Том 1. Стихотворения - Константин Бальмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звезда пустыни
Иногда в пустыне возникают голоса, но никто не знает, откуда они.
Слова одного бедуина1О, Господи, молю Тебя, приди!Уж тридцать лет в пустыне я блуждаю,Уж тридцать лет ношу огонь в груди,Уж тридцать лет Тебя я ожидаю.О, Господи, молю Тебя, приди!
Мне разум говорит, что нет Тебя,Но слепо я безумным сердцем верю,И падаю, и мучаюсь, любя.Ты видишь, я душой не лицемерю,Хоть разум мне кричит, что нет Тебя!
О, смилуйся над гибнущим рабом!Нет больше сил стонать среди пустыни,Зажгись во мраке огненным столбом,Приди, молю Тебя, я жду святыни.О, смилуйся над гибнущим рабом!
2Только что сердце молилось Тебе,Только что вверилось темной судьбе, –Больше не хочет молиться и ждать,Больше не может страдать.
Точно задвинулись двери тюрьмы,Душно мне, страшно от шепчущей тьмы,Хочется в пропасть взглянуть и упасть,Хочется Бога проклясть.
3О, Даятель немых сновидений,О, Создатель всемирного света,Я не знаю Твоих откровений,Я не слышу ответа.
Или трудно Тебе отозваться?Или жаль Тебе скудного слова?Вот уж струны готовы порватьсяОт страданья земного.
Не хочу славословий заемных, –Лучше крики пытаемых пленных,Если Ты не блистаешь для темных,И терзаешь смиренных!
4О, как Ты далек! Не найти мне Тебя, не найти!Устали глаза от простора пустыни безлюдной.Лишь кости верблюдов белеют на тусклом пути,Да чахлые травы змеятся над почвою скудной.
Я жду, я тоскую Вдали вырастают сады.О, радость! Я вижу, как пальмы растут, зеленея.Сверкают кувшины, звеня от блестящей воды.Все ближе, все ярче! – И сердце забилось, робея
Боится и шепчет «Оазис!» – Как сладко цвестиВ садах, где, как праздник, пленительна жизнь молодая.Но что это? Кости верблюдов лежат на пути!Все скрылось Лишь носится ветер, пески наметая.
5Но замер и ветер средь мертвых песков,И тише, чем шорох увядших листов,Протяжней, чем шум Океана,Без слов, но, слагаясь в созвучия слов,Из сфер неземного тумана,Послышался голос, как будто бы зов,Как будто дошедший сквозь бездну вековУтихший полет урагана.
6«Я откроюсь тебе в неожиданный миг,И никто не узнает об этом,Но в душе у тебя загорится родник,Озаренный негаснущим светомЯ откроюсь тебе в неожиданный мигНе печалься Не думай об этом
Ты воскликнул, что Я бесконечно далек,Я в тебе, ты во Мне, безраздельноНо пока сохрани только этот намек: –Все – в одном Все глубоко и цельно.Я незримым лучом над тобою горю,Я желанием правды в тебе говорю».
7И там, где пустыня с Лазурью слилась,Звезда ослепительным ликом зажгласьИспуганно смотрит с немой вышины, –И вот над пустыней зареяли сны.
Донесся откуда-то гаснущий звон,И стал вырастать в вышину небосклон.И взорам открылось при свете зарниц,Что в небе есть тайны, но нет в нем границ.
И образ пустыни от взоров исчез,За небом раздвинулось Небо небес.Что жизнью казалось, то сном пронеслось,И вечное, вечное счастье зажглось.
Рим. Осень 1897.
Книга II
Горящие здания
Мир должен быть оправдан
Чтоб можно было жить
БальмонтЛирика современной души 1899 – осеньПосвящаю эту книгу рубиновых страниц
моему другу
С. А. Полякову,
с которым мы вместе ее пережили.
К. Бальмонт
Москва, 3 января
1. Из записной книжки (1899)
Эта книга почти целиком написана под властью одного настроения, на долгие недели превратившего мою жизнь в сказку. Я был захвачен страстной волной, которая увлекла меня и держала в плену, бросала вверх, бросала вниз, и я не мог выйти из нее, пока сам не овладел ею, поняв ее сущность.
Я был в замкнутой башне, и видел сквозь темное окно далекое ночное зарево, и хотел выйти из башни, потому что в человеке есть неудержимая потребность бежать к месту по жара. Но я не мог выйти на волю, пока не понял самого себя.
Эта книга не напрасно названа лирикой современной души. Никогда не создавая в своей душе искусственной любви к тому, что является теперь современностью и что в иных формах повторялось неоднократно, я никогда не закрывал своего слуха для голосов, звучащих из прошлого и неизбежного грядущего. Я не уклонялся от самого себя и спокойно отдаюсь тому потоку, который влечет к новым берегам. В этой книге я говорю не только за себя, но и за многих других, которые немотствуют, не имея голоса, а иногда имея его, но не желая говорить, немотствуют, но чувствуют гнет роковых противоречий, быть может, гораздо сильнее, чем я.
У каждой души есть множество ликов, в каждом человеке скрыто множество людей, и многие из этих людей, образующих одного человека, должны быть безжалостно ввергнуты в огонь. Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь. Что до меня, я сделал это в предлагаемой книге, и, быть может, тем, кто чувствует созвучно со мной, она поможет прийти к тому внутреннему освобождению, которого я достиг для себя.
В предшествующих своих книгах – Под Северным Небом, В Безбрежности и Тишина я показал, что может сделать с русским стихом поэт, любящий музыку. В них есть ритмы и перезвоны благозвучий, найденные впервые. Но этого недостаточно. Это только часть творчества. Пусть же возникнет новое.
В воздухе есть скрытые течения, которые пересоздают душу.
Если мои друзья утомились смотреть на белые облака, бегущие в голубых пространствах, если мои враги устали слушать звуки струнных инструментов, пусть и те и другие увидят теперь, умею ли я ковать железо и закаливать сталь.
3 сентября. Ночь.
Имение Поляковых «Баньки». Московского уезда
2. Из записной книжки (1903)
Мои враги
О, да, их имена суть многи,Чужда им музыка мечты.И так они серо-убоги,Что им не нужно красоты.
Их дразнит трепет скрипки страстной,И роз красивых лепестки.Едва махнешь им тканью красной,Они мятутся, как быки.
Зачем мы ярких красок ищем,Зачем у нас так светел взгляд!Нет, если вежлив ты, пред нищимСкрывай, поэт, что ты богат.
Отдай свой дух мышиным войнам,Забудь о бездне голубой.Прилично ль быть красиво-стройным,Когда уроды пред тобой!
Подслеповатыми глазамиОни косятся на цветы.Они питаются червями,О, косолапые кроты!
Едва они на Солнце глянут, –И в норы прячутся сейчас:Вдруг вовсе видеть перестанут,И станут дырки вместо глаз.
Но мне до них какое дело,Я в облаках моей мечты.С недостижимого пределаРоняю любящим цветы.
Свечу и жгу лучом горячим,И всем красивым шлю привет.И я ничто – зверям незрячим,Но зренью светлых – я расцвет!
14 августа. День.
Меррекюль, Эстляндской губ.
3. Из записной книжки (1904)
Как странно перебирать старые бумаги, перелистывать страницы, которые жили – и погасли для тебя, их написавшего. Они дороги и чужды, как лепестки подаренных увядших цветов, как письма женщин, в которых ты пробудил непонятность, что зовется любовью, как выцветшие портреты отошедших людей. Вот я смотрю на них, и многое в этом старом удивляет меня новизной. В свете мгновений я создавал эти слова. Мгновенья всегда единственны. Они слагались в свою музыку, я был их частью, когда они звенели. Они отзвенели и навеки унесли с собою свою тайну. И я другой, мне перестало быть понятным, что было так ярко-постижимо, когда я был их созвучной и покорной частью, их соучастником. Я другой, я один, мне осталось лишь несколько золотых песчинок из сверкавшего потока времени, несколько страстных рубинов, и несколько горячих испанских гвоздик, и несколько красных мировых роз.