.

Слово взял Филипп, и Ирвелин узнала причины, из-за которых иллюзионист так болезненно воспринимал упоминания о загадочном граффе по имени Нильс. За все время рассказа стальное выражение Филиппа лишь изредка осветлялось понурой улыбкой; в своем повествовании он не менял делового тона, словно говорил он не о своей семье, а о семье давно забытого друга.

* * *

Величие рода Кроунроулов стало пускать корни со времен жизни прадеда Филиппа, Патруфа Кроунроула. Этот графф был блестящим кукловодом и лекарем с поистине золотыми руками. За его научные труды (создание перечня из тринадцати способов лечения внутренних органов без хирургического вмешательства для врачей-кукловодов) правящая в то время королева София Вторая присвоила Патруфу титул барона. Сей почетный титул предполагал не только громкое имя его владельца, но и присвоение семье барона солидного фамильного поместья, одного из тех, что скрываются за западными лесами. Жену Патруфа, Оуеллу Кроунроул, прабабушку Филиппа, нарекли баронессой, а их детям и внукам суждено было наследовать титул по старшинству. С тех пор род Кроунроулов, бывший родом обычных ремесленников, имел в обществе королевства высокое положение.

В Граффеории бароны и баронессы пользовались уважением не меньшим, чем родовитые герцоги и герцогини, а порой даже превосходили их. Для того чтобы стать герцогом, особые умения прилагать не нужно, необходимо лишь появиться на свет в кровном родстве с великим первооткрывателем Белого аурума, и дело за присвоением высокого титула не станет. А для того, чтобы стать бароном, граффу придется изрядно попотеть. Для титула графф должен добиться в своем ремесле небывалых успехов, таких, чтоб его имя не сходило с уст народа несколько сотен лет. Великие граффеорские писатели, целители, ученые, талантливые градоначальники и особенно щедрые филантропы – всех их клеймили незримой печатью доблести, обрекая дальнейший род на долгую славу.

Вопреки распространенным домыслам наследникам баронов не всегда приходится легко. На протяжении всей земной жизни наследник обязан нести крест высокого титула с гордо поднятой головой, иметь достойную профессию, крепкую семью и добрый нрав. Малейшая провинность способна лишить всех привилегий как самого нарушителя, так и всю его семью. Поэтому немудрено, что иной барон не спит, а ежесекундно бдит за своими отпрысками и за их порядочным образом жизни.

У Патруфа и Оуеллы Кроунроул родилась одна-единственная дочь Присса, бабушка Филиппа. Наследие знаменитого отца она приняла с достоинством, выйдя замуж за королевского иллюзиониста и потратив большую часть своей жизни на облагораживание долин Граффеории. У Приссы и ее ныне покойного мужа родилось двое сыновей-близнецов, двое непоседливых мальчуганов, истоптавших половицы родового поместья до камня. Леопольд и Феликс росли в строгом воспитании матери-баронессы, при участии наемной гувернантки-телепата. Надо признать, детство мальчиков выдалось несладким, учитывая, что гувернантка, вовремя прочитав их мысли, могла вмиг раскрыть их шаловливые затеи и приструнить действо еще в зародыше.

Будучи в добром здравии и по сей день, Присса Кроунроул живет в фамильном поместье «Гранатовый шип» вместе с большей частью своего семейства; она считается главой семьи и несет за собой беспрекословный авторитет. Леопольд и Феликс оба женились и подарили матери пятерых внуков – троих мальчиков и двух девочек; Спиридон, Филипп и Присса-младшая – дети невозмутимого Леопольда, Нильс и Лола – хитрого Феликса. Бабушка из Приссы, как и мать, вышла взыскательная. Эта женщина была не из тех, кто прыгает вокруг детей и трепещет от одного младенческого каприза; игр с ребятней она избегала, колыбельные не пела, а вот занятия по истории Граффеории, этикету и деловому воспитанию проводила регулярно. Стоит ли упоминать, что Филипп и его братья с сестрами все как на подбор выросли в статных господ, в тех самых, у кого день начинался с томного испития кофе на веранде с видом на зеленые рощи, а заканчивался в комнате с резными колоннами под звуки классической музыки. Присса Кроунроул, обладая взглядом орла и голосом полководца, не давала спуску ни детям, ни внукам, ни иным родственникам по пятое колено, желающим откусить от ее пирога. Но несмотря на стальной характер, внуков она, бесспорно, очень любила, только забывала напоминать об этом – и им и себе.

Филипп воспринимал свою любовь к бабушке как беспрекословное повиновение. Другой бабушки он не знал, и ему всегда казалось, что такая любовь и есть подлинная. Однако, когда Филипп повзрослел, молодому иллюзионисту захотелось свободы. Вскоре он принял решение переехать в столицу, в некогда пустующую квартиру матери, где он проводил в детстве все выходные. Заявив о своем скором переезде на одном из семейных ужинов, ко всеобщему