Геополитические проекты Г. А. Потемкина - Ольга Елисеева

«Одним словом сказать, что турки не перестают всячески доказывать нам, сколь велико желание их разорвать мир, и что недостает им только сил и случая, чтоб обратить в ничто все, что мы приобрели войною. Страшно им мореплавание наше на Черном море; для того они начинают ворошиться, что видят херсонский флот готовым быть. - Писал князь в обращении к Екатерине. - Для чего им хан не по мысли, для того, что он Порте не предан и что он не согласится промолчать, если б турки в Крыму хотели усилится. Что же касается до коммерции, в сем пункте держат нас за руки французы, ибо, имея весь левантский торг за собою, боятся из рук выпустить и их намерение двойное, или утеснять нашу торговлю, или прибрать учреждением своих контор в Херсоне в свои руки. Сие все делается для того, чтоб мы, не найдя барышей, отстали. Умысел явной, чтоб трактуя о сем деле, возмущение против хана сделать» {242}.

Далее князь рассматривал возможное изменение международной ситуации в случае начала русско-турецкого конфликта. Он предполагал, что Франция ограничится одним подстрекательством и дипломатическими демаршами. На слова Безбородко, что Швеция «не может озаботить нас сильным образом» Григорий Александрович отвечал: «Не может, потому что сия земля в таком положении, что проигранная одна баталия решает судьбу ее». Предположение, что прусский король «может озаботить нас ненавистью к союзнику нашему», т. е. действиями против Австрии, казалось ему маловероятным. «Король прусский, может быть, Данциг захватит или шведскую Померанию». - Отвечал князь. Зато весьма важным делом Потемкин считал приобретение содействия Польши, на что в первоначальном тексте документа практически не обращалось внимания. «Справедливость требует по увенчании предприятий Ваших, - обращается князь к Екатерине, - уделить и Польше, а именно землю, лежащую между рек Днестра и Буга» {243}.

Важно отметить, что за пять лет до реального начала войны Потемкин довольно правильно предсказал действия различных европейских стран в условиях нового конфликта. Только Швеция. где положение Густава III на престоле за эти годы укрепилось, внесла заметные изменения в нарисованную князем картину.

Черновой вариант документа, который готовили Потемкин и Безбородко, показывает, что любые упоминания о Крыме были исключены по настоянию светлейшего князя. «Россия отрицается для себя от всякого приобретения кроме: 1) города Очакова с его уездом; 2) островов в архипелаге…», - писал Безбородко. «И так достанется, для того и должно о Крыме ни слова не говорить, - отвечал Григорий Александрович, - а резон для чего изволите усмотреть в особой записке. Сказать просто: границы России - Черное море. Островов не упоминать, а сказать один или два» {244}. Обращает на себя внимание тот факт, что пометы Потемкина, сделанные на тексте Безбородко, адресованы непосредственно Екатерине, это подчеркивает подчиненность положения [60] Безбородко по отношению к обоим корреспондентам и показывает, что основной диалог шел именно между императрицей и светлейшим князем. Александр Андреевич же в данном случае выполнял вспомогательную функцию.

Упомянутая Григорием Александровичем «особая записка», из которой императрица должна была «усмотреть резон» ни слова не говорить о Крыме в письме к союзнику, была вложена в предыдущий документ. Это и есть знаменитая записка Потемкина о необходимости присоединения Крыма к России. Она представляет собой прямое продолжение предыдущего документа. В ней Потемкин сначала как бы договаривает свои мысли о крымском хане Шагин-Гирее, не поместившиеся на черновом проекте Безбородко, а уж потом обращается к главному вопросу, который занимал его мысли - к вопросу о Крыме.

«Требовать именно от Порты, чтоб Порта Оттоманская не вступала в дела татарския и отнюдь не препятствовала России в усмирении бунтовщиков, восстановлении там власти Шагин-Гирея хана и спокойствия, в сохранении того, с чем соединен самой жребий Крыма…

Естлиб император своему министру у Порты повелел обще с нашим настоять токмо в том, чтоб Порта не инако почитала хана как государя самовластного и никак не подлежащего ее суду, тем паче, что жалобы и неправильно внесенные и ложно вымышленные, да и никак по соседству Порту беспокоить не могущие, в таком дознании хана независящим будет сильно всякое с ним постановление. Не кстати заставлять цесарцов говорить об уступке через пособие Порты нам гавани Ахтиарской, ибо сие наделает больше там подозрения нежели пользы, и мы вящее только подадим прежде время подозрение. К тому же не надлежит турков вмешивать в дела, хану принадлежащие, чтобы они и мыслить не могли быть господами в татарском имении».

Далее Потемкин переходит к основной проблеме, ради которой он написал Екатерине «особую записку». «Я все, всемилостивейшая Государыня напоминаю о делах, как они есть; и где Вам вся нужна Ваша прозорливость, дабы поставить могущие быть обстоятельства в Вашей власти. - предваряет свои рассуждения князь. - Если же не захватить ныне, то будет время, когда все то, что ныне получили даром, станем доставать дорогою ценою. Извольте рассмотреть следующее.

Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороной Кубанской, в обеих сих случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен. Для того, что он не допускает их чрез Крым входить к нам так сказать в сердце.

Положите теперь, что Крым Ваш, и что нету уже сей бородавки на носу. Вот вдруг положение границ прекрасное. По Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубани сверх частых крепостей, снабженных войском, многочисленное войско донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Черному морю свободное, а то извольте рассуждать, что кораблям вашим и выходить трудно, а входить еще труднее. Еще в прибавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.

Всемилостивейшая Государыня, неограниченное мое усердие к Вам заставляет меня говорить. Презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвышать славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел. Франция взяла Корсику. Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собою Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставить.

Удар сильный, да кому? Туркам. Сие Вас еще больше обязывает. Поверьте, что Вы сим приобретением бессмертную славу получите и такую, какую ни один государь в России еще не имел. Сия слава проложит дорогу еще другой большей славе. С Крымом достанете и господство в Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их, или морить с голоду.

Хану пожалуйте в Персии что хотите, он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешнею зиму и жители охотно принесут о сем просьбу.

Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот она могла да не хотела или упустила.

Если твоя держава - кротость, то нужен и России рай. Таврический Херсон! Из тебя истекло к нам благочестие. Смотри, как Екатерина вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления» {245}. [61] А. Г. Брикнер ошибался, полагая, что в момент написания письма Екатерины 10 сентября Россия уже была готова к занятию Крыма. Как видно из приведенного документа, идея присоединения полуострова оформилась в процессе работы над черновиком послания австрийскому императору. До этого войска, вступавшие на земли ханства, предназначались для усмирения бунта подданных Шагин-Гирея.

15 сентября Потемкин вновь покидает столицу и остается на юге до восстановления спокойствия в Крыму. Лишь к концу октября 1782 г. Князь возвращается в Петербург. В. С. Лопатин считает, что свой меморандум о необходимости присоединения Крыма к России Григорий Александрович обдумывал по дороге в северную столицу после окончания бунта 1782 г. {246}, т. е. в октябре. Однако в действительности записка о Крыме представляет собой приложение, входящее в черновик письма Иосифу II 10 сентября, она не могла возникнуть позднее этой даты. Возможно, Потемкин и обдумывал свой меморандум по дороге из Херсона в Петербург, но не в октябре, а в августе, еще до начала усмирения мятежников. В ордере генерал-поручику графу А. Б. Де Бальмену от 27 сентября князь подчеркивал: «Вступая в Крым… обращайтесь, впрочем, с жителями ласково, наказывая оружием, когда нужда дойдет, сонмища упорных, но не касайтесь казнями частных людей. Казни же пусть хан производит своими… Если б паче чаяния жители отозвались, что они лучше желают войти в подданство Ее императорского величества, то отвечайте, что Вы, кроме вспомоществования хану, другим ничем не уполномочены, однако ж мне о таком происшествии донесите. Я буду ожидать от Вас частного уведомления… о мыслях и движении народном, о приласкании которого паки подтверждаю» {247}. В этом документе уже заметно стремление Потемкина получить просьбу жителей ханства о переходе в русское подданство. В записке о Крыме звучит та же мысль.