Наша бестолковая жизнь - Грачья Матевосян

Поразмыслив таким образом, вволю поспорив сам с собой, дед Лиснехак решил: нет, он не станет поддаваться чувствам и просто первому, кто захочет, не торгуясь отдаст своего осла. Эх, жизнь пошла не та, что прежде, раньше он хоть кому мог подарить своего ишачка - и глазом бы не моргнул. Раньше что осел, что вода денег не стоили. Теперь и то и другое здорово подорожало. Да-а, слыханное ли дело, чтобы осел цену имел? Однако продавать все же придется, кое-какие прорехи залатать нужно. Как нужда человека обездоливает, угнетает! Но и богатство, скажу я вам, тоже угнетает... Нет, надо продавать ишачка.

Лиснехак поглядел на него еще раз: красавец, да и только, не осел буйвол, и сила, и ум, и голосище - все на месте. И вот что, не станет Лиснехак бегать по селу, чтобы оповестить всех о своем намерении, - дураков нет. А ум да руки ему на что? На прямоугольнике плотной бумаги Лиснехак медленно, буква за буквой, своей сломанной правой рукой старательно вывел карандашом: "Продается". Перечитал и остался доволен: хорошо написал, без единой ошибки: "Про-да-ет-ся". Совестно, конечно, писать про ишака "Продается", но ничего не поделаешь, с Лиснехаком его осел долго не протянет. Потом дед взял веревку и привязал свое изделие к шее осла: пусть отправляется в поля, в луга, пасется в свое удовольствие, а к вечеру, может, придет домой уже с ответом.

Вечером осел вернулся без надписи. Упрямый Лиснехак долго думал да прикидывал, а наутро раздобыл кусок твердого картона и своей сломанной правой рукой снова начертал на нем: "Продается. Цена договорная".

Здорово получилось, складно. Такая надпись, скажу я вам, стоит недешево. Да была бы жизнь как жизнь, такую табличку, как почетный знак отличия, не стыдно было бы какому-нибудь достойному человеку на шею повесить. Да хоть бы и самому Лиснехаку: кто больше него достоин носить такое отличие? Дед повесил драгоценную табличку себе на шею, огляделся, пошел искать зеркало, нашел, полюбовался: то что надо! Буквы большие, четкие, видны издалека: "Продается. Цена договорная". Кликнул своего ослика. Тот подошел, ткнулся мордой ему в ладонь, потом уставился на надпись. Лиснехак засмеялся, потрепал его по холке, ласково приговаривая: "Ты мой хороший, ты мой пригожий. Сейчас я тебе сахару дам". Словно между делом приобнял осла, потерся щекой о бархатную мордочку, и готово! - вот она, картонка, уже висит у ослика на шее. А Лиснехак посмеивается: "Ты думал, это моя табличка? Нет, это для тебя". Сегодня никто осла просить не приходил, и дед, довольный этим, отправил своих работяг - и маму и дочку - на пастбище: пусть идут через все село, потом через все поля-огороды до самого дальнего выгона. Пусть все видят, все знают: Лиснехак осла продает. И цена, чтобы вы знали, договорная.

К вечеру уже всем в деревне, включая лошадей, коров, быков и даже свиней, стало известно, что Лиснехаков ослик продается и что цена у него договорная. Ишь ты, договорная! Это как? Ну, это значит, покупатель должен прийти к Лиснехаку, они посидят, потолкуют, все хорошенько обсудят и скрепят меж собой договор. "А договор на что? Чтобы по перечислению, что ли?" - "Да нет же, нет, говорят тебе, договор - это когда каждый ставит свое условие, и ты, не будь дурак, сумей настоять на своем, притом так, чтобы это и тебе было выгодно, и продавцу не в ущерб, и ослу понятно стало, что в хорошие руки попал".

День был погожий. Многие сельчане прочли табличку, немало нашлось таких, кто призадумался: а не приобрести ли договорного Лиснехакова осла? Одно останавливало: как с нашим дедом о цене говорить, тем более что она не так себе, а договорная? Не совать же ему деньги: вот, мол, дед Лиснехак, покупаю твоего ослика. И потом, ну допустим, купил кто дедова осла, а если в один прекрасный день заявится сосед и попросит его на денек, в горы сходить, тогда как быть, что отвечать? Все бы ничего, да только одному соседу Лиснехак по отцовской линии родственником приходится, другому он кум либо сват, а третий, если хотите знать, через своего ишака с Лиснехаком в родстве состоит. Старики еще помнят, люди сказывают, лет сорок назад его отец подарил Лиснехакову батюшке отменного осла - красавца, любому коню под стать! Ну как с ним после этого о цене договариваться! Вот и выходит, что лучше без этих торгов да разговоров, как понадобится осел, по обычаю пойти на поклон к Лиснехаку и заполучить в аренду его осла. Уж Лиснехак никому не откажет, даже если между вами кошка пробежала. Он слова "нет" во рту не держит.

Отказывать дед никому не отказывает, но, правда, в последнее время что-то у него характер стал портиться. Теперь, покуда выклянчишь у него ишака, он тебе всю душу вытрясет. А уведут осла - так сокрушается, так стонет и кряхтит, будто его самого пудовыми тюками нагрузили. И до тех пор, пока осла не приведут, пока он в этом своими глазами не убедится, ходит сам не свой, только что Богу душу не отдает.

Мало им, что ослицу уводят, - малышка тут же следом за матерью увязывается, а тогда и дом, и двор Лиснехака разом пустеют. Нет, это он хорошо придумал: малышку он продаст, а насчет ослицы притворится, будто она ему самому в хозяйстве с утра до ночи вот так нужна, - и вся недолга. Новые времена настали, по новым законам живем, - может, не шибко умным, а иногда и просто дурным законам, но мой осел больше не твой осел, а заодно и я тебе не ишак...

Да-а, видно, и до ослов докатились рыночные отношения. Так подумал и парон[2]. Волк, едва проголодавшись, забывал о новом своем высоком общественном положении и делался просто волком, хищником по природе. Именно в таком состоянии он подкрался к нашему ишачку, мечтая пообедать им, да не тут-то было! Грозная Лиснехакова надпись не дала ему осуществить вожделенное намерение. И ведь не сосчитать, сколько ослов, больших и маленьких, стали его добычей безо всяких там договоров и условий, а тут на тебе: "Цена договорная"! Да Бог с ним, с этим ослом, на что он ему сдался! Его, видите ли, ни задрать, ни сожрать нельзя, даже пробовать не смей, потому что он продается и цена договорная! И новоявленный парон Волк - он же просто голодный волк - уныло затрусил прочь несолоно хлебавши, а на соседней горе встретилась ему невинная овечка, без таблички, без договорной цены, - ею он и полакомился. А сытно пообедав, еще и сурово отчитал себя за неразборчивость: "Дернул тебя черт на осла позариться, когда на свете есть овцы. Да еще на какого! На осла, который продается и цена у него договорная! А ты подумал, что о тебе говорить станут? Ты же свой древний волчий род позоришь..."

А покуда село то так, то этак прикидывало, покупать осла или не покупать: и купить вроде как не с руки, и упустить жаль, - в селе нежданно-негаданно объявился тот, кому суждено было приобрести нашего осла, хотя он об этом и не подозревал.

Солнце уже наполовину высунулось из-за горы Чатин, и весь Лори залит светом, какой разве только во сне увидишь. Волшебное утро. Кто скажет, что под этим ослепительным солнцем, под этим небом было Спитакское землетрясение, что идет война, что карабахское движение всколыхнуло весь армянский народ, да что там - весь мир! Чистому сиянью утра невдомек, что в стране объявлена приватизация, и в высоких правящих кругах идет лихорадочный дележ народного достояния.

Арто не поэт, он экономист, специалист по финансам, но не может не восхищаться утром своей деревни всем сердцем, до самозабвения, с поистине поэтическим пылом. Вон уже коровы и овцы потянулись в луга. А вон кто-то скачет на коне. Счастливчик! Арто сто лет на лошадь не садился. А поглядите-ка на ослов: бредут себе куда хотят, свободные, независимые. У одного на шее что-то висит. Интересно, что это? Хороший осел, идет себе и знать не знает, что он осел.

Арто глядит на родное село: здесь каждая тропинка ему знакома и дорога. Ну разве это дело - так отдаляться от природы? Как давно он не видел деревенского рассвета! Спасибо жене... Конечно, зря она из-за ерунды ссору затеяла, сама обиделась и его обидела. Дело-то житейское, на том мир стоит и стоять будет... Арто смутился, даже покраснел слегка. С утра пораньше надо думать о хорошем. Над миром солнце встает. Над Лорийским краем, родиной твоей, солнце встает. Забудь обо всем. Да только как тут не думать, когда рухнула целая страна, и развалили ее твои соотечественники: на одном с тобой языке говорящие, по-армянски разглагольствующие с трибун, боевито вскидывающие руку со стиснутым кулаком доверчивые сыны отечества обратили твою страну в руины...

Родители наверняка еще спят. Что им еще делать: скотины у них нет, рано вставать не нужно. И надо же было случиться, чтобы их дети такими жадными до знаний оказались: все учились да учились, а когда выучились - никто и не подумал в деревню возвращаться. Кому это было нужно! Вот Арто в институте учился, потом аспирантуру окончил, диссертацию защитил, преподавателем работал. Ну и кто он теперь? Финансист? Экономист? Да кто эти названия придумал? Это всего-навсего слова, термины, а что за ними? Не об одном Арто речь - да будь ты даже министр финансов, в нашей нищей стране тебе грош цена. Подумаешь, должность - министр финансов! Только и дела, что ходить с протянутой рукой: да-а-айте нам кредит. Был тут один, так ему самому не верилось, что он министр финансов. Правда, как сделался послом в захолустной стране, сразу начал понимать, какое это хорошее дело - быть министром независимых армянских финансов. Да только увы!..