Труды клиники на Девичьем поле. Рассказы о моих пациентах - Петр Борисович Ганнушкин

маньяко-депрессивным психозом и сосудистыми изменениями в головном мозгу, причем в этих случаях возможна также и неправильная организация самой сосудистой стенки, на что указывает Бинсвангер; или же почвой для этих индивидуальных особенностей психики является такое взаимоотношение деятельности желез внутренней секреции или обмена веществ, которое пагубно и постепенно действует на сосуды, вызывая в конце концов к моменту инволюции их уже недостаточность; возможно предположить, например, что одним из таковых воздействий среди, может быть, многих других является усиление выработки адреналина при тревожных психических состояниях, при чем допустимо, что постепенно развивается явление их атероматоза и склероза сосудов, клиническое проявление которых, возможно, будет различным.

Теперь встает вопрос, как комбинируется действие почти неизвестных нам ядов, вырабатываемых при инволюции с вышеупомянутыми индивидуальными особенностями организма; если допустить, что адреналин играет роль и при инволюции, то возможно, что действие инволюции будет совпадать и только усиливать прежде уже бывшие индивидуальные особенности. Если же здесь играет самостоятельную роль особая недостаточность сосудистой, resp. лимфатической, системы, то инволюция, по-видимому, ее усиливает. Конечно, все вышесказанное является только предположениями и приводится лишь для более наглядного иллюстрирования сложности и запутанности вопроса.

По-видимому, для возникновения пресенильных психозов в наших случаях был необходим целый комплекс условий: особое индивидуальное психическое предрасположение, изменение, хотя и не резкое, в сосудистой системе, самоотравление организма, вызванное его инволюцией, повышение реактивности и склонность к психогениям и, наконец, внешняя психическая травма.

Конечно, комбинация этих условий при пресенильных психозах может быть весьма различной, преобладать может то тот, то другой из компонентов. Например, при явлениях резкого отравления организма, может быть, совершенно отойдут на второй план изменения сосудистой системы или индивидуального предрасположения и наоборот.

Несомненно, что во многих случаях мы будем иметь дело с чисто склеротическими изменениями сосудов, но является тогда вопросом, какова причина этих изменений, стоят ли они в связи только с инволюцией организма, или же они являются в тесной связи с индивидуальными особенностями самого организма, и, может быть, есть связь между состоянием его сосудистой системы и его психическими особенностями. К тому же во многих случаях пресенильного психоза мы не можем еще пока уловить клинических симптомов, с уверенностью позволяющих нам ставить диагноз артериосклероза или сенильных изменений; развитие же этих явлений под конец болезни еще не исключает своеобразия пресенильных психозов.

Кроме того, все ли виды циклотимической конституции участвуют в возникновении пресенильных психозов, и если нет, то какие? Затем каким формам пресенильных психозов больше соответствует та или другая разновидность этой конституции?

Остается невыясненным еще один вопрос: не играют ли роли в патогенезе инволюции заболевания и самих половых органов; некоторые намеки на это находятся в наших случаях. У одного больного был хронический уретрит с простатитом и с сужением канала, была длительно расстроена potentia coeundi, у одной больной в виду фибромы были экстирпированы матка и оба яичника, одна больная, страдающая женскими болезнями, кончила менструировать 38 л., и, наконец, у одной больной регулы сопровождались головными болями до и болями внизу живота во время месячных.

Случаев с параноидными состояниями было всего три. За малочисленностью случаев трудно сделать какие-либо выводы, но приходится отметить, что в одном случае мать больной умерла от удара, и в двух случаях психика больных отличалась несомненными индивидуальными особенностями, укладывающимися в широкие рамки «подвижной аффективной сферы» Селерта. 14-й случай протекал так, что нередко возникало сомнение, не имеем ли мы перед собой просто приступ маньяко-депрессивного психоза, настолько жив был аффект и реакция на окружающее, и иногда казалось, что больная больше шутит, чем верит в свои бредовые построения, анамнез же ее и некоторые черты ее психики с ясностью указывали на начавшуюся уже инволюцию организма. Про кататонический случай необходимо отметить, что в роду больной кататоников не отмечалось, по характеру больная не подходит к шизофренической конституции. Начало же болезни совпало с прекращением регул, т. е. с моментом наибольшей пертурбации в организме.

16-й случай, 3, не укладывается в рамки ни одной из трех предыдущих форм. Хотя наблюдались подавленное состояние и мысли о самоубийстве, но на первый план выступало моральное отупение; некоторые намеки на аморальность имеются в характере больной. Кроме того, случай интересен изменениями в деятельности щитовидной железы и прогрессированием явлений базедовизма.

О симуляции душевных болезней

E. К. Краснушкин

Когда школьник, не приготовив уроков или намереваясь весело провести время, чтоб не идти в школу, начинает жаловаться на мнимую головную или зубную боль, когда священник, не веря ни в бога, ни в черта, торжественно и благочестиво совершает богослужение, когда врач, щадя безнадежного больного, говорит убежденно ему слова утешения и надежды, когда купец, сбывая плохой или даже среднего качества товар, распинается с самым искренним видом за высокое качество его, когда женщина под красивым нарядом скрывает свое некрасивое или даже уродливое тело или, ловко румянясь, пудрясь, мажа губы, перекрашивая свои волосы, делает интереснее, красивее свое лицо – во всех этих случаях речь идет об обмане, притворстве или, выражаясь медицински, о симуляции состояний, не присущих в данный момент изображающему их субъекту. Примеры такого притворства можно приводить до бесконечности, ибо оно встречается на каждом шагу как в мелких, так и крупных делах нашей жизни. «У человека, – говорит Джемс, – столько социальных личностей, сколько индивидуумов примечает в нем личность и имеют о ней представление. Мы выставляем себя в совершенно ином свете перед нашими детьми, нежели перед нашими клубными товарищами; мы держим себя иначе перед нашими покупателями, чем перед нашими работниками; мы – нечто совершенно другое по отношению к нашим друзьям, чем по отношению к нашим хозяевам или к нашему начальству». Словом, мы – в постоянной игре, мы все в той или иной мере актеры в великом спектакле окружающего нас человеческого общества. Источники этой вечной игры личности в жизни, этого притворства на каждом шагу заложены глубоко в человеческой психике, в ее филогенетических, инстинктивных слоях. Вот почему симуляция вовсе даже не представляет собой исключительно человеческого свойства: но она присуща и животным. Некоторые животные обладают способностью прикидываться мертвыми; другие, как например, дикая утка, куропатка, лисица, когда угрожает опасность их выводку, прикидываются хромыми, слабыми, неспособными к движению, желая отвлечь врага от своих детей на себя как на более легкую добычу. Это акты инстинктивной защиты слабого от более сильного, акты инстинктивной симуляции.

И, однако, несмотря на распространенность способности к притворству среди людей, способности, имеющей корни во врожденных, инстинктивных защитных механизмах, еще недавно самыми крупными психиатрами вопрос о симуляции душевных болезней был поставлен под большое сомнение. После склонности психиатров