Чёрно-белый человек (СИ) - Сергеев Ефим

Ефим Сергеев

ЧЁРНО-БЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

— Так кто ж ты, наконец?

— Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Говорят, что когда-то человек с сатиром решили жить в дружбе. Когда пришла зима и стало холодно, человек стал дышать себе на руки, поднося их к губам. Спросил его сатир, зачем он это делает, и тот ответил, что так он согревает руки в стужу. Спустя некоторое время они сели обедать. Еда была очень горячей, и стал человек брать её понемногу, подносить к губам и дуть. Снова спросил сатир, что он делает? На этот раз человек ответил, что так он охлаждает пищу. Сказал тогда сатир: «Нет, приятель, не быть нам с тобой друзьями, если у тебя из одних и тех же губ идет и тепло, и холод».

Однажды три брата увидели Счастье, сидящее в яме. Один из братьев подошел к яме и попросил у Счастья денег. Счастье одарило его деньгами, и он убежал вприпрыжку. Подошел другой брат к яме и попросил для себя красавицу жену. Тут же получил её, и они сразу ушли, нежно обнявшись. Когда подошел третий брат, Счастье у него спросило:

— Что нужно тебе?

— А тебе? — вместо ответа спросил последний из братьев.

— Вытащи меня отсюда, — попросило Счастье.

Он протянул руку, вытащил Счастье из ямы, повернулся и пошел прочь.

А Счастье пошло за ним следом.

Если тебя обидели, не давай волю гневу. Просто глубоко вдохни, потом выдохни и слушай своё сердце. Стреляй между двумя ударами.

ГЛАВА 1

16 марта 2019 года в Москве с самого утра лил дождь, а после полудня резко стало подмораживать. И город встал, замер, покрывшись ледяной коркой.

Виктор Руденко, умный, красивый, в меру упитанный мужчина (дюжину килограмм он легко бы мог сбросить без риска быть причисленным к худощавым людям), в полном расцвете сил, как говорил великий Карлсон (то есть «слегка» за тридцать), обедал дома. В одиночестве, поскольку уже почти полгода как развелся. Доев, он открыл Яндекс-навигатор, с тоской посмотрел на ярко-красную десятку, обозначавшую, как всем известно, полный трындец на дорогах и с грустью подумал, что выезжать на работу придется на час, а то и на полтора раньше. На машине до Мосфильма ему было езды минут двадцать, а вот на метро придется ехать с пересадкой, да еще до и от метро черт-те сколько по такой дороге тащиться придется. Уже выходя из дома Виктор вдруг вспомнил, что вчера купил своей нежно любимой племяннице Машеньке очередной набор цветного песка, рисовать которым она просто обожала, не обращая никакого внимания на жалобы, а то и явные протесты бабушки и деда, с которыми она жила, по поводу периодически устраиваемого в квартире подобия песчаного пляжа. Прихватив с собой клеящий карандаш, по пакетику белого и черного песка (решив, что завтра же восполнит недостачу), он вышел на улицу, натер подошвы клеем, потоптался по аккуратно высыпанному на землю чёрно-белому песочку и смело направился к метро. Глядя по сторонам на еле передвигающихся людей, и нахваливая себя за находчивость и предусмотрительность, Виктор чуть не врезался во впереди идущего человека. Причем ещё секунду назад он был уверен, что перед ним метров на двадцать впереди никого не было.

Когда они почти поравнялись, мужчина вдруг нелепо взмахнул руками, поскользнувшись, и стал заваливаться назад. Руденко ничего не оставалось, как подхватить его и вернуть в вертикальное положение.

— Ох, спасибо! Спасибо преогромнейшее! Нехорошо я поскользнулся, нехорошо. Просто синяками точно не отделался бы, — сочным низким баритоном с чуть заметным акцентом поблагодарил незнакомец.

— Ну, ничего страшного, к счастью, не произошло, — ответил нежданный спаситель, с интересом разглядывая спасенного.

Одет тот был действительно интересно. Черный длинный пуховик в узкими белыми полосками на рукавах и по подолу, черные джинсы с прострочкой белыми нитками, завязанный поверх пуховика шарф в черную и белую клетку и такая же шапка. Перчатки тоже были чёрно-белыми: черные на ладонях и белые на тыльной стороне. Даже чёрные ботинки были с белыми шнурками. Виктор перевёл взгляд на лицо незнакомца и к интересу добавилась немалая толика удивления. А когда тот улыбнулся, к удивлению вдруг добавились нотки смущения или, скорее, беспокойства. Уж очень он был похож на ожившего литературного персонажа. Немного моложе пятидесяти, тщательно выбрит. Разного цвета глаза и густые черные брови, одна — едва заметно выше другой. Нет, коронок не было. Зато были твинклы, которые скорее можно было увидеть у представителей поколения тинейджеров, чем у человека этого возраста. Выполнены эти зубные украшения были в виде каких-то символов, напоминающих сломанный крест и да, справа было золото, а слева — платина.

— Нет-нет, я, конечно же, не Воланд, — усмехнулся незнакомец, глядя на широко раскрытые глаза и приоткрытый рот Виктора, — хотя меня иногда забавляет такая реакция людей, впервые меня встречающих.

— Э-э-э, да я, собственно…  — промямлил Руденко и смущенно отвел взгляд.

— Не тушуйтесь, юноша.

Назвать Виктора юношей уже лет пять можно было только с о-очень большой натяжкой, но возражать он, естественно, не стал.

— Не хотите ли отметить моё чудесное спасение от неизбежных переломов. Тут совсем рядом есть неплохой бар. Я угощаю, конечно же!

Запас времени у Виктора был, но, поколебавшись, он отказался:

— Спасибо… . но нет. Сегодня важный день на работе, мне надо быть обязательно.

— О! Очень похвальная способность контролировать свои желания, — уважительно покивал головой чёрно-белый человек, — большая редкость по нынешним временам.

— Ну, желание-то только с одной стороны, с другой — necessitas trivialis, — блеснул знанием латыни Виктор.

— Это ещё бо́льшая редкость — понимать разницу между желанием и необходимостью. Или, — долгом, а если точнее, между низшей и высшей формой желания, — незнакомец даже обозначил поклон.

— Да какая там редкость, обычная жизнь…  — Виктор отмахнулся, пропустив последние слова мимо ушей и, переступив с ноги на ногу, добавил, — ну, я пойду, пожалуй.

— Подождите! Может быть у Вас есть всё-таки какое-нибудь желание, а я попробую выступить в роли джинна?

— Спасибо, но…  моё желание слишком долго описывать, чтобы вот так на ходу оно могло бы исполниться.

— Надеюсь, это не что-то типа мира во всем мире? — усмехнулся незнакомец.

— Нет, это…  очень личное, — молодой человек хотел что-то добавить, но передумал, чуть смутившись от своей возможной откровенности.

— Тогда я просто пожелаю Вам, чтобы Ваши желания исполнялись достаточно часто, а уж какие из них — сами разберетесь, что достойно исполнения, а что нет.

Виктор кивнул, поблагодарил и отправился дальше к метро. Через пару десятков шагов он оглянулся и с удивлением увидел, что этот странный чёрно-белый человек движется в сторону, противоположную начальной, причем довольно быстро, словно под ногами у него не ледяная корка, а чистый сухой асфальт. «Наверно часть моего песка к его ботинкам прилипла, пока мы на месте топтались», — успокоил он себя и вошел в вестибюль станции метро.

В студию на Мосфильме Виктор пришел даже раньше, чем планировал, но все равно сразу занялся привычным делом: проверкой камер, софитов, микрофонов и всякой мелочёвки, необходимой для работы. Он был видеооператором. Хорошим. И не просто хорошим, а, можно сказать, уникальным. Камера в его руках всегда как бы сама собой выбирала наилучший ракурс, а пальцы тоже вроде бы сами по себе подбирали в настройках оптимальные условия съёмки. С компьютерной графикой и монтажом он тоже был на «ты». Некоторые даже называли его операторским Ме́сси. На что он обычно отшучивался: «Ну какой из меня Ме́сси? Я и по мячу-то не всегда попасть могу. Зовите просто — Месси́р.»