Повесть о граффах - Даша Клубук

– Именно! – возликовал Харш, как умел ликовать только он – с выпученными глазами и угрюмым голосом. – Нужно умудриться создать ключ из небытия без прототипа. А ключ от стеклянного куба отчеканен так, что воссоздать его может только материализатор с двадцать пятой степенью ипостаси.

– Но ведь это…

– Невозможно, верно. Однако за последние тринадцать лет граффы смогли открыть стеклянный куб дважды. Значит, существует и иной способ создать ключ, о котором мы не догадываемся.

– А если им все же удалось как-то добыть подлинник ключа…

– Исключено, Чват.

Юноша сделал короткую запись в блокнот.

– Получается, мы ищем материализатора?

– Именно его.

– А Ирвелин Баулин…

– Госпожа Ирвелин Баулин – отражатель. Но этот нюанс не мешает ей иметь сообщника.

– Правильно… кхм… правильно ли я понял вас, детектив: вы склоняетесь к версии, что Ирвелин Баулин и есть наш… наш сентябрьский вор?

Перед внутренним взором Харша вдруг всплыли строки из отчета тринадцатилетней давности: «Ни одному граффу-материализатору на протяжении долгих пяти столетий не удавалось воссоздать ключ, которого нет, и лишь Емельян Баулин, графф, рожденный в семье клекотских рыбаков, смог поставить доселе надежный способ защиты белого камня под сомнение». Вместе с тем он вспомнил нелюдимость его дочери и ее самонадеянный ответ на его главный вопрос: поступок своего отца Ирвелин Баулин не осуждала.

– Да, Чват, именно к этой версии я и склоняюсь, но пока в моей версии мало доказательств, – сказал Харш. – Я обращался к королевскому телепату, госпоже Фанку, которая сканировала гостей в День Ола. Как и все телепаты, она графф не из болтливых, однако я смог добиться от нее кое-какой информации.

– И что же она вам рассказала? – Чват в нетерпении заморгал.

– Ничего она мне не сказала, Чват, ты что, не слышал меня? – сквозь зубы рявкнул Харш, на этот раз не сдержавшись.

– Но вы только что…

– Я сказал, что смог добиться кое-какой информации. В словаре желтого плаща это два разных понятия!

Поблизости стоявшие граффы обернулись на шум. Ид Харш выдохнул и протер лоб платком, который всегда лежал в нагрудном кармане его шинели, и, жестом попросив у коллег прощения, продолжил:

– Услышав имя «Ирвелин Баулин», госпожа Фанку изменилась в лице – чуть побледнела и нахмурилась. Знаешь, что означает нахмуренный телепат?

– Я еще не успел поработать с телепатами…

– Это означает, что телепат узнала имя, и что-то в этом имени ей не понравилось. Записывай, Чват, записывай!

Малодушие Чвата раздражало Харша. И его вездесущий блокнот раздражал. И как капитан Миль мог допустить этого неопытного юнца на должность помощника именитого детектива столицы? В течение всей их беседы Харшу понадобилась вся его звериная воля, чтобы не нагрубить и не отойти от Чвата на другой конец галереи. Увы, служебный долг наполнял его башмаки цементом, не позволяя и шагу ступить от беспрерывной докучливости юнца.

– Ирвелин Баулин есть что скрывать, – выговорил Харш. – И я намерен доказать это и получить у капитана Миля разрешение на ее тотальное сканирование.

Чват кивнул, добавив в этот краткий жест весь спектр своей неуклюжести. Между тем к ним подошел один из старших офицеров и протянул Харшу длинный бланк:

– Процедура окончена, детектив. Прошу вас поставить подпись свидетеля в правом нижнем углу.

У стеклянного куба низкорослый графф-штурвал пожимал руки обступившим его желтым плащам. Среди них Харш заметил и медную стрижку Доди Парсо, и бакенбарды самого капитана.

– Ключ уже унесли на уничтожение? – подписав документ, поинтересовался Харш.

– Да, унесли, – подтвердил старший офицер, взял бланк и удалился к остальным свидетелям.

– Замечательно, – скорее себе, чем кому-либо другому, сказал Харш.

Первое дело было улажено – Белый аурум вновь был под замком. Осталось найти виновника его похищения, и Ид Харш знал, за кем из граффов ему предстоит установить наблюдение.

Глава 9

Семья Кроунроул

Каждое утро Люсия Флициа приходила в кофейню «Вилья-Марципана» ровно в семь. Никакие мирские хлопоты не могли изменить ее расписания – ни головная боль, ни приезд дальних родственников из Префьювурга, коих у Тетушки было меньше, чем задетых сединой волос на ее голове, ни тем более выходные, которые Тетушка Люсия еще в юности занесла в список бесполезных мероприятий. Кофейня ее матери – смысл жизни, ее оплот в этом мире, единственный настоящий дом, и ежедневное возвращение сюда в компании первых лучей солнца воспринималось женщиной-граффом как привычный ритуал.

Тетушка Люсия проявляла к кофейне заботу, подобно курице-наседке. Большую часть утренних приготовлений она исполняла исключительно своими силами. Этим утром она подняла деревянные жалюзи, впустив мягкий свет на облупленные стены, включила кофемашину на обогрев и опустила все стулья на их хлипкие ножки. Смахнув пыль с бочек, в которых томились старинные вина и крепкий граффеорский пунш, хозяйка достала из мойки чистые стаканы и аккуратно развесила их на металлические крючки над барной стойкой; следом она протерла витрину влажным полотенцем, а после проверила холодильник на предмет свободного места для свежего молока. Открыла кухню, включила печь; доставка муки, яиц и овощей приезжала не раньше семи, а повариха госпожа Лооза – не раньше второй четверти восьмого. Под грузом многолетнего опыта все движения Тетушки Люсии были стремительными и до крайней степени четкими. Она не тратила время на пустую ходьбу и следовала лишь одному-единственному правилу: если идти – то с целью, нет цели – не стоит и идти.

За окном начинали мелькать редкие граффы; кто-то останавливался, чтобы опустить в приветствии шляпу, кто-то пробегал в спешке, а кто-то еле волочил ноги, с грустью вспоминая свою укромную постель. Первый раз колокольчик прозвенел при появлении Клима, рыжего официанта и главного помощника Тетушки Люсии. Кивнув хозяйке, он молча направился в подсобное помещение за фартуком. Второй раз колокольчик оповестил о появлении госпожи Лоозы – тучной женщины с румяным лицом. Перекинувшись парой слов с Тетушкой Люсией, повариха скрылась в кухне.

Следующей побеспокоить колокольчик предстояло Ирвелин. Девушка вошла в «Вилья-Марципана» в половине восьмого, как они и условились накануне. К ней навстречу вышла Тетушка Люсия. Она сухо поздоровалась и сразу же пригласила девушку за рояль. Ирвелин повесила пальто на вешалку и прошла вглубь помещения. Пока она шла, Тетушка Люсия провожала ее взглядом со скупым предубеждением. Заметив это, Ирвелин постаралась сделать уверенный в себе вид, после чего дважды споткнулась о ножки стульев и еле удержалась, чтобы не упасть.

Скамья пианиста была мягкой. Присев, Ирвелин с благоговением осмотрела тихий инструмент и положила на пыльную крышку руки. «Здравствуй,