Собрание сочинений. Т. 1 - Саша Черный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПСКОВСКАЯ КОЛОТОВКА*
Завернувши рыбьи костиВ нежно-розовую ткань,Приплелась на елку в гости,Улыбаясь, как тарань.
Изогнула зад корытомК стрелке белого чулкаИ кокетливо копытомПодпустила всем жука.
И мгновенно так запахлоШипром, псом et cetera [25],Что на стенке вдруг зачахлоЭлектрическое бра…
Как колтун, торчали кудри,Шейка гнулась, как змея,—И паркет был бел от пудрыНа аршин вокруг нея!
Вмиг с апломбом плоской уткиНагло всем закрыла рты:Сплетни, вздор, тупые шутки,Водопады клеветы…
Предрассудок… Воспитанье…Почему никто не могЭто чучело бараньеВзять за хвост и об порог?!
Грубость? Дерзость? Оскорбленье?Но ведь этот женский гнусОскорбил и мозг, и зренье,Обонянье, слух и вкус…
Ржавый стих мой злее шилаИ исполнен озорства:Ведь она мне отравилаМилый вечер Рождества!
Ведь Господь, хотя бы в праздник,Мог столкнуть меня с другой…Эх ты, жизнь, скупой лабазник,Хам угрюмый и нагой!
<<1916–1918?>> <1922>ЛИРИЧЕСКИЕ САТИРЫ*
ПОД СУРДИНКУ*
Хочу отдохнуть от сатиры…У лиры моейЕсть тихо-дрожащие, легкие звуки.Усталые руки На умные струны кладу,Пою и в такт головою киваю…
Хочу быть незлобным ягненком,Ребенком,Которого взрослые люди дразнили и злили, —А жизнь за чьи-то чужие грехиЛишила третьего блюда.
Васильевский остров прекрасен,Как жаба в манжетах.Отсюда, с балконца,Омытый потоками солнца,Он весел, и грязен, и ясен,Как старый маркер.
Над ним углубленная просиньЗовет, и поет, и дрожит…Задумчиво осень,Последние листья желтит.Срывает.Бросает под ноги людей на панель —А в сердце не молкнет свирель:Весна опять возвратится!
О зимняя спячка медведя,Сосущего пальчики лап!Твой девственный храпЖеланней лобзаний прекраснейшей леди.Как молью, изъеден я сплином…Посыпьте меня нафталином.Сложите в сундук и поставьте меня на чердак,Пока не наступит весна.
<1909>У МОРЯ*
Облаков жемчужный поясокПолукругом вьется над заливом.На горячий палевый песокМы легли в томлении ленивом.
Голый доктор, толстый и большой,Подставляет солнцу бок и спину.Принимаю вспыхнувшей душойДаже эту дикую картину.
Мы наги, как дети-дикари,Дикари, но в самом лучшем смысле.Подымайся, солнце, и гори,Растопляй кочующие мысли!
По морскому хрену, возле глаз,Лезет желтенькая божия коровка.Наблюдаю трудный перелазИ невольно восхищаюсь: ловко!
В небе тают белые клочки.Покраснела грудь от ласки солнца.Голый доктор смотрит сквозь очки.И в очках смеются два червонца.
— Доктор, друг! А не забросить намИ белье, и платье в сине море?Будем спины подставлять лучамИ дремать, как галки на заборе…
Доктор, друг… мне кажется, что яНикогда не нашивал одежды!Но коварный доктор — о змея —Разбивает все мои надежды:
— Фантазер! Уже в закатный часБудет холодно, и ветрено, и сыро.И при том фигуришки у нас:Вы — комар, а я — бочонок жира.
Но всего важнее, мой поэт,Что меня и вас посадят в каталажку.Я кивнул задумчиво в ответИ пошел напяливать рубашку.
<1909>ЭКЗАМЕН*
Из всех билетов вызубрив четыре,Со скомканной программою в руке,Неся в душе раскаяния гири,Я мрачно шел с учебником к реке.
Там у реки блондинка гимназисткаМои билеты выслушать должна.Ах, провалюсь! Ах, будет злая чистка!Но ведь отчасти и ее вина…
Зачем о ней я должен думать вечно?Зачем она близка мне каждый миг?Ведь это, наконец, бесчеловечно!Конечно, мне не до проклятых книг.
Ей хорошо: по всем — двенадцать баллов,А у меня лишь по закону пять.Ах, только гимназистки без скандаловЛюбовь с наукой могут совмещать!
Пришел. Навстречу грозный голос Любы:«Когда Лойола орден основал?»А я в ответ ее жестоко в губы,Жестоко в губы вдруг поцеловал.
«Не сметь! Нахал! Что сделал для наукиДекарт, Бэкон, Паскаль и Галилей?»А я в ответ ее смешные рукиРасцеловал от пальцев до локтей.
«Кого освободил Пипин Короткий?Ну, что ж? Молчишь! Не знаешь ни аза?»А я в ответ почтительно и кроткоПоцеловал лучистые глаза.
Так два часа экзамен продолжался.Я получил ужаснейший разнос!Но, расставаясь с ней, не удержалсяИ вновь поцеловал ее взасос.………………………………………Я на экзамене дрожал, как в лихорадке,И вытащил… второй билет! Спасен!Как я рубил! Спокойно, четко, гладко…Иван Кузьмич был страшно поражен.
Бегом с истории, ликующий и чванный,Летел мою любовь благодарить…В душе горел восторг благоуханный.Могу ли я экзамены хулить?
<1910>ИЗ ФИНЛЯНДИИ*
Я удрал из столицы на несколько днейВ царство сосен, озер и камней.
На площадке вагона два раза видал,Как студент свою даму лобзал.
Эта старая сцена сказала мне вмигБольше ста современнейших книг.
А в вагоне — соседка и мой vis-á-visОбъяснялись тихонько в любви.
Чтоб свое одинокое сердце отвлечь,Из портпледа я вытащил «Речь».
Вверх ногами я эту газету держал:Там в углу юнкер барышню жал!
Был на Иматре. — Так надо. Видел глупый водопад. Постоял у водопада И, озлясь, пошел назад.
Мне сказала в пляске шумной Сумасшедшая вода: «Если ты больной, но умный — Прыгай, миленький, сюда!»
Извините. Очень надо… Я приехал отдохнуть. А за мной из водопада Донеслось: «Когда-нибудь!»
Забыл на вокзале пенсне, сломал отельную лыжу.Купил финский нож — и вчера потерял.Брожу у лесов и вдвойне опять ненавижуТого, кто мое легковерие грубо украл.
Я в городе жаждал лесов, озер и покоя.Но в лесах снега глубоки, а галоши мелки.В отеле все те же комнаты, слуги, жаркое,И в окнах финского неба слепые белки.
Конечно, прекрасно молчание финнов и финок,И сосен, и финских лошадок, и неба, и скал,Но в городе я намолчался по горло, как инок,И здесь я бури и вольного ветра искал…
Над нетронутым компотом Я грущу за табль д’отом: Все разъехались давно.
Что мне делать — я не знаю. Сплю, читаю, ем, гуляю — Здесь — иль город: все равно.
<1909>ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ*
