Добыча: Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть - Дэниел Ергин

теперь на мировом рынке нефти начались два вида игр. Одним была «гонка» – производители состязались в повышении цен. Другим – «схватка», жестокая конкуренция покупателей за поставки. Покупатели, лишенные нефти компании, нефтепереработчики, правительства, новое поколение трейдеров и, конечно, крупные нефтяные компании топтали друг друга, стремясь завоевать расположение экспортеров. Эта яростная, лихорадочная борьба не принесла каких-либо новых поставок; все, что она дала, – это лишь усиление конкуренции за наличные объемы и повышение цен. «Никто ничего не контролировал, – сказал координатор по поставкам в Shell. – За поставки просто дрались. На каждом уровне считали, что покупать необходимо сейчас; какова бы ни была цена, она была приемлемой по сравнению с той, какой будет завтра. Приходилось говорить "да", в противном случае грозил проигрыш. Такова была психология покупателя. Как ни ужасающи, с нашей точки зрения, были условия сегодня, завтра они становились хуже».

В явной оппозиции к введению налогов, надбавок и других форм быстрого взвинчивания цен находился лишь один экспортер – Саудовская Аравия. Выступая против дальнейшего повышения цен еще с 1973 г., когда цены возросли в четыре раза, она и теперь была против этого, опасаясь, что за краткосрочными победами, как бы велики они ни были, последуют серьезные и, возможно, гибельные для экспортеров потери. Завышенные цены отпугнут покупателей, и ближневосточные производители снова утратят свое значение, так как в целях надежности энергоснабжения промышленные страны откажутся от их услуг. Их роль в индустриальном мире и их политическое влияние пойдут на убыль.

Саудовцы выступили с заявлением, получившим известность как «эдикт Ямани», в котором указывалось, что Саудовская Аравия будет придерживаться официальных цен, не вводя каких-либо добавок и налогов. Кроме того, Саудовская Аравия настаивала, что именно по этим официальным ценам четыре компании Aramco должны продавать нефть и своим дочерним предприятиям, и третьим сторонам. И если она установит, что к ее ценам делаются надбавки, возмездие будет неминуемым – вплоть до лишения доступа к саудовской нефти, и это было как раз в то время, когда каждая компания болезненно переживала острую нехватку в поставках. Саудовская Аравия была единственной из всех экспортеров страной, занимавшей такую позицию и на мартовской конференции, и на протяжении всех последующих месяцев. Из всех стран ОПЕК ее союзником были только Объединенные Арабские Эмираты, и со стороны западных стран оказывалось сильнейшее закулисное давление, доходившее до прямых просьб. Один за другим из Вашингтона – а также Бонна, Парижа и Токио – в Эр-Рияд прибывали чиновники высшего ранга просить у саудовцев содействия в установлении умеренных цен и приветствовать каждый шаг, который предпринимала Саудовская Аравия в этом направлении.

Все же во втором квартале 1979 г. саудовцы сократили нефтедобычу, возвратив ее к докризисному «потолку» в 8,5 млн баррелей в день. Несмотря на настойчивость саудовцев в вопросе официальных цен, это сокращение способствовало скачку цен на спотовых рынках. Причины сокращения выдвигались самые разные. Был ли это добрососедский сигнал саудовцев новому исламскому правительству аятоллы Хомейни, что они обеспечивают возобновлявшейся иранской нефтедобыче место на рынке и избегают таким образом региональной конфронтации? Или же это было проявлением недовольства подписанными 26 марта Кемп-Дэвидскими мирными соглашениями между Израилем и Египтом? А может быть, саудовцы исходили из своего собственного финансового положения? Среди саудовцев шли дебаты относительно сохранения нефтяных ресурсов и «объема нефтедобычи, превышавшей фактические потребности в доходе», особенно в такое время, когда по их собственным наблюдениям американский импорт нефти даже увеличивался. А возможно, саудовцы, видя возвращение на рынок иранских поставок, просто считали, что кризис ослабевает и вскоре закончится? Какова бы ни была причина, действительность явствовала, что только Саудовская Аравия располагала такими резервными мощностями – какие когда-то были у Соединенных Штатов, – которые могли, если пустить их в ход, остановить панику. С этой целью, даже восхваляя стремление саудовцев к умеренности в ценах, западные эмиссары одновременно настойчиво просили их снова поднять объем нефтедобычи и увеличить поставки.

«Наш образ жизни в опасности»

Ранним утром 28 марта 1979 г. произошло одно из неприятных совпадений, какие часто подбрасывает история, – прошло всего несколько часов, как закончилась конференция стран ОПЕК, когда на атомной электростанции Three Mile Island, расположенной близ города Гаррисберг в штате Пенсильвания, отказал насос, а затем клапан. Сотни тысяч галлонов радиоактивной воды хлынули в здание, где находился реактор. Прошло несколько мучительных дней, прежде чем был определен масштаб аварии. Некоторые утверждали, что это была не «катастрофа», а всего лишь небольшой «инцидент». Но как бы эту аварию ни называли, на АЭС произошло непредвиденное и почти невозможное: в системе обеспечения безопасности обнаружились серьезные просчеты.

Авария на Three Mile Island поставила под серьезные сомнения будущее атомной энергетики. Она также угрожала распространенной в западном мире надежде на то, что атомная энергетика может стать одним из главных средств противостояния нефтяному кризису 1973 г. Означала ли катастрофа на Three Mile Island, ограничивавшая развитие атомного варианта энергетики, что индустриальный мир окажется более зависимым от нефти, чем ожидалось? В целом авария усилила мрак, пессимизм и даже фатализм, который теперь овладел западным миром. «Ситуация, которую мы планировали примерно на середину 1980-х гг., когда за нефть пойдет настоящая драка, уже наступила», – сказал комиссар по вопросам энергетики в Европейском экономическом сообществе. «Все варианты выхода затруднительны, и большинство их очень дороги, – заявил британский министр энергетики Дэвид Хауэлл. – Друзья мои, наш образ жизни в опасности».

Усилия западных правительств сократить спрос и ослабить взвинчивание цен оказывались недостаточными. Тем не менее они не хотели обращаться к разработанной Международным энергетическим агентством системе распределения нефти в случае чрезвычайного положения, опасаясь, что это усилит негибкость рынка. И было совершенно не ясно, достигнуто ли то официальное условие вступления системы в действие – нехватка нефти в 7 %. Правительства разрывались между двумя главными задачами: получение нефти по относительно низкой цене и обеспечение надежных поставок по любой цене. Когда-то им удавалось и то и другое. Но теперь они видели, что эти две цели противоречат друг другу. Они предпочитали первую, но, когда начинала давать о себе знать напряженность внутриполитической обстановки, переходили ко второй.

Главным приоритетом было снабжение отечественных потребителей, которые к тому же являлись и избирателями. Вопросы энергетики стали, как пояснил один европейский министр энергетики, «самыми неотложными политическими вопросами». И западные правительства встали на путь агрессивной погони за нефтью, действуя либо через компании, либо непосредственно, заключая межгосударственные соглашения на уровне двух стран. Результатом были подозрения, обвинения, нападки и возмущение среди этих, предположительно союзных, стран. Страны-потребители так же, как и нефтяные компании, теперь считали, что каждый стоит сам за себя. А цены продолжали расти.

Для американцев возвращение очередей на бензоколонках длиной в несколько кварталов стало олицетворением прошлого. Кошмар 1973 г. вернулся. Из-за прекращения иранских поставок