Снова в школу (ЛП) - Чейз Эмма

Если это не сработает, я готов предложить своему младшему брату тысячу долларов, чтобы он посидел с ними всю ночь.

Миссис Карпентер машет рукой.

— Мы будем в порядке. Вы, дети, слишком много волнуетесь. Идите развлекайтесь, приведи ее завтра домой к обеду.

Как раз в тот момент, когда я подумал, что эта ночь не может стать лучше — она отправляет меня своими словами на седьмое небо от счастья.

— Я могу это сделать, — киваю я.

Вот тогда маленькие ублюдки, которых я тренирую, решают вылить мне на спину кулер с "Гаторейдом". Это холодно, как будто тысяча сосулек пронзают мой позвоночник одновременно, и у меня есть ощущение того, что чувствовал Цезарь, когда его выгнал Сенат. Но, я отношусь к этому как мужчина. Я провожу влажной рукой по волосам и слизываю немного жидкости с верхней губы.

Я указываю большим пальцем за плечо, удерживая пристальный взгляд Кэлли.

— Я должен пойти заняться футболом, — она смеется, кивая. — Заберу тебя через некоторое время.

И она машет рукой, улыбаясь. Такая красивая, что на нее почти больно смотреть.

— Буду ждать.

Глава четырнадцатая

Кэлли

Еще в старшей школе, после хороших футбольных матчей — Гарретт всегда был… ну… перевозбужден. Он был подростком, поэтому возбуждение было в значительной степени настройкой по умолчанию, но после крупной победы он становился более горячим, голодным, агрессивным. Я практически чувствовала запах тестостерона на его коже, что возбуждало уже меня. Помню, когда мы появлялись на вечеринке, он всегда держал меня рядом, всегда прикасался ко мне… Его рука в моей, его большой палец гладит мою ладонь, обнимает меня за плечо, потирает мою спину. Если мне приходилось отойти от него, его глаза следили за мной по комнате поверх края его стаканчика с пивом, как будто я была единственным человеком, который имел значение. Как будто я была сердцем, центром всего его мира.

Мы никогда не оставались на вечеринках надолго.

То же знакомое предвкушение наполняет меня сейчас, пока я жду на крыльце родителей, когда Гарретт заберет меня. Я расхаживаю взад-вперед, тереблю вязаную шапочку на голове и играю с молнией на пальто. Мои мышцы напряжены от возбуждения так сильно, что я чувствую себя резинкой, готовой порваться.

Я все еще не знаю, к чему это приведет с Гарреттом, и это меня немного пугает. Потому что Гарретт Дэниелс вернулся в мою жизнь так, как я никогда не ожидала, прокладывая свой путь вокруг моего сердца. И это похоже на трагедию — как Ромео и Джульетта — мы уже знаем, чем это закончится. Прощанием. У нас обоих есть эти замечательные, потрясающие, отдельные жизни — далеко-далеко друг от друга. У нас есть карьера, друзья, дома, и никто из нас не собирается переворачивать все с ног на голову. Знаю, что веду себя безрассудно — глупо — я выхожу на этот трамплин для прыжков в воду, собираясь прыгнуть в самую глубину боли и душевных страданий. Но постоянно растущей части меня просто все равно — и это пугает меня еще больше. Эта часть возьмет то, что она сможет получить, так долго, как сможет, и будь проклята душевная боль.

Уже больше одиннадцати, поздновато для этого района. Жители улицы моих родителей уже легли спать, в окнах темно, а в воздухе тишина. Я слышу, как джип едет по улице, прежде чем вижу его, и к тому времени, как он останавливается у обочины, я уже бегу через лужайку, чтобы встретить его.

Я не жду, пока Гарретт откроет дверь, я делаю это сама и забираюсь внутрь. Его волосы влажные, а кабина наполнена его чистым океанским ароматом после душа.

Глаза Гарретта — черный бархат, а его голос — темный шелк, ласкающий меня.

— У тебя розовый нос. Как долго ты там ждала? — он держит мои руки в своих, дует на них, согревая их и заставляя мое сердце биться быстрее.

— Не слишком долго. Мои родители уже легли… И я была взволнована встречей с тобой.

Его взгляд скользит по моему лицу, касаясь шапки на моей голове, моих глаз, моего рта.

— Я тоже не мог дождаться, когда доберусь до тебя.

Он удерживает мой взгляд еще на мгновение, а затем кивает, переводя взгляд на дорогу.

— Ты голодна? — спрашивает Гарретт, когда мы едем по пустым, освещенным уличными фонарями дорогам.

— Нет.

Я смотрю на его руки, лежащие на руле. У Гарретта красивые руки — сильные, изящные — руки защитника. Они свободно держат кожаное рулевое колесо, и его поза на сиденье расслаблена и легка. Уверенный. Я испытываю неописуемо успокаивающее ощущение в присутствии такой уверенности. Я всегда знала, что, если бы я когда-нибудь была не уверена или смущена, это было бы нормально — потому что Гарретт знал бы, что делать. Я могла бы отдать себя в эти умелые руки, последовать его примеру, и все обернулось бы прекрасно.

Мы подъезжаем к его дому и выходим из джипа, не говоря ни слова. Гарретт держит меня за руку, пока мы идем по дорожке, медленно потирая большим пальцем внутреннюю сторону моего запястья взад и вперед. В гостиной полумрак, единственное освещение — свет над чистой кухонной раковиной. Снупи поднимает голову с того места, где он свернулся калачиком в кресле, но через секунду снова опускает ее. Гарретт бросает ключи на угловой столик, затем поворачивается и смотрит на меня. Его рот — тот великолепный рот, о котором я мечтала, — расплывается в небрежной улыбке.

— Хочешь чего-нибудь выпить, Каллауэй? — тихо спрашивает он.

У меня перехватывает дыхание, когда он произносит мое имя. Никто не говорит так, как он, — об этом я тоже мечтала.

— Нет.

Мое сердцебиение учащается, и то напряжение во всем теле, которое началось на крыльце, давит на меня сильнее. Как будто мои мышцы истончаются, растягиваются, тянутся. Для него. Проходит еще секунда, а Гарретт продолжает смотреть на меня, наблюдая. Он знает, что должно произойти; мы оба знаем. Это не высказано, но густо витает в воздухе между нами.

Он тянется ко мне, обхватывает мои щеки своими большими руками и притягивает ближе. Я закрываю глаза и прислоняюсь к нему, утыкаясь носом в его горло, чувствуя, как грубая щетина царапает мою щеку. И я хочу чувствовать его прикосновение повсюду… на животе, груди, между ног.

— Я скучал по тебе, Кэлли. — Гарретт целует меня в лоб, в висок, в волосы, вдыхая меня. — Боже, я так скучал по тебе.

Все внутри меня сжимается от потребности, заключенной в его признании. И я киваю, потому что я чувствую то же самое.

Гарретт снимает с моей головы шапку, расстегивает молнию на пальто, стягивает его вниз и сбрасывает на пол. Его руки скользят по моим рукам, и он шепчет:

— Нервничаешь?

Быстрый, легкий смех срывается с моих губ, и я наклоняю голову, чтобы найти его глаза.

— Я не нервничала в первый раз, с чего бы мне нервничать сейчас?

Я помню ту ночь… каждую деталь.

Мое любимое воспоминание.

Это не было запланировано — не было ни свечей, ни цветов. Но все равно это было романтично… Все равно красиво. Мы вдвоем, в джипе Гарретта, припаркованном в неподвижной темноте на берегу озера. Я помню запах кожаных сидений и запах нашего желания — я чувствовала сильное желание к нему. Я помню горячее, твердое прикосновение обнаженного члена Гарретта к моему бедру и грубый, царапающий звук его голоса у моего уха.

— Кэлли…

Это была молитва и мольба — вопрос, просьба о разрешении. Ты со мной? Ты чувствуешь это? Ты хочешь этого так же сильно, как и я?

И я прильнула к нему.

— Да… да, да, да…

Он был нежен, медлителен, так боялся причинить мне боль. Но когда он был похоронен глубоко внутри, когда мы наконец соединились, мы слишком далеко зашли в том, как хорошо это было, чтобы двигаться медленно. Это было необузданно, дико и идеально — и я наконец поняла, почему все называли это "заниматься любовью".

Прикосновение руки Гарретта возвращает меня к этому моменту, к его глазам.

— Ты дрожишь, — шепчет он.