Зеркала - Мария Николаевна Покусаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сильвия оставила тебе хлеб и мясо, – раздался спокойный голос Кондора. Маг зачем-то подошел к окнам и, отодвинув в сторону портьеру, посмотрел в зимнюю тьму. – Если хочешь что-то более существенное, могу проводить тебя до кухни, но, боюсь, сейчас почти все спят.
– Не-ет, я, наверное, тоже спать, – ответила я.
Одна мысль о сне вызывала желание зевнуть.
– Хорошее решение, – кивнул Кондор, подходя ближе. Он коротко коснулся меня взглядом и моментально сощурился, а потом стремительно осмотрелся, будто что-то искал или проверял, все ли в порядке. Камин. Углы. Двери. Шкаф. – Понимаю, что не время для подобных вопросов, но я, кажется, забыл поинтересоваться, насколько тебе понравились твои покои.
Я пожала плечами.
– Не жалуюсь.
– Да? Замечательно. – Он кивнул, рассматривая покрывало. А потом резко выдохнул, словно готовился нырнуть или шагнуть в неизвестность: – Не прими за бестактность. Я очень надеюсь, что смог немного помочь сегодня.
Я наконец посмотрела прямо ему в глаза. Очень хотелось держать что-то в руках, чтобы не прятать их за спину или не натягивать на них рукава.
– Ты помог, – сказала я твердо. – По крайней мере, я не знаю, что тут еще можно было сделать. Будем считать это установлением контакта, – добавила я, усмехаясь.
– Значит, мы наладили дипломатические связи, – ответил он, приложив руку к груди и чуть наклонив голову. Видимо, действительно знак чего-то вроде почтения или благодарности. Надо запомнить. – Спасибо за приятную компанию.
– Серьезно?
Я скрестила руки на груди и скептически нахмурилась. Тоже мне, приятная компания – молчаливо внимающее бревно, под конец еще более молчаливое и еще более бревно.
– Серьезно. Я согласен повторить, правда. – Он фыркнул. – Не настолько радикально, конечно.
– Снова ответ за ответ? – уточнила я, зевая.
– Или рассказ за рассказ, – кивнул Кондор. – Мне, поверь, тоже интересно то место, откуда ты пришла. Доброй ночи. Если понадоблюсь, зови.
И он исчез в зеркале быстрее, чем я успела спросить, в каком смысле «зови», не в том ли, что и у Сильвии, и проследить, как именно он это сделал.
Как именно он ушел.
Черт.
Когда маг исчез, я села на кровать и лениво стянула тканевую салфетку с подноса. Действительно, вареное мясо, холодное уже, нарезанное тонкими ломтями, и несколько кусков свежего хлеба. Пахло вкусно. Но есть я не хотела. Сложив руки на коленях, я невидяще уставилась в зеркало на тот кусок комнаты, который был виден в отражении: столбики у изножья кровати, темно-зеленое полотно портьеры на фоне стены, обитой бежевой тканью. Я смотрела на все это с равнодушием дерева и пыталась понять, что я чувствую.
Вокруг было тихо, если не считать еле слышного потрескивания пламени. У меня уже больше суток не было ни телефона, подключенного к соцсетям, ни телевизора и его сонного бормотания, ни воды в батареях, ни разговоров и шарканья тапочек за стеной, ни звуков и криков с улицы, ни музыки – ничего вообще.
Ничего такого, что сейчас могло бы меня отвлечь.
Я осталась наедине с собой.
Моя внутренняя тишина, усыпленная пьяной болтовней и чужим присутствием, проснулась и затопила меня целиком. Я смотрела в зеркало, в котором не было меня, и молчала, оглушенная осознанием того, что произошло, и отсутствием своей реакции.
Я знала, что должна была чувствовать что-то.
Обиду.
Злость.
Отчаяние.
Ненависть – к себе или к тем, чьей волей моя жизнь перевернулась.
Вместо этого я созерцала пустоту.
Я упала на покрывало, раскинув руки, кровать мягко спружинила, принимая меня. «Может быть, – думала я, глядя на потолок, – именно эта пустота и является, в конечном итоге, самой страшной формой отчаяния».
Может быть, это некая разновидность магии или что-то, спрятанное в одной из бутылок, подмешанное, незаметное среди пряностей и ягодного сока, нечто сродни каким-нибудь чарам, от которых отступали все дурные мысли.
Может быть, через какое-то время – как только я вернусь из ванной и решу заснуть, или завтра утром – чары развеются, и вместо тишины меня затопит боль от ощущения собственной ненужности и никчемности. От понимания, что все, с кем я была связана, остались с той стороны и не думают обо мне.
Похоже ли это на предательство? Я не знала.
И сейчас не могла найти в себе ничего.
Вспоминала, выцарапывала из себя, искала – и не находила.
Мой мир словно выплюнул меня, оттолкнул, сделав такой вот прощальный подарок, а новый мир – принял, схватил за руку и не дал оступиться в первый момент. Я все еще злилась, как не может не злиться человек, чьи планы пошли псу под хвост, но, кроме раздражения, во мне появился интерес. Сейчас, глядя в потолок, я понимала, как же легко меня купили, расположив к себе беседой, потому что мало что в жизни я любила так, как долгие разговоры. И в этот раз мне было кого слушать.
И пусть у джина здесь оказался другой вкус, после пьянки голова у меня болела ничуть не меньше, чем там, в мире, где я родилась и выросла.
Я попыталась улыбнуться, поднялась на локтях, посмотрела на дверь, ведущую в ванную, и решила, что мне хочется переодеться и действительно уже лечь спать. И выпить на всякий случай глоток зелья, чтобы кошмары не повторились, потому что в этот раз им было из чего прорасти.
Allons-y!
Я еще не решил, как с ней поступить, но не мог отказать себе в удовольствии позабавиться. А сконфуженная идиотка – штука весьма забавная.
А. Сапковский, «Золотой полдень»
– Значит, – сказал Ренар, – Алисой звали девочку, которая провалилась в кроличью нору и попала в приключения?
– Сначала провалилась в нору, – улыбнулась я. – А потом прошла сквозь волшебное зеркало.
– Удивительный талант. – Ренар усмехнулся и вытащил из моей пачки вторую сигарету. Первую он, по его словам, не распробовал. – Это в вашем мире такие легенды?
– Это сказка, – ответила я. – Ее написал один… ученый.
– Дай мне свое волшебное огниво.
Я протянула ему зажигалку, которая, как и обещал Кондор, работала не хуже, чем раньше.
– Я любила эту сказку в детстве и знала ее наизусть.
– И искала
