Из мухи получится слон - Дарья Калинина

Гражданин, потрясая жирными щечками, шел по пятам за Амелиным. Наташа молча бросилась следом, а мне не оставалось ничего другого, как последовать за всеми. Не останусь же я одна на перроне только из-за того, что поведение моей подруги немного странно. По ходу дела я безуспешно пыталась выяснить у Наташи, чем же ей так сильно приглянулся толстячок.

— Поверь, я знаю, что делаю, — только и сказала в ответ Наташа.

И это было единственное, что мне удалось из нее выцедить. В поезд мы сели в последнюю секунду и в следующем порядке. В первом вагоне расположилась преступная команда, в третьем — пухлый гражданин, причем Наташа наотрез отказалась сесть с ним в один вагон, и поэтому нам достался второй вагон, если считать от головы поезда.

В вагоне ей деваться от меня было некуда (мы ехали между преступной шайкой и толстяком, а никому из них попадаться на глаза Наташа не хотела), и я насела на нее всерьез, потребовав членораздельного объяснения, почему это она разволновалась, когда увидела толстяка. После этого я приготовилась к тому, что она скоро расколется. После многих увиливаний Наташа призналась, что встречала его всего два раза в жизни. Но каждый раз при самых драматических обстоятельствах. Первая их встреча состоялась в отделении милиции, куда Наташу доставили после очередного ее неудавшегося теракта. Отпустили ее оттуда не скоро, потому что из милиции вообще отпускают крайне неохотно. Видимо, полагая, что если уж вы попали к ним в руки, то следует вас хорошенько допросить. А вдруг случайно вы ляпнете что-нибудь интересующее милицию.

Таким образом в ее распоряжении оказалась прорва времени, которое надо было чем-то занять. И, как любая женщина, она принялась глазеть по сторонам. Именно там и обратила внимание на занятную шарообразную личность. Она вела себя по-хозяйски, хотя и не была в форме с погонами, позволяющими установить звание, которым могла быть облечена личность. Толстяк здорово распек за какое-то упущение молоденького милиционера, и тот, не посмевший ничего возразить в ответ толстяку, за свое унижение отыгрался на Наташе.

Во время второй встречи, случившейся по милости Руслана — мужа Наташи, все было еще хуже. Руслан где-то задерживался, и Наташа, ждавшая его в вестибюле Мюзик-холла, была просто вынуждена чем-то убить время и развлекала себя, как умела.

Она заметила живописную группу голубоватых артистов и с интересом принялась изучать их внешний облик. Один из них отличался по своим объемистым габаритам от остальных, а его силуэту была присуща удивительная мягкость линий и очаровательная неуклюжесть. Она выбрала обладателя этого силуэта в качестве предмета для наблюдения. Если одежда остальных была специально подобрана так, чтобы привлекать к себе взгляд, то Кашалот, так окрестила она своего подопечного, не допустил даже налета экстравагантности в одежде или прическе и тем не менее казался в этой пестрой компании в доску своим.

Муж Наташи не торопился к своей супруге, и у нее было достаточно времени, чтобы в деталях разглядеть толстяка и вспомнить, где именно ей пришлось с ним столкнуться. И наконец вспомнила, где она видела эту круглую фигуру и лицо. И стала вспоминать, что тогда сказали ей в милиции и каков был размер наложенного на нее штрафа.

Воспоминания пришлось отложить из-за появившегося мужа, который примчался сломя голову с работы. Супружеская пара рука об руку чинно направилась к контролю, где выяснилось, что билеты и зарплату за последние две недели муж потерял в том самом автобусе, на котором мчался к жене.

— В Мюзик-холл мы в тот вечер не попали, и вообще вечер был безнадежно испорчен, — грустно закончила свою повесть Наташа и заключила: — Теперь ты понимаешь, что мне противопоказано встречаться с этим типом, а если уж получилось встретиться, то хотя бы не стоит приближаться к нему близко. Его присутствие предвещает все грозы, цунами и землетрясения на мою голову.

— Мистика! — сказала я и задумалась.

Вмешательство рокового для Наташи толстяка запутало меня окончательно. Теперь я даже боялась что-либо предполагать или строить планы, ожидая в любую секунду грома среди ясного неба. Но постаралась уточнить существенные детали тлетворного влияния толстых людей на Наташу:

— Значит, если бандитам придет в голову перебраться в этот вагон, то ты откажешься перебраться в вагон к толстяку?

— Ой, не пугай меня и не нагнетай обстановку, — взмолилась Наташа. — Только бы им не пришло такое в голову. Если они появятся здесь, то мне, конечно, придется податься в соседи к толстяку, и тогда меня ждут новые неприятности.

После наших многочасовых мытарств я не была расположена сочувствовать ей по таким мелочам и раздраженно заметила:

— Не сходи с ума. В том толстяке не больше зловещего, чем, скажем, в ручке от чайника. Забудь о нем. Ведь если ты уронишь чайник, потому что сломалась ручка, и ошпаришься, то винить ты можешь только саму себя, а не бедный предмет. Толстяк абсолютно не виноват, что твой муж — растяпа и потерял бумажник, а сама ты неуравновешенная особа, из-за чего попадаешь в переделки. И к твоей тяге вмешиваться в чужую жизнь толстяк не причастен. У тебя всегда бывали неприятности из-за твоих выходок, а не только тогда, когда рядом ошиваются граждане с избыточным весом.

Я так убедительно говорила, что сама себя смогла уверить в безвредности толстяка. И потому ехала с относительно спокойным сердцем. За окнами вагона была уже глухая ночь. В кромешной тьме мелькали лишь одинокие фонари, освещавшие ничтожно малую площадь. И иногда для разнообразия перед глазами проносились станции и платформы. Поезд шел без остановок, и необходимости высматривать на платформах нашу четверку не возникало.

Я расслабилась и, предложив Наташе самой приглядывать за дверью, погрузилась в сладкую дремоту. Только смежила веки и увидела первый сон, как поезд заскрипел всеми своими частями и железяками и решительно начал замедлять ход. Впереди вырисовывалась хорошо освещенная платформа со множеством огней за ней.

— Удельная, — сообщила мне Наташа, прочтя вывеску.

Не стоит и говорить о том, что наша бравая четверка вышла именно здесь, а не поехала до Финляндского вокзала, чем Наташа осталась недовольна.

— Не могли доехать до Финбана, — надулась она. — Какое коварство с их стороны. Ведь мы хотели ждать их на Финляндском. Хороши бы мы были, если б караулили их там. Прождали бы их час, два, четыре, замерзли, переволновались, а они вышли б на Удельной и в ус не дули. Какой эгоизм!

— Не думаю, что они разделяют наши тревоги. Скорее всего они вышли здесь лишь для того, чтобы избежать незапланированной встречи с нами и возможной слежки или просто потому, что им удобнее сесть на метро «Удельная», а не на Площади Ленина.

Я оказалась права. Все четверо припустили бешеным аллюром, чем вконец обозлили меня и Наташу. Мало того, они вдобавок еще и разбежались в разные стороны поодиночке так стремительно, что на обсуждение, кто за кем побежит, у нас с Наташей времени не хватило. И как-то так получилось, что мне достался Амелин, а кто Наташе, я не заметила. Надеюсь, кто-нибудь менее проворный, чем доставшийся мне Амелин.

Такого верткого типа я в жизни не встречала. Он умудрялся протискиваться в почти незаметные свободные пространства между пешеходами и автомобилями. Нырял чуть ли не под колеса автобусов и перепрыгивал через невысокие ограды и перила. Я вконец измучилась и запыхалась, стараясь не отстать от заданного им темпа. При этом должна была соблюдать хоть какую-то конспирацию, потому что этот мерзавец взял себе за правило оглядываться назад через каждые 20–30 шагов.

Погоню за Амелиным приятной прогулкой я не назвала бы, но на улице было еще туда-сюда. А когда мы спустились в метро, Амелин взял прямо-таки убийственный темп.

Я не могу пожаловаться на свою физическую форму. По утрам делаю гимнастику, играю в теннис, иногда бегаю по вечерам, но сейчас я находилась на пределе своих сил. Ноги у Амелина были раза в два длиннее моих, и там, где он делал два шага, я была должна сделать три-четыре. В довершение ко всему в метро было чудовищно светло.

Спускаясь на всех парах по эскалатору и рискуя на каждом шагу сломать себе шею, я просто чудом углядела, как Амелин встал к поручню эскалатора, заняв ранее пустующее место, и оглядывается назад, высматривая погоню. Думает, что такой хитрый, что сможет меня обмануть, но не тут-то было. Решительно наплевав на все правила поведения на эскалаторе и на то, что обо мне могут подумать окружающие, я согнулась в три погибели и продолжала спускаться в таком положении. Через четыре ступеньки сердобольные граждане уступили мне место у поручня, и я плюхнулась на ступеньку, благословляя посланную мне передышку. Высовываться не осмеливалась и только тихо надеялась, что Амелин тоже выдохся.