Изгнание торжествующего зверя - Джордано Бруно

Хочу, чтоб тебе сопутствовали Здоровье, Крепость, Безопасность. Щитом да будет у тебя Прилежание, а знаменосцем – Упражнение. Пусть за тобой следует Приобретение со своими доспехами, кои суть блага тела, блага души и, если угодно, блага Фортуны. И желаю тебе любить те блага, что сама приобретешь, больше тех, что ты получишь от других, как мать любит больше тех сыновей, которых признает своими. Не желаю, чтоб ты разделялась, ибо, если разделишься на части, занявшись и умственными делами, и делами телесными, станешь никуда не годной и в той, и в другой области; а если будешь предаваться больше одному, чем другому, меньше успеешь; если вся отдашься чувственным вещам, ничего не сделаешь в делах ума, и обратно. Я прикажу Случаю, и ты, когда тебе понадобится, громким голосом, или знаком, или молчанием зови его; и он тебя или заговорит, или зачарует только, или придаст больше бодрости и силы. Накажу Удобству и Неудобству – пусть извещают, когда тебе можно нагружать, когда убирать в склады, когда надо пускаться в плавание. Хочу, дабы Прилежание отнимало у тебя всякую помеху, дабы Бдительность несла у тебя сторожевую службу, повсюду осматриваясь, как бы с тобой не случилась какая неожиданность; чтобы Нужда отвлекала тебя от Рвения и Бдительности из-за пустяков; а если ты ее не послушаешься, то на ее место, наконец, являлось бы Раскаяние и заставляло бы тебя испытать, что трудолюбивее – трясти пустыми руками, нежели с полными руками таскать камни. Беги на ногах Прилежания сколь возможно быстрее и поспешай, чтоб не застигла тебя стихийная Сила, не отняла у тебя свободное время или не предоставила силу и оружие Трудности.

Тут Рвение, поблагодарив Юпитера и прочих, стало сбираться в путь и молвило так:

136. – Вот я, Труд, направляю свои стопы, опоясываюсь, освобождаю руки. Прочь от меня, всякое безобразие, всякое безделье, неряшливость, ленивая праздность! В сторону всякое замедление! Ты, Деятельность моя, представь пред очами разумения свою выгоду, свою цель. Сделай спасительными бесчисленные клеветы, плоды злобы и зависти чуждых тебе, обрати во спасение этот твой разумный страх, что прогнал тебя с твоей родины, отчудил тебя от друзей, отдалил от родины и изгнал в малолюбезные для тебя страны! Сделай, моя Деятельность, вместе со мною славными эту ссылку и труды, вознеси их выше отдыха, выше этого родимого спокойствия, удобства и мира. Смелей, Прилежание, что делаешь? Зачем мы так много бездельничаем и спим живые, если так долго, долго придется нам бездействовать и спать в смерти? Ибо если даже и ждем иной жизни, иного существования, то все же та – наша жизнь – не будет такой, какою мы живем сейчас: ибо эта жизнь проходит навеки без всякой надежды на возвращение… Ты, Надежда, что делаешь, почему ты меня не торопишь, почему не возбуждаешь? Смелее! Заставь меня ждать от трудных дел спасительного исхода, если только я не поспешу прежде времени и не отстану не вовремя; и не заставляй меня обещать вещь, которая бы жила, но такую, что хорошо бы жила! Ты, Усердие, помогай мне всегда, дабы не посягал я на дела, недостойные доброго духа, и не простирал руки к занятию, которое влечет за собою еще большее. Любовь к славе, представь моим очам, как скверно, какая постыдная вещь – увлекаться обеспечением при входе и в начале дела. Проницательность, сделай так, чтобы мне не пришлось бежать от неопределенных и сомнительных дел, поворачивая спину, но да отстранюсь я от них тихо-тихо, подобру-поздорову. Ты же сама, чтоб меня не разыскали враги и не обрушили на меня ярость свою, следуя за мной, заметай мои шаги. Веди меня путями, далекими от обители Фортуны, ибо у нее нет длинных рук, и она может заниматься только теми, кто около нее, и действовать только на тех, кто внутри ее урны. Сделай так, чтобы я брался за то, что мне по силам, и в своих занятиях был скорее осторожным, чем сильным, если уж нельзя мне быть одинаково и сильным, и осторожным. Сделай мой труд и явным, и тайным: явным, чтобы не всякий его искал и разыскивал; скрытым, чтобы не все, но очень немногие находили его. Ибо тебе хорошо известно, что скрытого ищут, а запертое привлекает воров. Более того, явное слывет пошлым, и ковчежец открытый не ищут усердно, мало придавая цены тому, что не хоронят со всем тщанием под стражей. Когда меня стеснит, оскорбит и задержит трудность, ты, Воодушевление, не премини голосом своего живого увлечения повторять мне почаще на ухо:

«Tu ne cede malis, sed contra audentior ito!» – «Не сдавайся бедам, но смелее иди им напротив!» [89] Ты, Рассудительность, разъясни мне, когда следует развязаться или прекратить никуда не годное занятие и как употребить свои силы не на приобретение золота и каких-либо способностей пошлых и тупых умов, но таких сокровищ, которые всего менее разъедает и рассеивает время и которые вечно будут славны и почитаемы, дабы не сказали о нас, как о тех: «Meditantur sua sterema scarabaei» – «Стараются над навозом своим скарабеи»! Ты, Терпение, утверди, обуздай и управь для меня свой любимый Досуг, кому Праздность не приходится сестрой, но кто брат Выносливости. Отклони от меня беспокойство и склони к нелюбопытствующему Рвению. Иной раз отврати от бега, когда мне захочется побежать туда, где есть стремнинные, позорные и смертельные помехи. Иной раз не понуждай меня поднимать якорь и спускать корму с берега, когда мне предстоит подвергнуться невыносимым вихрям бурного моря. Дай мне тем временем Досуг сродниться с Рассудительностью, которая поможет мне наблюсти, прежде всего, себя самого, во-вторых, дело, предстоящее мне, в-третьих, цель и причину, в-четвертых, обстоятельства, в-пятых, время, в-шестых, место, в-седьмых, товарищей. Дай мне Досуг, с которым я мог бы сделать вещи более прекрасные, добрые и превосходные, нежели я оставляю, ибо в доме Досуга восседает Совет, и там лучше, чем где-либо, беседовать о блаженной жизни. Оттуда лучше предусмотреть случайности, оттуда можно выйти на дело с большей энергией и силой, ибо нельзя бежать очень быстро, не отдохнув предварительно вдосталь.

Ты, Досуг, распоряжайся мной, дабы я слыл менее досужливым, чем все прочие, ибо благодаря тебе я сумею послужить государству и защите своей родины больше своим словом и убеждением, чем мечом, копьем и щитом – солдат, трибун, император. Подойди ко мне ты, благородный, героический и ревностный Страх, и своим побуждением сделай так, чтоб меня не вычеркнули прежде из числа знаменитых, а позже из числа живых. Устрой так, чтоб раньше, чем дряхлость и смерть отнимет у меня руки, я обеспечил себя неотъемлемой славой своих дел. Рвение, постарайся, чтоб крыша была закончена раньше, чем пойдет дождь, пусть окна будут вставлены раньше, чем подуют Аквилоны и Австры мрачной и беспокойной зимы. Память о добре, совершенном в течение жизни, сделай так, чтоб старость и смерть взяли меня раньше, чем помутили мой дух. Ты, Страх потерять приобретенную в жизни славу, не сделай мне горькой, но дорогой и желанной старость и смерть!

Саулин. Вот это, София, самое достойное и почтенное наставление для исцеления от скорби и тоски, что приносит с собою преклонный возраст, и от докучливого страха смерти, который с того часа, как мы начинаем чувствовать, обычно тиранит дух живущих. Так что хорошо сказал ноланец Тансилл:

«Кто небо чтит, кто пламенный и нежный

К высоким подвигам летит в своих мечтах,

Для тех всегда весна: пусть лед кругом и снежный

Покров на землю стелется и виснет на цветах.

И не о чем скорбеть тому, кто сам себе безбрежный

Открыл простор в душе своей, и в жизни, и в трудах:

Так земледелец, плод трудов своих собрав вовремя,

Не чует за собой нужды тяжелой скорбь и бремя» [90] .

София. Очень хорошо сказано. Но время тебе, Саулин, уходить, ибо вот мое дражайшее божество, желаннейшее счастье, ненаглядное личико приближается ко мне с Востока.

Саулин. Хорошо. Значит, моя София, завтра мы встретимся в обычный час, если тебе будет угодно. А я пока пойду и разберусь в том, что сегодня выслушал от тебя, дабы лучше припомнить о твоих взглядах при случае и попроще приобщить к ним в будущем кого другого.

София. Чудеса! Он летит ко мне навстречу быстрей обычного. Не летит, как у него в обычае, играя кадуцеем и ударяя широкими крыльями по прозрачному воздуху. Мне кажется, я вижу его тревожным и озабоченным. Вот глядит на меня и так обратил ко мне свои очи, что ясно – беспокойство не из-за моего дела.

Меркурий. Да будет вечно благосклонна к тебе судьба и бессильна против тебя ярость времени, о моя милая и славная дочь, и сестра, и подруга!

София. Что такое, мой добрый бог, омрачило твое лицо, хотя ко мне ты по-прежнему щедр на свою столь сладостную ласку? Почему ты бежишь, как с почтой, и, по-видимому, готов уйти отсюда скорее, чем побыть со мной несколько?

Меркурий. Дело в том, что Юпитер поспешно поручил мне предусмотрительно помешать пожару, который возбуждает сумасшедшее и зверское Несогласие в этом Партенопейском царстве.