Реки золота - Адам Данн

С. О Море, детективе Море!

Б. Л. Детективе-специалисте Море? О новом снайпере?

С. У вас он не один?

Б. Л. У нас есть снайперы и снайперы-инструкторы. Это зависит от курса, который он…

С. Скажите, на каком вы его учите?

Б. Л. Учим его? Он учит нас!

С. Чему?

Б. Л. Скажите еще раз, кто вы?

С. Детектив Сантьяго, ОАБ, первая группа.

Б. Л. Если вам не говорят, с кем работаете, с какой стати буду говорить я?

Щелк.

Чего ради полицейскому уходить из спецназа, чтобы тащить задержанных в какое-то паршивое такси? И почему этот полицейский отказывается от очков за аресты, которые могли бы поднять его над хваленым спецназом, может быть, до самого ОСИОП? Мор не добивался успехов за счет напарника; он производил за вечер больше арестов, чем Сантьяго за два (или чем большинство других групп за пять). Мор выполнял основную часть нелегкой работы, но ради чего?

И куда отправлялся Мор после смены? Маккьютчен пожал плечами и сказал, что, возможно, в бруклинский спецназ. Или на дополнительные смены по выходным. Сантьяго знал, что это не так, потому что выходные захватили наркоакулы, хмуро смотревшие на других полицейских, даже собратьев из ОАБ, вторгавшихся на их территорию. Как штатские ждут выходных, чтобы проводить время в компании, так наркоакулы видели в этих днях золотое время для набора очков. С вечера четверга до понедельника машина их полнилась задержанными. К их счету очков слегка приближались только Мор и Сантьяго — возможно, благодаря вольному истолкованию Мором прав личности.

Тем вечером интерес Сантьяго резко обострился, и он решил выяснить, не начал ли его партнер действовать каким-то необычным способом. В течение нескольких недель количество задержанных увеличивалось. «Беспричинные насилия», обычно происходившие вечерами в районах, обезлюдевших из-за кризиса, теперь случались и в местах с низким уровнем других видов преступности во всякое время, это подтверждалось мрачными сообщениями КОМСЭТ. В довершение всего новое хобби, «озверение», грозило перейти в общегородское. Началось оно с проявления недовольства тысяч свежеиспеченных безработных, лишенных возможности делать покупки в тех магазинах и есть в тех ресторанах, к которым привыкли. Они смотрели из окон на тех, кто еще оставался на плаву. Первые инциденты представляли собой просто грубость и битье окон. Продолжение не заставило себя ждать. Группы молодых людей начали устраивать соревнования в дерзости, они врывались в рестораны, срывая скатерти со столов, бросая ножи и осколки стекла в лица перепуганным посетителям. Вскоре эфир заполнили сообщения о вламывающихся в дома пьяных и одурманенных наркотиками преступниках. Новое обвинение, ПНИ (Проникновение, Нападение, Изнасилование), стало появляться в обвинительных актах по всему городу. Последовавшее снижение числа посетителей в ресторанах приводило к закрытию десятков заведений; меры безопасности, такие как обыск при входе, вели к закрытию еще десятков. Теперь улицы, раньше блиставшие великолепными, процветающими магазинами, окаймляли запертые ворота. Уцелевшие магазины отныне изобиловали защитными контрмерами, раньше существовавшими только в зданиях ООН: видеокамерами системы безопасности, вооруженными охранниками, даже бетонными барьерами, спасающими от взрывов. Вечно оглядывающийся на классическое прошлое Ральф Лорен украсил двери и окна своих магазинов колючей проволокой вместо гирлянд и выставил у своего особняка на Мэдисон-авеню личную охрану из агрессивных вооруженных охранников с громадными ротвейлерами и немецкими овчарками.

Массовое закрытие магазинов нанесло чувствительный удар по налоговым поступлениям города. Однако гибнущая сеть ресторанов совместно с не продуманными городским советом ценами на жилье (они должны были поддержать квартиросъемщиков) породила параллельную экономику нелегальных ресторанов и баров. Этот теневой мир перемещающихся клубов, местонахождение которых зачастую становилось известно лишь за несколько часов до открытия через тесный круг связанных электронной почтой членов группы, способствовал возрождению сложной системы наркоторговли, остающейся досадно недосягаемой для перегруженного работой управления полиции, напрягающего все силы из-за волны беззакония, вызванной дешевыми, быстро вызывающими привыкание наркотиками вроде пако. Поскольку мигрирующие ночные клубы, фешенебельные и хорошо организованные, не знали такого уровня насилия, в мэрии и управлении полиции не видели в них непосредственной угрозы, как в волне преступлений ПНИ (рядовые полицейские называли их между собой «пниргазмы»). Отсюда меньше полицейских расследований и расширяющаяся подпольная ночная жизнь, какой не бывало после отмены «сухого закона» в тысяча девятьсот тридцать третьем году.

Разумеется, за исключением замшелых, нудных динозавров в системе власти, отказывающихся придерживаться партийной линии на том основании, что она душит город. Люди вроде Маккьютчена, который воспитывал столь преданных молодых людей, как Сантьяго, учили их ходить по следам таких непримиримых полицейских, как Джозеф Петрозино.[31]

— Кого-кого? — переспросил Сантьяго.

— Пошел вон отсюда! — прорычал Маккьютчен. — Мор, задержись на минутку. Закрой дверь.

Вспоминая это гораздо позже, Сантьяго решил, что этот поступок Маккьютчена в ту роковую ночь стал последней соломинкой. В течение шести месяцев их работы с Мором капитан периодически секретничал с его партнером за закрытой дверью. Сантьяго считал себя любимчиком капитана, и сознание, что чужак Мор получает такое же предпочтительное обращение, вызывало у него ощущение брошенности и ревность, в чем он никому бы не признался.

Поэтому Сантьяго решил испытать свое мастерство, расследовав личность Мора. В конце концов, рассудил он, если не доверяешь партнеру, то кому можно доверять?

«Возможно, этого не случилось бы, — думал впоследствии Сантьяго, — если бы он позволил задержанному умереть».

Они выехали по вызову о нападении, оторвавшись от ужина, взятого навынос в любимом перуанском ресторане Сантьяго в испанском Гарлеме. Сантьяго сунул свой заказ Мору (он как будто никогда ничего не ел, этот странный тип), включил сирену и сигнальные огни, спрятанные в решетке «виктории», и погнал машину к Консерватори-гарден у северо-восточной границы Центрального парка, к углу Сто третьей улицы и Пятой авеню.

Въехав передними колесами на тротуар, Сантьяго направил свет фар на потерявшую сознание медсестру и одуревшего от пако подонка, силящегося вытащить стонущую старуху из кресла-каталки с кислородным баллоном, продав которую, можно было бы купить достаточно наркотика, чтобы убить его и еще шестерых таких, как он. Сантьяго понял, что медсестра вывезла старуху на улицу из Медицинского центра кардинала Кука подышать вечерним воздухом. На них напал наркоман.

Как обычно, Мор выскочил из дверцы еще до того, как Сантьяго полностью остановил машину. По обыкновению злоумышленник не видел его приближения. Однако на сей раз Мор применил быстрый, жестокий прием, незнакомый Сантьяго; послышался громкий треск. Преступник взглянул на сломанную лучевую кость, порвавшую кожу предплечья, и потерял сознание. Кость разорвала несколько жизненно важных кровеносных сосудов, и под телом бесчувственного наркомана быстро образовалась лужа крови, зигзагом растекавшаяся по старому кирпичному тротуару.

Потрясенный Сантьяго с рисинкой, прилипшей колбу над выкаченными глазами, сказал, что подозреваемому нужна срочная медицинская помощь.

— Зачем? — скрипучим голосом спросил Мор.

— Чему вас учат в школе спецназа?! Как превышать полномочия? — выдохнул Сантьяго, стараясь поднять кровоточащую руку выше сердца, минимизируя причиненный вред. — Помоги мне перевязать его.

— Зачем? — повторил Мор, неподвижный, как лежавший без сознания наркоман.

— Мор, заткнись и помоги мне! — выкрикнул Сантьяго. Он не знал, что огорчительнее: приказать почти безмолвному человеку заткнуться или быть партнером этого безмолвного человека, готового, помимо всего прочего, позволить раненому злоумышленнику истечь кровью до смерти. Сантьяго видел, как все его перспективы уходят в землю с кровью наркомана, и понимал, что нужно перетащить подозреваемого через дорогу в больницу и немедленно связаться с Маккьютченом. Если наркоман потом умрет, черт с ним, ему самому ничто не будет грозить. Мор может идти куда угодно, в ОАБ стремится много усердных работников, не помышляющих подвергать риску карьеру Сантьяго при обычном задержании.

Как выяснилось, Сантьяго мог бы надеяться на лучшее.

Три дюжих санитара, перебежавших улицу, увидев на тротуаре такси и перед ним перевернутое кресло-каталку, без симпатии отнеслись к полицейским, полагая, что те сбили их подопечную. Но обнаружив, что наркоман сшиб с ног медсестру, которую все в больнице любили и уважали, а также терроризировал восьмидесятилетнюю старушку, ни разу не повысившую голос на персонал, они не могли гарантировать юному подонку безопасность, когда его принесут в больницу. Положения вещей не улучшило желание Сантьяго поговорить с главным врачом, но вместо этого перед ним появился дрожащий мелкой дрожью ординатор со зрачками, расширенными явно чем-то более крепким, чем кофе. Ординатор сказал, что у них нет коек, и, может, им отвезти этого… э… пациента в больницу «Гора Синай»?