Свечка. Том 1 - Валерий Залотуха

– Что ты имеешь в виду?

– Булки с изюмом, – сказала Женька и пошла в ванную.

Правильно! Булки с изюмом! Мое отношение к булкам с изюмом Женька называет бзиком, однако никакой это не бзик! Это, если угодно, – позиция, как с теми же шампиньонами. Никто и никогда не заставит меня считать шампиньоны грибами! Так же и тут… Изюм, да – люблю, и против булок ничего не имею, но – по отдельности! Потому что изюм в булке – это уже не изюм, а что-то склизкое и совершенно не сладкое, и соответственно булка, в которой внутри изюм, это не булка, а вообще чёрт знает что! И чтобы я это ел? Один раз в детстве попробовал, и мне хватило на всю жизнь. Нельзя соединять несоединимое, вот что я хочу сказать, в этом моя принципиальная позиция и заключается! На том и стою… Постой, но это что же, ты жалуешься? Бандиту жалуешься? – Нет, я просто общаюсь…

Я: А потом что?

Он: Что – потом?

Я: Вылечилась? Ваша жена вылечилась?

Он: Нет, умерла.

От фарингита? Не может быть…

Я: Извините.

Он: Ничего.

Но неужели действительно от фарингита? Спросить? Нет, нельзя, неудобно…

Он: Машиной задавило.

Машиной… Бедняжка… Как-то он это сказал… Но имею ли я право ему сочувствовать? Нет, я бы, конечно, посочувствовал! Если бы был уверен, что это правда. Но даже если это и правда, то наверняка один ты не остался, такие, как ты, одни не остаются. Жену жалко, а тебя нет. А рожа мерзкая… Особенно не нравится мне эта так называемая трехдневная щетина – современный признак мужественности. Женьке нравится. И Алиске тоже. (А Даше – нет!) На самом деле они второй подбородок таким образом скрывают! «Мужчина должен бриться каждый день». Мама сказала это, когда я перешел в девятый класс, и я разбил свою свинку-копилку и за пять рублей купил первую в своей жизни электробритву. «Нева». Не «Нева», а Т-34… Как будто гусеницами танка по лицу… (Единственное, чего мне здесь пока не хватает, это моей старушки «Агидели».) А его очки в золотой оправе, сидящие на кончике носа, меня просто умиляют. Ну прямо профессор. «Кислых щей». Да не щей, Алиска, а тюремной жизни!

Он: Как там погодка… на воле?

«На воле»… На воле, браток, хорошо, на воле – малина!

Я: Да мерзкая погодка. Снег с дождем.

Он: Ну, тогда тут лучше.

Смеется. Тоже на самообслуживании, как Неписигин. Как все-таки много общего между представителями правоохранительных органов и преступного мира!

Я: Во всяком случае – теплее.

Он: Топят хорошо.

Я: Хорошо топят?

Он: Топят хорошо.

Я: А кормят?

Он: А кормят хреново.

Я: Хреново?

Он: Хреново.

А собственно, почему я тебя боюсь? Что ты мне можешь сделать? Здесь… Оружия-то у тебя нет. Да если бы не тапочки, я бы и не подумал! («Настоящий шпион не должен быть похож на шпиона». Кто сказал? – Не знаю. – «Настоящий бандит не должен быть похож на бандита». Кто сказал? – Опять ты!) В «Молодежнике» так и было написано: «известная интеллигентность». С ума сойти – интеллигентный бандит! МОТЯ! Но надо же, какое совпадение, прочитал, и вот он – Мотя! Утром в газете, вечером, ха-ха, в камере…

– Курите? – он.

Я: Нет, не курю.

Он: И не курили?

Я: Практически нет.

Он: А теоретически? – Смеется. Неужели смешно…

Я: Я учился в школе, где преподавала моя мама.

Он: Понятно. Вы любили свою маму?

– Я и сейчас ее люблю.

Он: Ваша мама жива?

Я: Да, жива… Конечно жива! – Моя мама…

Он: А моя умерла.

Все-то у тебя умерли, бедняжка. Скорбь людоеда – скушал всех своих родственников и сидит, плачет: «Ах, я сиротинушка!» (А на самом деле – голодный.) Ждешь, что посочувствую? Не дождешься! Мотя… Хотя маму, конечно, жалко… Мама – это мама…

Он: А потом так и не начали?

Я: Что?

Он: Курить?

Да что он привязался с этим курением?

Я: Нет. Даже в армии.

Он: Вы служили? – удивляется.

Почему-то все удивляются. Да, служил! Как говорится, отдал Родине долг. Хотя не помню, чтобы что-то у нее одалживал. Это уже Герины слова. И еще по этому поводу, из Геры: «Лучше две недели в психушке, чем два года в казарме». А вот тут я с ним категорически не согласен! Конечно, решающую роль сыграла мама. Когда я получил из военкомата повестку, она сказала: «Мужчинами не рождаются, а становятся». Не знаю, стал ли я там мужчиной, это уж, как говорится, не мне судить, но те два года не считаю безвозвратно потерянными и вспоминаю о них с теплотой.

Я: Служил.

– Только не говори, что в спецназе! – И не собираюсь!

Он: В каких войсках?

Я: В железнодорожных. За два года стрелял два раза.

Он (смеется): А, ну понятно…

Интересно, что ему понятно? Что он знает о железнодорожных войсках? Там, между прочим, даже бронепоезда были. А я, между прочим, БАМ строил, восточный участок! Спроси – расскажу, как с одного удара вогнать в шпалу костыль.

Он: А я трубку курю.

Ах, вон оно что! Это ты так плавно подводил. Мол, вот какой я интеллигентный. Только это меня не убеждает! Я заметил: трубку в наше время курят люди ущербные, у кого как раз интеллигентности не хватает. Как, например, наш спикер бывший, как его… чеченец этот… как его… Хасбулатов… Тоже «известной интеллигентностью» обладал…

Он: Не успел с собой захватить, забыл.

Что? Трубку? Зато тапочки не забыл. Но надо как-то на это сообщение прореагировать, кивнуть, может? Киваю.

Он: Вы сегодняшние газеты не читали?

Я: Только «СтоМ».

Он: «СтоМ»?

Я: «Столичный молодежник».

Он (удивленно): Вы читаете эту газету?

Я: Изредка. От случая к случаю.

Он: Я «Ежедневный бизнесмен» читаю. И еще «Демократический наблюдатель».

Подумаешь – доблесть. Я тоже их читаю. Но неужели правда читает?

Он (усмехается): А-а… Ну и что там пишут? В «СтоМе»?

А бандиты наши, оказывается, еще и тщеславны! Жадность, жестокость, глупость… И к этому еще и тщеславие. Впрочем, тщеславие всегда там, где глупость. А как он это спросил, а? Как бы между прочим! Артист! Плохой…

Я: Да разное пишут. У одной бабы в ухе завелся трехметровый червяк. – Что за развязный тон, приятель? Почему – баба, а не женщина?

Он: Какой ужас. Откуда он там взялся?

Я: Из Таиланда привезла.

Он: Оттуда еще не то можно привезти. – Смеется.

Я: Это точно!

И я смеюсь? Смеюсь? А что, нельзя?

Он: Были в Таиланде конечно?

Я: Ну конечно был.

Ты что, сбрендил? – А что? Гера же был! Не один раз! А ты что, совсем уже Гера? – Какая столица в этом чертовом Таиланде? – Идиот, убить мало…

Он: Сказочная страна, сказочная…

Я: Да-а… – Туда только бандиты и ездят. Оттягиваться…

Надо срочно менять тему! Как, кстати, его зовут? – Мотя. – Да не кличка, а имя, которое он назвал, когда мы знакомились. Я – Гера, а он… Борис? Нет, это бы я запомнил, по аналогии с Ельциным запомнил бы, а тут никаких аналогий не возникло.

Он: А еще что пишут?

Вот спасибо, браток, подсобил, выручил! Но, извини, заметку про тебя я пересказывать не стану. Технология введения паяльника в задний проход меня как-то не греет. Однако какой тщеславный! Это у Гоголя герой был или у Чехова? Газетной заметкой про себя все восхищался. Кучер Селифан? Или все-таки у Чехова? Но что же еще там пишут? А, вот! Сокрушилинская загадка.

Я: Пишут… Теперь в московских школах на экзаменах учитель может потребовать у школьника знание библейских заповедей. – Зачем я это ему говорю. Разве ему это интересно?

Он: Что вы говорите! – От удивления он даже привстает.

Я: Действительно.

Он: Потрясающе!

Потрясающе, конечно, но не настолько. Почему бандит этот так разволновался? Да что же это все значит? Не понимаю!

Он: Две беды у нас в России – дураки и плохие дороги.

Это кто сказал? Гоголь или Салтыков-Щедрин? По-моему, все-таки Гоголь. Но у него дороги расползаются, как раки… А дураки? Что у нас делают дураки?

Он: Вы помните, как Руцкой в церкви со свечкой стоял? По телевизору показывали.

Я: Помню конечно.

Он: А про то, что он губернатором Курской области стал, конечно, знаете?

Я: Знаю конечно.

Он: А про то, что он там в школах ввел обязательный предмет – Закон Божий, слышали?

Я: Нет, не слышал.

Он: Ввел! С прошлого года начали изучать. Как вам это нравится?

Мне вообще Руцкой не нравится. То есть сначала нравился, а потом – нет, после известных событий. Женька, та вообще была в него влюблена, тогда все женщины были в него влюблены… «Взлетели с рулежки», – повторяя эти его слова, Женька закатывала глаза и стонала… Это в девяносто первом… А в девяносто третьем он Москву призывал бомбить… А теперь, значит, Закон Божий в обязательном порядке…