Преступные игры гения - Галина Владимировна Романова

Она подозрительно прищурилась в его сторону. И ему показалось, что она посылает ему сигнал: только посмей возразить.

– Но мы же не знаем ничего про Пеклова, гражданин начальник. Был он там, не был? Никто его не помнит.

– Кто-то помнил Митю. Но не помнил, в какое время он там был, – мотнула Аня головой, отодвигая опустевшую салатную тарелку. – А что, если он там был и не пил? Только притворялся, что пьет за компанию?

– Или его там вообще не было. Заглянул на минутку, и все.

Он возражал ей? Снова возражал, как и прежде? Блин! Что он делает? Она сейчас примется злиться. Метать в его сторону острые как бритва взгляды.

Но все вдруг пошло не так. Она согласно кивнула и неожиданно признала, что он может быть на сто процентов прав. И она просто за уши притягивает версию причастности Пеклова к убийству Серовой.

– Надо срочно отыскать ее молодого человека. Без этого никак!

Аня взглянула на тарелку с густым овощным пюре зеленого цвета.

– Какая гадость… – пробормотала она негромко и потащила с его тарелки чебурек.

Ну вот очень ему хотелось довольно заулыбаться, очень! Как сдержался? Вместо этого пододвинул ближе к ней свою тарелку. И проговорил:

– Бери еще.

– А ты? – она уже хрустела слоеным тестом, засыпая крошками стол.

– Еще закажем… И знаешь… – Гена тщательно вытер сальные пальцы салфеткой. – Надо еще доказать, что Пеклов причастен к убийству девушек. Может, это Осетров? А Пеклов его убил, отомстив за подругу детства. Ведь мы же уверены, что Пеклов убил Осетрова, так?

– Он его увозил от дома. Отпечатки пальцев на руле машины его. С учетом дороги до села, где у Пеклова земля со сгоревшим домом, и времени убийства Осетрова – все совпадает. Осетрова убил Пеклов. Слушай, капитан, точно ориентировки по нему разосланы?

Тот судорожно сглотнул, мотнул головой и добавил сдавленно:

– Так точно, товарищ подполковник.

– И найти не могут. Столько времени? – она подозрительно щурилась теперь уже в сторону Ольховцева.

– Карточки банковские не трогает. У него их две. Одна дебетовая, там почти пусто. И кредитка. По ней ноль движений.

– Телефон?

– Выключен.

– Как давно?

– Так… Так мы же начали его пробивать уже после убийства Осетрова, – с легкой обидой проговорил Ольховцев.

– Это вы начали именно тогда, – поддел его Гена, сурово сводя брови. – А мы – сразу с того момента, как стало известно, что он ездит на машине Осетрова и по приметам мог быть тем, кто напал на Анну возле ее дома. Мне Алена подробно о нем рассказала. И я сразу начал пробивать его телефон. И он молчал уже тогда.

– А Осетрова тогда он как из дома вытащил?

– Мог позвонить и на домашний. У него ведь есть домашний телефон?

Он вопросительно глянул на Анну, она внимательно слушала их, доедая чебурек с картошкой.

– Есть, – кивнула она. – Ольховцев, записывай номер, позвони кому следует. И узнай, кто, когда и во сколько.

– Так мы пробивали его телефон, товарищ подполковник, – Ольховцев недоуменно качнул головой. – И домашний, и мобильный, и даже бывший рабочий. Я все в отчете указал.

– И что там? Я не помню, чтобы ты мне докладывал. А отчет не читала пока.

– Так я вам его еще и не пересылал, каюсь, – он вздохнул и отодвинул тарелку с недоеденными пельменями. – Но там ничего интересного. На бывший рабочий Осетров не звонил. С домашнего никому не звонил тоже. На мобильном тоже пусто.

– В смысле – пусто? – не понял Гена.

– После гибели Паршиной он ни с кем, кроме полиции, не общался. Вы в числе абонентов, которым он звонил и писал сообщения, товарищ подполковник. В тот день, когда была убита Алла Иванова, он лишь сделал ее фото в кафе. И все.

И он неожиданно задумался, почесывая висок.

– Что, капитан? – насторожилась сразу Аня. – Что-то упустил?

– Да нет, не думаю, но… – он крутил на столе тарелку с пельменями в застывшей сметане. – Фото Аллы, сделанное когда она сидела в кафе «Страус», я по времени проверил… Так вот, это фото Осетров переслал.

– В смысле – переслал?! – Аня даже привстала с места, нависнув над столом. – Капитан, ты в уме?! Девушка была жестоко убита буквально через час, а ты только сейчас…

– Но там ничего такого, товарищ подполковник. Я же проверил этот номер. Он оказался тем же, что и… – Олег чесал теперь уже оба виска. – В общем, ваше фото по этому номеру Осетров тоже отправлял. Это телефон фотостудии. Думаю, там Осетрову делали большие портреты, с них он уже писал картины. Вы же наверняка ему не позировали, нет?

– Нет. Но ты абсолютно прав. Мое фото он увеличивал в натуральную величину. И писал портрет уже с него, – Аня легонько коснулась заживающей ранки на лбу. – Видимо, портрет Аллы он тоже хотел писать так же – с большой фотографии. И я согласна с тобой, капитан. Нет здесь ничего такого. Но… Но все же проверить это фотоателье следует. Мало ли что он им там заказывал? Может… В общем, может быть всякое. Доедай свои пельмени и дуй на адрес. Это где, кстати?

Это оказалось в самом центре. И после недолгих поисков в Интернете нашлось упоминание о данной фотостудии.

– Оп-па! Да это тот самый мажор, о котором мне рассказывал Крылов! – воскликнула Аня, заказывая кофе себе и Гене. – Некто Никита Вербин. Несостоявшийся художник. И что… Что получается: Осетров отсылает портрет Аллы ему, и через час ее уже нет в живых?

Все притихли. Новый виток, новый подозреваемый, новая версия.

– Поехали, – кивнула она Олегу и, глянув на Гену, забыто улыбнулась. – А ты, майор, на хозяйстве. Если Крылов возжелает, если созрел для разговора, допроси его. И ищем, понимаете, да? Ищем Пеклова.

Глава 20

Никита стоял у окна второго этажа, скрестив руки на груди и сунув кулаки под мышки. Он находился в своем личном кабинете. Он его оборудовал сразу как отец выкупил это здание и подарил ему его на двадцатипятилетие. Он тут же решил, что в этой огромной – без стенных перегородок – комнате будет его личный кабинет. Потолок поддерживался бетонными колоннами. Их строители превратили в произведение искусства по его личному проекту. И эти же колонны зонировали пространство на место для работы, отдыха, кухню и спальню. В рабочей зоне прежде стоял мольберт. Никита пытался писать. Еще год назад, не оставляя попыток прославиться как художник, он пытался писать. Однажды за этим занятием его застал давний приятель, неплохо разбирающийся в творчестве. Постояв у его мольберта минут пять в тихой задумчивости, он лишь качнул головой и тяжело вздохнул.

– Что? – напрягся Никита. – Все так плохо?

– Оставь это занятие, брат. Это не твое.

– А что мое? – не обиделся Никита.

Он сам спросил. Парень честно ответил:

– Фотостудия – твое. Ты хорошо чувствуешь свет. Видишь лица. Занимайся тем, что у тебя выходит лучше всего.

Никита ему поверил. Мольберт выкинул. Его место занял большой письменный стол. За ним он занимался бухгалтерией. Ну, или делал вид, что занимается. Бухгалтера ему выделил отец. Пожилая молчаливая женщина замечательно справлялась. А он ее контролировал. Ну, или делал вид, что контролирует.

Зазвонил телефон внутренней связи с фотостудией на первом этаже.

– Да! – ответил он слишком грубо и громко, поднимая трубку.

Он просил не беспокоить его хотя бы час. Ему надо было подумать обо всем, что случилось в его жизни за последнее время. Как-то все переосмыслить, разложить по полкам, заткнуть в тайные ниши. Вот что-что, а упорядочивать пространство вокруг себя он умел. Но для этого были необходимы тишина и уединение. А они звонят!

– Никита, тут полиция. Требуют тебя, – просипел в трубку зловеще тихий голос его бухгалтерши. – Зашли сразу ко мне. Мимо фотографов.

И слава богу! Там сейчас два его фотографа работают с юной моделью, подающей надежды. Если их работа понравится ей и ее продюсерам, то долгосрочный хорошо оплачиваемый контракт обеспечен. Никита за счет этого только и выезжал в своем бизнесе. Фотографии на паспорт – это, конечно, хорошо. Но малоприбыльно.

– Чего хотят?

– Хотят видеть тебя.

– Пусть поднимутся.

– К вам?! – с ужасом отозвалась бухгалтерша, словно речь шла о мавзолее.

– Ко мне, ко мне, пусть поднимаются. Поговорим…

Они вошли через пару-тройку минут. Он и она. Он – ничем не примечательный парень. Пройдет мимо тебя раз десять, прежде чем ты его узнаешь. Не страшный и не красавец. Самый обычный.

А вот она…

Никита сразу узнал эту женщину. Он видел ее портрет. Его делали в его фотостудии. Пробников было много. Но заказчик выбрал один – самый удачный, передающий ее