Корейский излом. В крутом пике - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кожедуб разворотом ушел с линии огня, набрал высоту и, в свою очередь, атаковал самолеты «союзников». Сначала один, потом второй. Проследив за двумя удаляющимися шлейфами дыма, он вернулся к своей эскадрилье.
Дело тогда замяли, к списку сбитых вражеских самолетов «Мустанги» не добавили, но генерал-лейтенант Савицкий сказал пророческую фразу: «Да не огорчайся ты, Иван. Эти два самолета в счет будущей войны».
Но их так и не добавили в трофейный список во время конфликта в Корее, потому что полковник Кожедуб не должен был сбивать там никаких самолетов, ему настоятельно рекомендовали не участвовать в боевых вылетах.
Советские летчики исключительно редко попадали в плен, но тем не менее. А тут, если пленят трижды героя Советского Союза… Да хоть застрелись!
Рекомендовали, но приказать не могли. Существовало негласное правило: если командир авиадивизии не способен управлять истребителем и не участвует в полетах, он подлежит увольнению в запас или переводу на штабную работу – бумажками шелестеть.
Такой расклад Кожедуба никак не устраивал. Он, невзирая на запреты, освоил все новые виды истребителей, включая реактивные, находился в прекрасной физической форме и был готов в любой момент ринуться в бой.
Контролировать азартного комдива поручили начальнику политического отдела дивизии, которого все называли просто замполитом. Но это мало помогало – стоило ему куда-нибудь отлучиться, как Кожедуб тут же садился в самолет.
Колесников собирался пойти на аэродром – отправить Лопатникова с компанией на разведывательный облет приграничной территории, когда к нему зашел посыльный из штаба.
– Товарищ майор, вас вызывает командир.
Кожедуб находился в прекрасном настроении.
– Начальник политотдела убыл на совещание. Полетаем?
Глаза его были полны азарта, он нетерпеливо потирал руки, как игрок в предвкушении выигрышной партии. Такие предложения поступали не в первый раз и Колесникова особо не радовали. Случись что с комдивом, Павла моментально сделают козлом отпущения.
– Ну… товарищ полковник… У нас уже назначена пара для патрулирования переправ…
– Вот мы и будем патрулировать, – перебил его Кожедуб. – А ребят пошли китайцев натаскивать – их командование сделало запрос на инструкторов. Временно, конечно. Мы с тобой полетим контролировать мосты. Я у тебя буду ведомым.
Колесников понял, что ему не отвертеться, что против лома нет приема, и дал согласие. Кожедуб открыл стенной шкаф и тут же, не стесняясь, быстро облачился в летную форму:
– Поехали!
«МиГи» стояли с уже разогретыми двигателями, когда Лопатникову сообщили об изменении в составе воздушного патруля. Он скорчил недовольную мину, но смирился с неизбежным.
Покружившись над мостами с вереницами грузовиков и оценив окружающую обстановку, Колесников было собрался возвращаться на базу, но в наушниках раздался голос Кожедуба:
– Давай дальше пролетим, до моря. Посмотрим, что там.
– Товарищ полковник, но это же запрещено, вы сами и запретили.
Колесников, конечно, выполнил бы приказ, кто запретил, тот и разрешит, но Кожедуб дал отбой:
– Слушаюсь и повинуюсь ведущему.
Это была шутка. Павел вздохнул с облегчением.
Неожиданно из-за горизонта появилось три самолета, по признакам – два «шутера» и бомбардировщик «В-29».
– Товарищ полковник, вы видите?
– Вижу. Летят бомбить мосты. Что прикажешь?
– Будем атаковать. Я возьму на себя «шутеры», а вы займитесь «крепостью».
– Понял, выполняю.
Чувствовалось, что полковнику нравилось не командовать боем, а подчиняться. Его обуяло злое веселье, азарт удачливого игрока.
«Комдив форму не потерял, не подкачает», – подумал Колесников и приготовился к атаке. Он не в первый раз участвовал в полетах вместе с Кожедубом.
Оба «шутера» попытались атаковать самолет Колесникова сверху со снижением на предельной скорости, но тот ушел из-под удара крутым боевым разворотом вверх и сам атаковал, поймав одного из противников в прицельную сетку. Пушечный залп сделал свое дело – американец завалился на левое крыло. Второй «шутер» попытался зайти Колесникову в хвост. Раздался голос Кожедуба:
– Добивай первого, я прикрою.
Заработал пулемет, и противник отвалил в сторону, уходя от огненной трассы.
«Иван Никитович с ним разберется».
Колесников догнал улетающего подранка и, подойдя на близкое расстояние, практически в упор расстрелял самолет противника. Тот задымился и резко пошел вниз. Мелькнул купол раскрывшегося парашюта.
«Этот готов. Возвращаемся».
Колесников сделал крутой разворот и мгновенно оценил обстановку. Кожедуб и американец попеременно атаковали друг друга, демонстрируя фигуры высшего пилотажа. Американец оказался крепким орешком. Бомбардировщик же развернулся и, уйдя вверх, пустил в дело свои нижние пулеметы.
– Иван Никитович, займись «крепостью», с этим я разберусь.
– Понял. Делаю, – раздалось в ответ.
Колесников ушел вниз, а потом, резко задрав нос своего «МиГа», выстрелил по пролетающему выше «шутеру». Тот задымился и стал удаляться вглубь Корейского полуострова. Павел не стал его преследовать, а подключился к Кожедубу. Но в этом уже не было необходимости. Полковник атаковал бомбардировщик с короткой дистанции и поджег ему двигатель. Еще очередь, и вражеский самолет взорвался в воздухе. Осколки ударили по «МиГу» Кожедуба, пробили несколько дыр в фонаре кабины, но самого полковника не задели.
– Иван Никитович, вы в порядке?
«Не приведи Господь!»
– Продырявили маленько, но не меня, а самолет. Сам жив-здоров, машина на ходу, хоть и дырявая. Возвращаемся?
Кожедуб чувствовал себя в небе, как рыба в воде.
– Возвращаемся.
И «МиГи» устремились на базу. Их провожало своими лучами весеннее полуденное солнце.
– Хорошая была охота, – сказал Кожедуб, когда они приземлись. На лице полковника сияла широкая улыбка. – Все сбитые самолеты на тебя запишем – на меня нельзя.
– Во Владивостоке организуют встречу работников прессы с представителями советских военнослужащих, скажем так, имеющих отношение к Корейскому конфликту. Событие небывалое, но тем не менее… Большая политика. Хотели меня привлечь, я отказался, но ведь кого-то надо! Вот вы и поедете, поговорите с журналистами.
Колесников и Полонский слушали комдива, раскрыв глаза от удивления: «Ничего себе заданьице!»
В победном угаре, сразу после окончания Великой Отечественной войны, Кожедуба согревало всеобщее внимание, он раздавал интервью направо и налево. Потом ему все это приелось, и он стал избегать назойливых газетчиков. Всему есть мера.
– Что вы на меня так смотрите? – В глазах комдива засверкали веселые искорки, но лицо оставалось серьезным. – Поедете. Вы ребята грамотные, язык подвешен, лишнего болтать не будете. Расскажете, что броня крепка и «МиГи» наши быстры, что мы боремся за демократию не меньше, чем американцы, да, помогаем вместе с Китаем Корейской Народной Республике, но выступаем против войны за мир во всем мире… и так далее. Сообразите. Сначала будет пресс-конференция – там активность не проявляйте, сидите морда кирпичом. А потом предполагается свободное общение с прессой – там уж никуда не денешься, придется говорить. Короче, все по делу, пить в меру, девками излишне не увлекаться.
Кожедуб бросил выразительный взгляд на
