Вечной жизни не хватит - Антон Леонтьев

Его рука легла ей на коленку – наверное, так мужчина хотел приободрить ее и подвигнуть на признание. Однако Лена в ужасе вскочила и закричала. Ощущать на себе руку чужого мужчины было верхом кошмара.

– Оставьте меня в покое! – закричала она. – Я вам все сказала, все! Мне нечего добавить!

Из одного из кабинетов вывалился Борис Егорович. Мгновенно оценив ситуацию, он подошел к падчерице, встал между ней и вдовцом и произнес:

– Слышали, что сказал Леночка? Оставьте ее в покое! Понимаю ваше горе, однако это не дает вам право видеть в каждом подозреваемого! Будете приставать к нам, подам жалобу областному начальству или вообще в Москву напишу!

Они отправились домой. По пути отчим все выпытывал, чего именно добивался от Лены Степан Захарович. И, кажется, не поверил, когда она ничего ему не сказала, поэтому, когда они оказались в квартире, он снова ее «наказал».

А пару дней спустя, бредя после школы домой, Лена заметила знакомую фигуру – около школы ее поджидал облаченный в дубленку Степан Захарович.

– Лена, извини, что так получилось! Однако ты должна мне помочь! Ты ведь слышала, что задержали одного полоумного, у которого обнаружили кошелек моей жены? Он теперь главный подозреваемый.

Лена вздрогнула, а мужчина заметил:

– Ты же не хочешь, чтобы понес наказание невиновный? Он утверждает, что нашел кошелек около школы. Около вашей школы! И все сходится! Я ведь думаю, что мою жену вовсе не убили в парке, а перенесли туда ее тело. А преступление произошло в ином месте. Например здесь!

Он указал на здание школы: слышались веселые голоса ребят, гомон, крики.

– И ты единственная, кто может мне помочь! – продолжил он.

Лена взглянула в лицо вдовцу. Он был полон решимости и желания покарать убийцу своей жены. Да, Борис Егорович заслуживал самой суровой кары, но ведь одновременно позор падет и на ее семью!

– Я же сказала, что мне ничего не известно! – сказала Лена и зашагала прочь. Степан Захарович пытался ее схватить за руку, Лена закричала, и за нее вступились прохожие, после чего вдовец быстро ретировался.

Еще день спустя он пытался выбить из Лены признание, подкараулив ее около подъезда. Но Лена убежала, заявив, что не желает с ним общаться. Наконец, когда она пошла в булочную, Степан Захарович попытался ее затянуть в автомобиль, чтобы, как он выразился «поговорить по душам». На помощь Лене пришли соседи, и мужчина унесся прочь.

А затем – Лена как раз делала уроки, потому что знала, что если не сумеет избавиться от троек, то отчим жестко «накажет» ее, – пришла соседка и сказала, что им кто-то позвонил по телефону и попросил пригласить именно ее, Лену Наместникову.

На проводе был Степан Захарович.

– Лена, мы должны встретиться! – зашептал он в трубку. – Я провел свое расследование, и все сходится! Убийцей может быть только твой отчим! Но тогда ты являешься свидетельницей! Единственной свидетельницей!

Лена молчала, держа около уха трубку. Вдруг кто-то вырвал эту трубку, и девочка увидела Бориса Егоровича, видимо, последовавшего за ней к соседям.

Он прижал трубку к уху и внимал тому, что говорил Степан Захарович, не подозревавший, что его собеседником является не Лена. Девочка потянула руку к телефонному аппарату, желая сбросить звонок, но отчим пребольно схватил ее за запястье и вывернул его.

– Вот что я вам скажу! – произнес наконец отчим, выслушав тираду вдовца. – Вы свихнулись и бредите. И обвиняете черт знает в чем честных людей! Я положу этому конец!

Он кинул трубку на рычаг, появилась соседка, спросившая, все ли в порядке.

– Да вот какой-то псих дочке докучает! – ответил Борис Егорович.

Соседка охнула, всплеснула руками и завела разговор о том, что какой-то мужчина пытался затащить Лену в автомобиль около булочной. Отчим сразу же встрепенулся и, узнав, что муж соседки, бывший этому свидетелем, записал номер, усмехнулся. Затем велел девочке идти домой и доделывать уроки, а сам принялся яростно накручивать телефонный диск.

Вернулся отчим минут через сорок, радостный, с ухмылкой на лице. Он зашел в комнату к Лене и произнес:

– Оказывается, ты многое от меня утаила, Леночка! Меня это ужасно огорчает! Ужасно! Ты – мерзкая девчонка! Но теперь я сумел сделать так, чтобы этот тип больше к тебе не приставал!

На следующий день к Лене пришли люди в черном. Под неусыпным наблюдением отчима Лена поведала о том, что пытался с ней сделать Степан Захарович. Люди в черном все записали, поблагодарили и скрылись.

А еще через день стало известно, что арестован вдовец Жанны Михайловны, Степан Захарович. Стало известно, что он пытался похитить девочку, ученицу своей покойной жены, приставал к ней около школы и около ее дома.

И сразу же Степан Захарович стал главным подозреваемым в смерти жены. Потому что вскрылось, что они часто ругались, он подозревал ее в том, что у нее был любовник, и даже как-то прилюдно обещал ей «свернуть шею».

Вскоре разнеслась весть о том, что Степан Захарович умер якобы от сердечного приступа. Но шептались, что в действительности он, не выдержав груза улик, покончил с собой в КПЗ.

В глазах следствия и всех жителей города истинным убийцей Жанны Михайловны был ее ревнивый и не вполне адекватный муж. Задержанного ранее городского сумасшедшего, подобравшего ее кошелек, отпустили, и возмущенная общественность успокоилась.

Правду же знали только два человека – Лена и Борис Егорович, который, выйдя сухим из воды, окончательно уверовал в свою безнаказанность. И «наказывал» падчерицу при любой подвернувшейся возможности.

Ольга Дмитриевна, поглощенная предстоящими родами и скорым получением новой квартиры, ничего не замечала. Борис Егорович делал что хотел, и от осознания собственного бессилия Лене было ужасно горько.

Как-то ночью она проснулась от крика, раздавшегося в квартире. Переполошившись, Лена выбежала в коридор и увидела плачущую Оленьку и облаченного в семейные трусы и майку отчима. Странно взглянув на Лену, он велел:

– Марш к себе в комнату и не высовывай оттуда носа!

Сам он отправился к соседям, чтобы вызвать «Скорую». Та увезла маму в больницу, однако поделать ничего было нельзя – мама потеряла ребенка и сама едва не умерла.

Потянулись долгие недели, в течение которых Лена оставалась с отчимом одна в квартире. Оленьку он спихнул каким-то своим дальним родственникам. За это время Лена смогла посетить маму в больнице всего один раз и ужаснулась тому, в каком она была состоянии. Нет, она оправилась от физических травм. Однако не смогла вынести, что потеряла ребенка своего любимого погибшего мужа.

Борис Егорович ошалел от обретенной свободы. Не таясь, он принуждал падчерицу к удовлетворению всех своих извращенных желаний. Когда же Лена заявила о том, что теперь она точно все расскажет маме, отчим усмехнулся и, ударив ее, заметил:

– Расскажешь? Ну, валяй, рассказывай! Ведь у тебя на совести уже два человека – твоя училка и ее сумасшедший муженек! Они ведь из-за тебя погибли!

– Нет! – крикнула Оля, и отчим расхохотался:

– Конечно же, да! Да и мать твоя… Отчего, как ты думаешь, у нее выкидыш случился? Потому что она о тебе беспокоилась – этот придурок Степан Захарович ее ведь тоже донимал звонками на работе. Гадости всякие обо мне говорил, намекал на гадости. Вот у матери приступ и случился! А если бы ты не говорила с этим психом, ничего бы не было!

Лена всхлипнула, а Борис Егорович усмехнулся:

– Ну ничего, что ни делается, все к лучшему. Не хватало мне еще одного подкидыша воспитывать. И хорошо, что он сдох! Только запомни: в этом виновата исключительно ты!

Он схватил Лену и прошептал ей в лицо:

– За матерью твоей теперь потребуется особый уход. Потому что она еще не псих, но уже и не нормальный человек. Депрессия у нее, оказывается. И это тоже твоя вина! Однако ты ведь не хочешь, чтобы мать оказалась в психушке?

– Нет! – крикнула Лена, и отчим скривился:

– А ведь я могу ее туда устроить! Мне врачи сами предлагают. Да и сестренку твою, Оленьку, тоже можно сдать туда же.

Лена заплакала, а отчим заявил:

– Так что учти – никому ни о чем не скажешь! И будешь делать все, что я тебе прикажу. Иначе мать и сестренка попадут в дурку. А там им будет плохо, ой как плохо! Долго там, думаю, они не протянут, и на твоей совести будет еще два трупа! Ну что, мне согласиться с предложением врачей и сдать мамашу в психиатрию?

Девочка качнула головой, и отчим удовлетворенно хмыкнул:

– То-то же! Кстати, квартиру нам теперь не дадут, но ничего. Жить будем все вместе! Здесь, у вас! Ты будешь молчать и подчиняться мне, Леночка. И держать язык за зубами. И все тогда будет хорошо!

Он оскалился, а затем придвинулся к ней и сказал:

– А теперь покажи, как ты любишь своего папашу! Ну что, приступим, доченька?

Мама вернулась из больницы похожая на тень. Она вела себя как обычно, но посередине разговора могла вдруг впасть в ступор, начать смеяться или плакать или, наоборот, молчать днями. О работе больше не было и речи – Ольга Дмитриевна получила инвалидность и проводила почти все время дома.