Толмач - Михаил Гиголашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, так сразу и дают все?.. – уставились на меня две выцветшие ягодки глаз, когда-то голубых, теперь потухших, грязно-серых.
Она с трудом протиснулась к столу, кое-как села боком и теперь пыталась затолкнуть под стол толстые ноги, скованные нелепой коротко-узкой юбкой.
– Нет, не так сразу, – ответил я, думая: «Надо же столько ума иметь – мини-юбку на такое место напяливать!.. И блестки эти дурацкие, как на деревенских танцах!..»
Тихий мальчик, не отпуская грузовичка, стоял рядом с матерью. А Савчук-папа плотно сел на стул и расправил плечи. Кожанка на нем была добротная. Да и туфли ничего. После щелчка аппарата он сказал:
– Хотово. Давай, мамко! – и помахал жене.
Она потянулась из-за стола, оправила юбку и плотно уселась на заскрипевший стул, а я подумал, что муж мог бы и посоветовать жене одеться поскромнее, если она сама не понимает, что не в ресторан явилась, а в лагерь. Впрочем, мое дело – переводить. И все. И от советов воздерживаться.
В музгостиную начали заглядывать китайцы, их привела Линь Минь. Они оторопело смотрели на большую белую дебелую бабу с полуголыми толстыми ногами. После щелчка она, краснея, встала со стула и протянула руки со старым маникюром и дутым золотом на узловатых пальцах. И Зигги поочередно брал ее за каждый палец, опускал его на станок, а потом ловко вкручивал в лист. Китайцы бесшумно встали возле стен и смотрели куда-то в свое дао.
– Все. Теперь вы с мальчиком подождите в приемной, – сказал Зигги.
– Стоп! – остановил я ее. – Тут вопрос с фамилиями… Я сравнил обе папки. Значит, фамилия мужа Савчук, а фамилия жены – Савченко?.. Это правильно записано или в полиции спутали?
– Ну як же… Я – Савчук, а вона – Савченко. Людка не хотила, Савченко краще, каже… – ответил муж.
– Свою девичью оставила, – добавила жена. – У нас пол-Запорожья или Савченки, или Савчуки. Савченко на левом берегу Днепра живут, а Савчуки – на правом, – пояснила она, после чего удалилась с ребенком в приемную, а мы с Савчуком пошли на второй этаж к Марку, у которого я еще не был.
Я с трудом нашел его кабинет. В самом конце коридора, возле кофеварки и ксерокса. Кофеварка была неисправна, от нее время от времени исходил поносный шум. Кабинет у Марка оказался маленький и темный. Все стены завешаны плакатами, календарями, дипломами и снимками (в основном из серии «Марк на море», «Марк в отпуске», «Марк на теплоходе»). А сам Марк был едва виден за горой папок на столе.
– Давно не встречались, – поправляя очки, осклабился он мне, а Савчуку важно кивнул на стул: – Садитесь вон туда.
Он возился с диктофоном и спрашивал у меня, как дела, как успехи, а сам исподтишка поглядывал на Савчука, который смотрел на него, как белая мышь на очковую змею. Савчук-папа был полноват, брюшко вылезало из-под короткой кожанки. На пальце назойливо блестел перстень с черным камнем.
Перехватив мой взгляд, он встревоженно спросил:
– Может, снять до бису?
– Поздно уже. Да и зачем?
Марк тем временем просматривал папки.
– Спросите у него, почему он просит убежище? – вдруг попросил он меня.
Савчук растерялся:
– Так то ж не я… То жинка моя… Я простой человик, а вона институты кончала и в депутаты полизла. Вот и отримали… – он развел длинными руками. – Достал нас Кучма, спасу нет.
– Ах, вот как, интересно. Обычно жены следуют за мужем, а тут, значит, наоборот. Надо ли это так понимать, что у вас лично причин просить убежища нету? – сверкнул Марк очками оторопевшему Савчуку.
– Ну як же ж… А це ж?.. А мамка?..
– Что за «мамка»? – уловил Марк знакомую фонетику. – Ваша мать тоже тут?
– Нет, это он так жену называет, – объяснил я.
– А, ничего, это пусть, а то я испугался, что и родителей уже привозить начали. А у сына вашего есть отдельные причины просить политубежище?
– У сына? – теперь удивился уже я. – Какие могут быть причины у шестилетнего ребенка отдельно от родителей?
– А вот могут, – Марк торжественно откинулся на спинку кресла. – Когда царь Ирод приказал убить всех младенцев и семья Иисуса бежала в Египет, то только у Иисуса была личная причина просить убежище в смежной стране: ведь он был младенец, а именно младенцев было велено убивать, заметьте, не взрослых. А у его матери Марии и приемного отца Иосифа этих причин не было, потому что их лично царь Ирод не приказывал убивать. Как родителей, их, конечно, могли сделать в Египте опекунами, но с ограниченным сроком визы…
И Марк довольно заулыбался. Савчук, открыв рот и ничего не понимая, сидел в затишье, а я принял к сведению эту притчу: действительно, у Иисуса была веская причина покинуть родину. Но не менее веская была – и вернуться, когда настало время.
– Выходит, Христос потом сдал свой паспорт беженца и добровольно вернулся? – сказал я.
– Хотя знающие люди его предупреждали, чем это может кончиться, – поддакнул Марк. – А кстати, почему у этих господ нет паспортов?..
– Вкрали, хадюки. Одна баба по дороге зперла, – ответил Савчук-папа. – Все одне к одному! Эх, бог не карае, не карае, а як карнэ, так и срацю не пиднемешь!
– Одна баба сказала, одна баба украла, – поморщился Марк. – А другие документы есть?
– Та у мамки, тьфу, Людкы, спытать надо. Можэ, и есть каки папэры.
– Папэры! – покачал головой Марк и со вздохом принял таблетку (на столе отдельной стайкой белели порошки и пилюли). – Ну ладно, по порядку. Прошу вас назвать себя, сообщить ваше последнее место жительства до выезда за пределы родины.
Савчук-папа набычился и обстоятельно облокотился о стол:
– Савчук Иван. Родився в Запорожжя, вулиця Пэрвомайска, будинок 11, квартыра 5. В 1979-м кончил школу. Пошел в армию, был в ХДР…
– О!.. В ГДР?.. Немецкий знаете?..
– Нет. Нас з казармы не выпускали. Потом вернулся. На заводе пять лет пахал. Рыбачив три хода…
– Куда ходили?
– В Норвехию и Африку.
– Бывали в этих странах? Сходили на берег? – навострил уши Марк.
– Не, з корабли не выпускалы. В 1990-м женився на Людци. Дочка родилась…
– Дочь?.. Вы же с сыном приехали? – поворошил Марк папки. – Где данные дочери?.. Почему нет данных дочери?
– Та мене не питав нихто… – поджал губы Савчук.
– Где сейчас дочь?
– С мойими старыми, дома. От стрессу витходить.
– От какого стресса?
– Ну, допэкли нас дюже… Дочь у шоку.
Марк сделал скептически-удивленную мину:
– Если дочь в шоке, то ее надо в первую очередь сюда привезти. Не так ли?..
– Как привезешь?.. Она ж у шоку…
Марк покачал головой:
– Логикой эти люди не отличаются. Выпишите на лист данные дочери и точный адрес, где она сейчас. Все надо проверить… Консулаты наши на всем экономят деньги, а то многое уточнить можно было бы на месте… – Марк злобно сверкнул очками. – Скоро совсем заэкономят нас всех насмерть. Вы знаете, во сколько стране обходится содержание одного беженца? Это такие суммы!
На это я предложил, почему бы не давать эти деньги чиновникам и милиции на местах, в России, чтобы они сами там искали? Послать им фото с отпечатками, да заплатить за каждого тысячу-другую марок – так на местах менты сразу все найдут: и место рождения, и адрес, и всех живых и мертвых родственников из-под земли выкопают, уверяю вас! И Марку эта мысль так понравилась, что он тут же поспешил записать ее на бумажке, чтобы обсудить с начальником лагеря.
Папа-Савчук покорно переждал наш диалог, потом продиктовал еще раз свой домашний адрес и продолжил:
– Мы, когда поженилися, спочатку у меня жили. Когда Людкы ридня помэрла, мы ее хату продалы и на автостанци кафе виткрылы. «Ирыска» называлось, – вдруг широко улыбнулся он. – Хороше кафе было. Сихареты и горилка. Зачем с жрачкою связываться?.. Тама санстанция, там пожарка, плиты, вытяжкы, сантэхника… А тута ничего не надо: зашел, тяпнул и сел в автобус. Тилькы успевай бутылки открывать. А нам копийка капае.
– И много капало? – осведомился Марк. – В месяц, в среднем?
– Да було трохы… Покы ця катавасия не пошла, с Кучмой и вообще… Зря мамка в эту политику влизла. Говорив я ей – не надо, не лизь! Люди горилку пьють, вареники идять – чого тоби ще?.. Нет, полизла, упряма – так, мол, бизнес лучше поставлю. Она у меня баба огрызанистая… А я що?.. Гроши-то за ее батькив дом были?.. Ее фирма. Ось поставила бизнес, холи-боси по лахерям ходым.
– А в чем вообще суть проблемы?
– А в том, что не туды свой нос сунула, куды надо. Да пусть она лучше сама вам расскажэ. Я на их митингах не был, в кафе цилыми днями сыдив на касси.
– Значит, вы не знаете, за что вы преследуетесь? – уточнил Марк.
– Из-за жинкы. За то, что она с такими связалась, яки против сволочи Кучмы… Да яй ничо не знаю. Знаю только, что она достукалась: и кафе забралы, и ее чуть не знасиловали, и меня зкалечылы, и дочку побылы. – И Савчук опустил глаза к столу. – Що ще надо?.. Вы ее саму спросите, она вам бильше расскаже.
– Хорошо, – неожиданно согласился Марк. – Мы поговорим об этом с ней подробнее. А о вас поговорим с вами. Расскажите, как вы сюда приехали.