Приговор на брудершафт - Геннадий Геннадьевич Сорокин

Воронов с облегчением выдохнул и снова заснул.

Празднование Дня Победы в 1987 году проходило скромно, без размаха. К 11.00 колонна ветеранов подошла к памятнику воинам, павшим в годы Великой Отечественной войны. Под песню «День Победы» представители ветеранского движения Хабаровского края возложили венки и цветы. Невидимый диктор объявил минуту молчания. Взвод солдат комендатуры Хабаровского гарнизона дал трехкратный залп одиночными выстрелами. Распорядитель мероприятия объявил возложение венков оконченным. Ветераны постояли немного у памятника и разошлись. Все мероприятие, от начала движения колонны до трехкратного залпа, заняло не более двух часов. Никаких дополнительных мер по усилению охраны общественного порядка не потребовалось.

Для слушателей, привыкших участвовать во всех массовых мероприятиях, День Победы был обычным выходным днем. Единственное исключение: в столовой было праздничное меню. От повседневного оно отличалось закусками, подаваемыми на завтрак. Каждый слушатель получил по ломтику сыра и небольшой кусочек красной рыбы. Проживающие в городе слушатели по выходным в столовую не ходили. Причитающиеся им рыбу и сыр разобрали запасливые обитатели общежития.

После завтрака Рогов изложил свой план:

– Есть две подруги, учатся в Институте культуры на втором курсе. Одну зовут Алина, другую – Галя. Они живут в общежитии в комнате на четыре человека. Одна из девчонок у них вроде Золушки. Подруги скажут – уйдет ночевать в другую комнату. Еще одна лежит в больнице в гинекологии, ее до конца месяца в общежитии не будет. После ресторана я с Алиной уйду к ним в общагу, а ты приведешь Галю сюда.

– Почему не наоборот? – полюбопытствовал Воронов.

– У тебя кровать не скрипит, – пошутил приятель. – Короче, когда мы тебя ждали после дискотеки, всем любопытно стало, что я один с двумя девчонками в комнате делаю. Кто только ни зашел, какую только чепуху не попросил! Я наутро Свату говорю: «Какую соль ты спрашивал, когда у вас целая банка соли на подоконнике стоит?» Он ухмыляется: «Я подумал, может, тебе скучно с двумя чувихами, и ты меня пригласишь присоединиться?» Представь, какую свинью ты в прошлый раз подложил! Алине тот вечер не понравился, и она наотрез отказалась приходить к нам.

– Классно ты придумал! Тебе, значит, тихий райский уголок, а мне – школу?

– Ворон! Нам с Алиной только место надо. Я и так прикидывал, и так и решил: подругу Галину ты на себя возьмешь и нам руки развяжешь. Вернетесь вы в двенадцатом часу ночи, то-се, общага спать ляжет. Комната – твоя. Если уболтаешь, то все у вас будет правильно.

Воронов задумался, но не о предстоящем вечере. Он вспомнил теорию соседа по подъезду, 22-летнего парня, считавшего себя философом и провидцем.

«В СССР будет сексуальная революция! – убеждал доморощенный Аристотель. – В чем проблема современной молодежи? Негде уединиться. Но эта проблема временная! Чем больше жилья будет построено, тем больше освободится квартир для молодежи, и произойдет сексуальная революция».

Изменения в нравственном строе Советского Союза философу виделись так: все со всеми, лишь бы было желание. В качестве примера интересного будущего он приводил движение хиппи в США.

«В Америке у каждого молодого человека есть машина, – разъяснял он. – Легковой автомобиль, «Форд» или «Кадиллак» – это та же квартира, только на колесах. Отъехал на пустырь – и занимайся любовью. Но так было не всегда. Сексуальная революция в США произошла после появления рок-н-ролла. Тектонические изменения в музыкальном мире англо-саксонских стран повлекли за собой отмену строгой пуританской морали. Новая музыка стала символом борьбы за свободу молодежи. В богатых западных странах с местами для уединения проблем не было, табу и запреты перестали действовать, и началась сексуальная революция. У нас, в Советском Союзе, почва для сексуальной революции давно готова: архаичная мораль все больше и больше уходит в прошлое, рок-н-ролл даже первоклассники слушают, а с квартирами или автомобилями – проблема. Как только она будет устранена и появится свободное жилье, так тут же грянет великая сексуальная революция».

Теория о взаимосвязи половой распущенности, музыки и количества вводимого в строй жилья была спорная, но здравое зерно в ней было. Рок-н-ролл действительно перевернул западный мир и наполнил его новым содержанием.

Как-то на уроке английского Ирина Анатольевна, устав от бестолковых учеников, перешла на отвлеченные темы и вспомнила о Вудстокском фестивале рок-музыки. Воронов тут же решил проявить свою осведомленность во влиянии фестиваля на мировоззрение американской молодежи.

– Движение хиппи с него началось? – спросил он.

– Воронов, что в вашем понятии значит «хиппи»? – скептически спросила англичанка. – Длинные волосы, джинсы и марихуана?

– Сексуальная революция! – дерзко ответил просвещенный ученик. – Вот бы одним глазком взглянуть, как там все происходило.

– Воронов! Половое любопытство бежит впереди вас. Могу заверить: с вашим знанием английского вам на Вудстоке делать было бы нечего. Обкуренные, пьяные девицы, при всей их раскрепощенности, просто бы не поняли, что вы от них хотите.

Если бы Ирина Анатольевна вела любой другой предмет, кроме английского, она бы не рискнула так откровенно говорить о взаимоотношениях полов. Преподавание английского языка подразумевало разъяснение слушателям основ западного образа жизни, а там секс уже много лет как вышел из-под запрета.

На другом уроке, Воронов уже не помнил, по какому поводу, Ирина Анатольевна процитировала древнего философа: «Каким пышным кустом расцветает добродетель, когда исчерпываются возможности!»

…Рогов что-то объяснял приятелю, но Виктор не слушал его. Он вновь попытался «вставить» англичанку в события, связанные с изнасилованием Елены Дерябиной.

«Если англичанка с таким презрением отзывается о ханжеской морали, то куст ее добродетели еще не зацвел. Она бы, как раскаленный гвоздь в масло, вписалась в события в квартире Дерябиных, но ее присутствие отрицают уже два опрошенных мной участника тех событий. Нет сведений о ней и в письменных материалах дела. Предположим, она там была, но потом ее папа так всех запугал, что и Осокина, и Долматов даже упоминать о ней боятся. Единственный человек, который не побоится рассказать – это Буглеев. Как ни крути, придется с ним встретиться. Иначе загадка англичанки так и останется загадкой для меня на всю жизнь».

– Ворон! – повысил голос Рогов. – Тебя опять жернова затянули? Очнись, друг мой! Пошли к Свату, в карты поиграем. До вечера надо как-то убить время.

Ровно в 19.00 друзья были у ресторана «Вечерний». Девушки пришли с минимальным опозданием. Рогов тепло поприветствовал Алину, чмокнул в щеку, спросил, как дела, и только потом познакомил девушек с Вороновым. Виктора его будущая подруга разочаровала. Галина оказалась полненькой, коротко стриженной девушкой, злоупотребляющей косметикой. Тени на ее веках были такими яркими, что им позавидовала бы певица Аллегрова. Румяна на щеках были нанесены помадой темного цвета, а губы густо намазаны ярко-алой помадой. С расстояния двух метров лицо Галины напоминало африканскую маску, над которой потрудилась проказница-макака, забравшаяся в мастерскую художника. Алина была стройнее подруги, приятнее на вид и не такая размалеванная.

В фойе ресторана девушки скинули парням курточки и спустились в подвальное помещение, в дамскую комнату – переодеться, снять теплые колготки и надеть туфли. Как только они скрылись, Воронов высказал приятелю все, что он о нем думает.

– Ты кого мне подсунул? – со злостью спросил он. – Ты ее губы видел? Если я ее поцелую, то съем годовой лимит помады и получу пищевое отравление.

– Фигня! – отмахнулся от претензий Рогов. – Платочком губы протрешь и целуйся, сколько душа пожелает. Ворон, ты не вздумай мне