Повесть о граффах - Даша Клубук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Размышляла об этом Ирвелин на своем балконе, облокотившись на кованую ограду. Укутанная в два свитера, она выписывала в тетрадь план по ближайшему репертуару; у ее ног громоздилась стопка из сборников нот, в которые она время от времени заглядывала. Напротив принимал предзакатные ванны дом из серого камня. Многие из его окон были прикрыты белыми ставнями, а в те, что открыты, Ирвелин то и дело поглядывала. В окне третьего этажа, например, маленький мальчик-левитант самостоятельно обучался полетам прямо в гостиной, а его мама-штурвал чинно сидела за книгой и легким взмахом свободной руки раз за разом возвращала на места сбитые сыном табуреты.
Когда Ирвелин сделала очередную пометку о новой пьесе, которую стоило бы разучить (ох, в ней сплошные трезвучия!), до ее слуха донеслись знакомые восклицания. Выглянув из своего укрытия, Ирвелин увидела Августа, Филиппа и Миру; они выходили от угла Банковского переулка и в бурном порядке что-то обсуждали. Мира, как обычно, тараторила с применением активной жестикуляции, Август пытался ее перекричать, а Филипп шел ровным шагом и слушал, держа обе руки в карманах пальто. Ирвелин наблюдала за ними как зачарованная, пока соседи не подошли совсем близко. Тогда, желая остаться незамеченной, она поторопилась спрятаться за большим глиняным горшком, только старания ее оказались напрасными – через несколько минут она услышала злополучный звонок.
Пусть сегодня был и не четверг, и никакая чрезвычайная ситуация их не тревожила, но четверо граффов вновь собрались все вместе в пределах одной комнаты: на этот раз в гостиной Ирвелин. Круглый дубовый стол принял молодых граффов с известным гостеприимством, что нельзя было сказать о самой Ирвелин – она же встретила соседей без лишних почестей.
– Как прослушивание у Тетушки Люсии? – спросил Август, нарушая общее молчание.
Все четверо уселись за стол. Мира больше не тараторила, вместо этого она залезла в самое большое кресло и начала громко заламывать на руках пальцы. Филипп же с интересом оглядывал гостиную, то и дело останавливая взгляд на очередной винтажной вещи; особое внимание он уделил старинным напольным часам госпожи Агаты, размеренно тикающим в углу.
– Тетушка Люсия взяла меня на работу, – ответила Ирвелин, после чего Август разошелся в красноречивых поздравлениях. О конфузе, который произошел во время прослушивания, Ирвелин решила умолчать.
– Итак. – Август вдруг посерьезнел, что ему совсем не шло, и обратил лицо к Мире. – Ты вроде бы хотела что-то сказать? Да, Мира?
Та выстрелила в Августа взглядом, полным презрения, а после еще глубже просела в кресле.
– Я бываю резкой, – сказала она своим растянутым пальцам. Если она и выглядела раскаявшейся, то лишь на малую долю. – В тот день, когда Белый аурум был у меня, я тоже была слишком резкой. Но я считаю, что задавать вопросы – не преступление, а в то утро я задавала Ирвелин вопросы. По понятным причинам у меня был стресс. Я перенервничала. И мои вопросы могли обрести характер обвинения, легкий характер…
Август выпалил:
– Не будь ханжой, Мира! Извинись ты по-человечески!
Мира вскинула голову и, приоткрыв рот, уже намеревалась дать Августу колкий ответ, но внезапно передумала и сомкнула губы. Вместо парирования она немного помолчала, а после повернулась к Ирвелин, которая сидела напротив и смотрела прямо на нее.
– Мне действительно жаль, что я обидела тебя, – произнесла Мира. – Просто… Все эти совпадения… Белый аурум в моем доме. Еще и ты, Ирвелин, такая скрытная. Любой бы на моем месте… Не скажу, что меня до сих пор не одолевают подозрения…
– Мира!
– Да что ты привязался, Ческоль? У меня что, не может быть своего мнения?
Тут вмешался Филипп:
– Даже законы Граффеории не обременяют детей за проступки их родителей, – сказал он с достоинством. – И я, Ирвелин, хочу извиниться перед тобой. За свое сомнение.
Ирвелин повернулась к Филиппу и коротким кивком приняла его извинение.
– Видишь, как люди умеют просить прощения, – пробурчал Август в сторону Миры, за что получил от подруги-штурвала салфетницей в плечо.
– Ваше недоверие обосновано, вы меня почти не знаете, – произнесла Ирвелин прямо. – Предлагаю просто забыть всю эту историю с Белым аурумом и спокойно жить дальше.
Стоило ей закончить, как граффы сконфуженно переглянулись между собой.
– Что-то не так?
В гостиной как будто стало тише. Мира обняла свои колени и уставилась на Филиппа; Филипп развернулся к Августу; Август, сделав очевидный вывод, что роль рассказчика вновь легла на него, громко причмокнул и заговорил:
– Нам бы тоже хотелось забыть о произошедшем во дворце и в квартире Миры. Но. – Он придвинулся ближе к столу и деловито сложил пальцы в замок. – Есть одно прискорбное обстоятельство. Видишь ли, Ирвелин, я рассказал Филиппу и Мире о том, что вчера кто-то проникал в мой дом. И о той кошатнице рассказал, как ее там?
– О госпоже Корнелии?
– Точно. О ней и о том случае на Робеспьеровской. И, видишь ли, нам кажется… Нам кажется, что мы знаем, кто может стоять за всеми этими странными событиями.
На Ирвелин напал неподдельный интерес.
– И кто же?
– Нильс Кроунроул, – ответил Август, и его светло-карие глаза блеснули в полумраке комнаты.
– Погодите… Кроунроул? – переспросила Ирвелин, в растерянности глядя на Филиппа, ведь именно его она знала под этой фамилией.
– Нильс – мой двоюродный брат.
Филипп произнес эти слова с сухим ожесточением, словно ни за что в жизни ему не было так стыдно, как за данный факт в своей биографии. Ирвелин поняла, что вступает на зыбкую почву семейной драмы, и потому свой следующий вопрос она задала с осторожностью:
– И почему вам кажется, что именно Нильс стоит за всем?
– Сейчас объясним, – продолжил Август, не обращая внимания на Филиппа, который поднялся и медленно заходил по комнате. – Благодаря Мире мы знаем, что в День Ола, в день, когда был похищен Белый аурум, Нильс находился в Мартовском дворце. Он прислуживал там официантом. Далее, мы знаем…
– Еще раз напомню вам, что во время кражи Белого аурума Нильс стоял рядом со мной, – вставила Мира.
– Правильно. Он мог обратиться к помощи сообщника, а сам следил за залом и гостями, чтобы все вышли на балконы и оставили галерею пустой.
– Стеклянный куб может открыть только материализатор, – откликнулась Ирвелин.
– И снова верно, – согласился Август, не пытаясь скрыть свое нетерпение. – Видимо, сообщник Нильса был материализатором. Я могу продолжать? – Он посмотрел на одну девушку, потом на вторую. Обе одновременно кивнули. – Пойдем по нашим событиям дальше. Кто-то проникает в квартиру Миры и прячет
