Брусничное солнце - Лизавета Мягчило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда дверь в спальню с тихим скрипом отворилась его уверенной рукой, пальцы намертво вмерзли в позолоченную ручку. Хмурый задумчивый взгляд переменился, стал удивленным.
В комнате полукругом у широкой кровати горели свечи. Варвара не делала вид, что спала, как бывало прежде. Лежала на середине постели в одной приподнятой ночной рубашке. Бедра бесстыдно широко разведены, подушечки пальцев, испачканные ее влагой, медленно скользят между ног, девушка шумно дышит, выгибается.
А он чувствует, как начинает разгоняться кровь от этого вида, как трепещут ноздри, жадно втягивают воздух, пропитанный запахом ее возбуждения. Тонкая изящная рука, свободная от ласк, скользит по животу, поднимается вдоль тонких ребер и сжимается на груди, прищипывая розоватую, заметную сквозь тонкую ткань горошину соска.
Его выносит из собственной шкуры волной горячего желания. В штанах становится так тесно, что это невозможно вынести, он отстраненно пытается поправить вставший член, но это не приносит облегчения.
И Самуил зачарованно шагает вперед, не сводя с нее жадного взгляда. Лицо Варвары разгорелось румянцем, полуприкрытые ресницы скрывают пылающий страстью взгляд.
Край сознания отмечает глубокую рану на скользящей по телу ладони, но ее состоянием он озаботится позже. Гораздо позже.
Варя видит его, не пытается скрыть от него свое бесстыдное развлечение, пухлые губы приоткрываются и с них срывается тягучий плавный стон.
Просто умопомешательство… Рвется ткань рубашки на нерасстегнутых манжетах, с приглушенным стуком рассыпаются по полу пуговицы. А внутренний голос вопит, бьет градом словесных оплеух, которые Самуил хотел бы игнорировать.
Сколько других брали тебя, если ты так бесстыдно позволяешь на тебя вскарабкаться?
С тихим щелчком ремня спускаются штаны, он делает шаг к кровати, наклоняясь, чтобы подтянуть Варвару ниже за тонкие лодыжки. Не сопротивляется — в томном взгляде обещание наслаждения.
Ежели мог бы я воскресить того щенка — пристрелил бы снова. Его имя раньше ты выстанывала?
Он опускается сверху, подминая ее под себя, устраивается между горячих бедер ощущая, как болезненно пульсирует член. Трется о промежность короткими толчками, будто уже ее имеет. И на мгновение ему кажется, что в глазах Глинки проскальзывает испуг. Она дергается всем телом, а затем с тихим шипением закусывает губу, расслабляется.
Влажная, податливая. Для него.
И сейчас не важно, сколько безродных ублюдков было в ней до него. Плевать.
Жесткие пальцы крепко сжимают ее подбородок, уводят в сторону, а Самуил жадным поцелуем впивается в белоснежную шею над крупно пульсирующей голубоватой венкой. Останутся следы, он уверен. Пусть. Пусть каждый видит и знает, кому она принадлежит. Пусть Глинка каждый раз замечает его клеймо на собственной шее, заглядывая в зеркало.
Она судорожно сглатывает, ловит воздух широко распахнутым ртом, сводит сума этим коротким беззвучным движением.
Руки жадно скользят по тонким, проступающим из-под прозрачной ткани ребрам, ласкают полные груди, заставляя ее извиваться, ерзать под ним, стыдливо отворачивая голову и жмуря глаза.
Может быть, все не так плохо, как ему думалось? Одурманенный желанием взгляд Самуила скользит по распластанной на кровати Варваре, пока он отстраняется, чтобы выше задрать ее ночную рубашку, до самой шеи. Обнажить приподнимающиеся от шумного дыхания груди. Вид ее, распахнутой для него, пьянит, кружит голову.
Опускаясь обратно, Брусилов припадает губами к соску, выводит влажную дорожку к здоровой ключице, прикусывает нежную кожу на подбородке. Прежде чем ее руки нетерпеливо сжимают его бедра и вытаскивают член из исподнего, направляя ближе.
Как же велика ее жажда… Какое бесстыдство…
Сильный толчок и он внутри. Ее резкий вскрик оглушает, напряженное лицо Самуила расслабляется.
Слишком туго, горячо. До него Варвара не тронутая.
— Потерпи, скоро станет легче… — Он не узнает свой голос. Охрипший, дикий, едва хватает сил, чтобы не вбиваться в нее с отчаянной яростью. Терпеть, заставлять себя не торопиться.
Пальцы зарываются в россыпь черных волос, наматывают их на кулак, заставляя зажмурившуюся девушку повернуть к нему лицо.
Чтобы впиться в губы страстным поцелуем, вылизывая язык, врываясь в ее рот жадно и напористо.
Слишком тугая, ему бы следовало растянуть ее прежде пальцами, дать привыкнуть к ощущениям.
Не до того. Настолько важная, до рези, до дикой боли нужная.
Шумно дышит в его губы, терпит, жмурится. Его почти выносит за грань, он почти погибает, когда коготки-полумесяцы цепляются за спину, оставляя длинные царапины. Стекает вдоль позвоночника тонкая струйка крови из ее поврежденной ладони. Пылающий, он едва это чувствует.
Потому что каждое резкое движение внутри нее — что-то за гранью существования, что-то настолько греховно приятное, что он наверняка попадет в самое пекло ада. А до смерти своей из кровати ее не выпустит. Будет брать снова и снова, пока та не взмолится о пощаде, беспомощно раскидываясь на постели.
Пальцы сжимаются на ее горле, заставляя Варвару распахнуть глаза.
Смотри лишь на меня…
И с громким рычанием он крупно вздрагивает, исторгая в нее свое семя.
Впервые ощущая себя не как с десятками «до» в пыльных чуланах и каморках, пока их мужья играют в карты, распивая крепкий коньяк. Впервые он понял, насколько прав был в своих суждениях.
Вот она — та, что будет с ним до скончания веков. Он ее никогда не отпустит, из-под пристального внимания не выпустит.
Пальцы на шее Варвары разжались и она, неожиданно для него, просияла светлой улыбкой.
Самуил устало рухнул рядом.
Изножье кровати оказалось залито ее кровью, Брусилов стер ее с опавшего члена коротким движением. Похоже, боль барыне нравилась. Что ж, значит все его притязания она выполнит с преогромной радостью, можно не бояться, что будущая жена посчитает его чудовищем. Варя поднялась, оценивающе оглядела постель и одернула ткань исподнего.
— Не сумела дотерпеть одну ночь? — В самоуверенном голосе переливаются нотки самодовольствия. — Погоди, мы не закончили.
Он потянул на себя Варвару за руку.
Не насытиться… Член снова приподнимался, пряжка ремня больно врезалась в ягодицу, но ему было все равно.
Не ожидавшая нового натиска похоти, с изумленным выдохом Варя упала на него. Самуилу пришлось сжать ее ногу, чтобы перекинуть через себя, удобнее устраивая девушку на своих бедрах.
— Тебе следовало поступить так гораздо раньше. Негоже невесте к алтарю идти не выспавшись…
С тихим смехом Глинка поддалась вперед, ее шепот обжег дыханием пересохшие губы.
— Отосплюсь, Самуил. И денно и ночно спать смогу вдоволь. Рядом с тем, кого сама выберу. Не распробовал? Больше и не удастся.
Брови
