Иларiя. Роман-предведение - Алексей Морозов

– Кто это? – спросил поручик Спиридовича, указывая глазами на необычную монахиню.

– Как, Вы не знаете? – удивился Александр Иванович, – это же известная игумения Илария. Ее исцеляющая сила поражает. Она вхожа к самой Императрице. Вот только Распутин против нее. Московский генерал-губернатор частенько прибегает к ее помощи и прислушивается к ее советам. Тем не менее, Петроград не очень-то жалует московских праведников.

– Представьте меня Иларии, – дрогнувшим голосом попросил Баранов.

– Хорошо, – шепотом ответил Спиридович, – кстати, она привезла полвагона подарков нашим солдатам, вот вы и помогите распределить их.

– Почту за честь.

После молебна архиепископ подарил Николаю II копию Почаевской иконы Божией матери и сказал: «Примите, Ваше Величество, от меня эту святую икону копии Великой святыни русского народа – Почаевского чудотворного образа Богоматери. Эта святыня не раз спасала русскую землю от нашествий вражеских, и в теперешнюю Великую Отечественную войну она не пустила врага в свою обитель, хотя Лавра Почаевская стоит на самой бывшей границе австрийской. Когда блаженной памяти государь Александр III посетил Почаев, то собралось там много галичан, перебежавших границу чтобы посмотреть на Русского Царя. Покойному Государю угодно было обратиться к тем галичанам с такими знаменательными словами: «Я помню вас, я знаю вас, я не забуду вас! По указанию Божиего промысла Вы, Государь, осуществляете теперь эти великие, почти пророческие слова. Да поможет вам в этом святом деле Царица Небесная».

После молебна состоялся парад войск Львовского гарнизона. На правом фланге шли главнокомандующим Великий князь Николай Николаевич, его начальник штаба генерал-губернатор граф Бобринский. Затем Николай II посетил госпиталь имени великой княгини Ольги и наградил отличившихся солдат и офицеров георгиевскими крестами и медалями.

Далее в доме генерал-губернатора графа Бобринского в честь Государя был дан торжественный обед, и Сиридович, представив Баранова Иларии, ухитрился посадить их рядом.

После традиционного приветствия генерал-губернатор граф Бобринский рассказал о том, как уничтожалось православное население Галиции. Австрияки уничтожали сербское население в Боснии и русинское в Галиции. Было построено несколько концентрационных лагерей. самые страшные Талергоф и Терезин. За донос на православного выплачивалась премия в 500 крон. Последовали массовые казни. Обвинения были такие: за симпатии к России, за ожидание прихода русских войск и т. п. Людей вешали, морили голодом, били смертным боем

Около 150 тысяч православных русинов были замучены. Граф Бобринский дал слово представителю интеллигенции Галиции, поэту Василию Ваврику, отсидевшему в самых ужасных концлагерях, и в Терезине и в Галергофе. Он чудом остался жив. Василий сказал о «жажде славянской крови», которая замутила головы австрийских военных, и прочел свое стихотворение «Я Русин»:

Я русин был и русским буду,

Пока живу, пока дышу,

Покамест имя человека

И заповедь отцов ношу.

Когда австрийцы и поляки

Да немцы лютые меня

С правдивого пути не сшибли

И не похитили огня,

То ныне ни крутым запретам,

Ни даже ста пудам оков

Руси в моей груди не выжечь

Во веки вечные веков!

Все зааплодировали. Расчувствовался государь, подошел к Ваврику, подарил ему фарфоровое пасхальное яйцо, украшенное его инициалами, и крепко расцеловал. Есть такой обычай на Руси, после Пасхального богослужения приветствовать близких людей поцелуем. Василий не растерялся, схватил со стола красное пасхальное яичко и, вручив его Царю, расцеловал Николая II со всей страстью своей поэтической натуры. Под крики «Ура!» все встали и запели русский национальный гимн «Боже, Царя храни!» Государь был очень растроган таким приемом. Несколько позже общий разговор разбился на отдельные группки. Обращались только к своим соседям. Все говорили несколько громче обычного, так как были взволнованы происходящим. Стало шумно.

– Как мне сказал Александр Иванович, Вы воюете в дикой Дивизии. Почему такое название? – спросила Илария Баранова.

– Из страха, матушка, из страха. Австрияки так прозвали. Боятся нас. А еще, я думаю, о кавказских народах в Вене говорят как о дикарях. А я уверен, что они сами дикари. Вон сколько уничтожили и замучили русин галицийских. А «Дикие» беспощадны только в бою, а пленных никто и пальцем не тронет. Удивительно, но вчерашние враги России – кавказцы – добровольно пошли защищать ее и дали присягу Белому Царю. Перед каждой атакой мулла читает молитву за Россию, за Государя. Правда, мои всадники утверждают, что род Белого Царя восходит от Чингисхана, и они воюют за него во имя Аллаха и, следовательно, за Аллаха.

– Вот как, – задумчиво сказала Илария, – я хотела бы часть подарков раздать вашим всадникам, не окажете ли мне протекцию в этом деле?

– Считайте, что разрешение уже получено. Когда хотите ехать?

– Чего медлить. Послезавтра утром.

– Как прикажете, матушка. Все время разговора Баранов не мог оторвать взгляд от лучезарного лица Иларии, ее глаза так светились, что казалось, затмевали блеск золотого наперстного креста, висевшего на массивной цепи. Илария заметила его состояние. Она была проницательна и решила успокоить Баранова притчей.

– Шли два монаха и встретили красивую женщину. Она стояла около бурной реки и не могла перейти на другой берег. Один из монахов поднял женщину на руки и перенес ее через реку. Затем он вернулся к своему спутнику, и они продолжили путь.

– Мы приняли обет не касаться женщин. Как ты мог взять ее на руки? – спросил второй монах.

– Я давно уже поставил женщину на берег, а ты, судя по всему, все еще несешь ее с собой, – был ответ.

Вот и Вы, поручик, в жизни «продолжаете нести» груз пустых чувств, и за этой тяжестью не видите, что за человек находится рядом с Вами. Подумайте об этом, – закончила Илария.

Баранов был смущен и извинился.

– Пустое, – вздохнула Илария, – давайте лучше послушаем Государя.

Николай II поднялся со своего места, держа в руках Георгиевскую саблю, и сказал: «Лично посетив освобожденную от австро-германского владычества Галичину и убедившись в блестящим порядке и заботливости, положенных в основание управления завоеванного края, я жалую главнокомандующему Русской армией Великому князю Николаю Николаевичу Георгиевскую саблю, украшенную бриллиантами, с надписью „За освобождение Червонной Руси“. Спасибо за теплый прием. Да будет единая, могучая, нераздельная Русь!»

Собравшиеся от всей души грянули «Ура!» Ночью государь записал в своем дневнике впечатления от города Львова: «Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей.» Утром следующего дня Император Российский, уже на поезде, покинул так понравившейся ему Львов. Это была последняя радость царя в этой войне, да и в жизни тоже. Утренние газеты сообщили, что Николай II распорядился передать в пользу бедных 10 тысяч рублей. Императорский поезд уносил Государя во тьму истории, где его ждали неизведанные еще печали и новые хлопоты.

Неизведанное печали и новые хлопоты ждали и наших героев. Начальник штаба дикой Дивизии полковник Юзефович, низенький, похожий на бочку татарин с бритой головой, выделил Баранову санитарный автомобиль. Подарками его набили до отказа. Илария ехала в кабине вместе с водителем, а Баранов трясся в кузове. Дивизия стояла в окрестностях Львова. Ее полки были разбросаны по разным селениям. Дорога вилась среди зеленых лощин, перелесков, холмов, петляла между селений, крестьянских дворов и пышных садов. Лишь изредка проносились разбитые орудийным огнем усадьбы. Видно, что наступление русской армии было стремительным. Илария поразилась зажиточности, которая бросалась в глаза. Чувствовалось, что всего в этих местах было вдоволь: и хлеба, и мяса, и молока, и овощей, и фруктов. Крестьяне в добротных пиджаках выходили на дорогу и, приложив руку козырьком ко лбу, мрачными взглядами провожали автомобиль.

– Не любят нас здесь. Все война проклятая, – вздохнув, подумала игумения.

Вскоре автомобиль въехал на плац, расположенный около штаба дивизии и остановился возле большого стола, предусмотрительно врытого посередине. Стол быстро завалили подарками. Все же их явно не хватало на всю дивизию, поэтому решили презентовать гостинцы только старейшинам, офицерам, георгиевским кавалерам и муллам. Таким образом, на плацу остались всего несколько сотен всадников. Илария подошла к столу. На ней было три креста: наперстный на цепи, орденский знак с крестом (она была награждена за организацию госпиталя для раненых в своем монастыре) на левой стороне груди и символ «Красного Креста» на белой повязке на левой руке. К Иларии первым подошел гибкий, как кошка, с осиной талией, с красной бородой (горские офицеры красили бороду в красный цвет, чтобы они были различимы в бою своими всадниками), с пронзительным взглядом воина, черкес.