Королевская канарейка (СИ) - Кокарева Анна

Во всяком случае, король молчал удовлетворённо и с выражением. Потом ему показалось, что молчания недостаточно, и он буркнул:

— В кои веки польза от него была, а уж теперь всё, не слуга и не работник. На полгода, как минимум, — и дальше шли выражения на квенья. Смысл их был в том, что шаман с последнего глузду съехал, и надо не забыть его заставить хотя бы договор с пчёлками обновить.

Владыка мне показался не настроенным на лекции, и я тихонько спросила у аранена, что за договор.

Выяснились удивительные вещи: высокородные почему-то честь по чести договариваются с пчёлами о взаимопомощи. Эльфы беспокоятся об их крове, поддерживая Гудящую Рощу в нужном для пчёл состоянии, и защищают от напастей; пчёлы же делятся мёдом и прочим ценным, позволяют видеть своими глазами и тоже, при случае, защищают.

Пока аранен говорил, с ужасом думала, что вот, я скоро вступлю в близкие отношения с существом, способным заключить с коллективными насекомыми договор.

Что характерно, со шмелями никто ни о чём не договаривался. Их просто ели.

Я было думала, что уж раньше, чем пройдут торжества Бельтайна, Глоренлина не увижу, но он явился в тот же день, после ужина.

Владыка меня как раз под руку в купальни провожал.

Глоренлина в вылощенном эльфе в полутёмном переходе я сразу не признала, пока голос не услышала. И поражённо пялилась: раньше он всегда в драной рубашке с открытым воротом ко двору являлся, а сейчас вырядился в длинное, белое, расшитое драгоценностями. Как на свадьбу. Хотя, в каком-то смысле…

Трандуил выждал, пока Глоренлин накланяется и поприветствует по всем правилам, потом елейно осведомился о пошатнувшемся здоровье.

Глоренлин бесстрастно ответил, что здоровье у него прекрасное, и что к путешествию всё готово.

И я чуть не вслух охнула, когда владыка мою руку отпустил и сказал, что, в таком случае, не смеет мешать. Так быстро? Да я не готова! Подавив панику, поздоровалась с шаманом и попрощалась с Трандуилом. Когда тот сахарно желал хорошего путешествия в ответ, у него чуть ли не яд с клыков капал. И как они друг на друга смотрели — словами не передать. Сложно очень.

Владыка исчез, как и не было. В полутьме и лица-то Глоренлина видно не было, но пригласительный жест на выход я уловила и последовала за ним. Вот не раз замечала, что он может заставить события вскачь нестись, и даже время в его присутствии становится другим, стремительным.

Я знала эльфов в целом и данную конкретную особь настолько, чтобы не спрашивать ничего — он уже посмотрел у меня в голове сентенции насчёт «сраного экстремала» и общие трусливые настроения, так что теперь будет только подыгрывать, чтобы мало не показалось. Шутник.

И я хотя бы старалась удержать лицо, болтая о пустяках, когда шла с ним по тропе. В сумерках показалось, что лес стал осенним — сверху сыпалась какая-то труха. Но вот почувствовала шелковистый мазок по щеке, ещё один лепесток опустился на рукав — нет, это не увядшие листья и не труха никакая. Розовые лепестки, свадебный дождь… Вздохнула от чувства вины и расслабилась, начав о пустяках болтать уже от чистого сердца, и Глоренлин заговорил о переживательном для меня событии первым:

— Путешествие начнётся в моём доме, божественная, — и рукой указал.

С уважением посмотрела — день назад от потрясения в обморок упал, а сейчас сама сдержанность и спокойствие. Перевела взгляд туда, куда указывал — и зашарила глазами, не находя его дома. Мелькнула мысль — может, он невидим для меня, как в прошлый раз? И тут же поняла: дом поменялся. Я его вижу, просто не узнала. Главное, вонь разложения исчезла. Пахло лесом. Потянула носом: от этого конкретного дерева веяло чем-то, похожим на разведённое раз в сто эвкалиптовое масло. Огоньки, дрожащие в ветвях, выхватывали золотисто-коричневую кору, свисающую лохмотьями, но это, похоже, для лауринквэ нормально было. Потому что оно цвело. Ярко-жёлтые гроздья мелких цветочков, пылящие, и, похоже, как раз дающие эвкалиптовый запах. Над цветами трудились здоровенные бражники, по толстой ветке полз жук циклопических размеров. Небось, жук крэ. Никаких пластинчатых грибов, чёрной слизи и прочего некро. М-да, я смотрю, полегчало кому-то. Ощутила неловкость от того, о чём думаю.

Глоренлин, кажется, хотел что-то сказать, но смолчал. Поцеловал руку и на дерево указал приглашающим жестом.

Ну, сейчас посмотрю, как живёт Великий шаман, умеющий договариваться с пчёлами, и, как я знала, по мнению многих и многих с глузду съехавший и до того, как его влюбиться угораздило.

С любопытством вошла в расщелину на стволе, задрала голову… вместо привычной ажурной винтовой лесенки, аккуратно подсвеченной, или древесных надёжных корней-ступеней пространство было загромождено отовсюду торчащими сучьями. На вид острыми и неприветливыми. Светили же бесприютно плавающие зловещие огонёчки. Ну да, полегчать шаману полегчало, но деревце у него и само по себе характерное.

Глоренлин, похоже, ждал вопроса, но я ничего не спросила. Взялась за ближайший сук, подтянулась — и выяснилось, что наверх ползти можно, как по лестнице, и место для рук и ног находится. Но очень неудобно. Наверх-то ещё ладно, но как я вниз спущусь? И осеклась, подумав, что до этого момента дожить ещё надо. Услышала снизу подбадривающее:

— Ты молодец, Блодьювидд. Твоё самообладание и оптимизм заслуживают восхищения!

Глумится, сволочь. Обозлившись, полезла наверх пободрее и достигла маленькой площадочки, на которой вдвоём уже тесно было. Хозяин мой, одной рукой осторожно приобнимая, чтобы вниз не улетела, другой осторожно, совершая пассы, снимал с двери очень зловещего вида косточку, куском верёвки связанную с палкой-рогулькой. Эльфийский замок я видела впервые, но сразу догадалась, что это он. Так-то замками тут никто не пользуется.

— Я пользуюсь. А лестница такая потому, что гостей не люблю. Но прекрасная, для тебя, если захочешь, я выстрою лестницу из белого мрамора.

Подумав, пропыхтела, косясь вниз, на острые сучья:

— Экзотика какая. Пусть остаётся, — отряхнула запачканные древесной трухой руки и посмотрела, как в свете блуждающих огонёчков труха вниз сыплется. Решительно добавила: — Я, эру Глоренлин, очень ценю твою аутентичность.

Тут уже озабоченно примолк Глоренлин, похоже, пытаясь понять степень сомнительности комплимента. Вежливо улыбалась, думая, что вот и душке Трандуилу тоже иной раз трудно бывает понять все наложенные смыслы. А ведь тысячелетние телепаты оба. Да, не панацея… особенно, когда дело с хтоническим ололопыщпыщем имеешь.

Шаман дрогнул улыбкой, хотел что-то сказать, но замок недовольно заскрипел.

Глоренлин сдёрнул его уже безо всяких нежностей и моментально швырнул вниз. Палочка с косточкой улетели и приземлились совершенно бесшумно, внизу было полно сухих листьев и какого-то растительного пуха. Но спустя несколько секунд снизу засветило гнилостной зеленью, послышались шепотки и шипение, и что-то зацарапалось наверх. Маленькое, но проворное.

Глоренлин, похоже, собравшись, с закрытыми глазами забормотал заклиние — и шепотки стихли, свечение угасло. Что-то, спешащее наверх, шебуршать перестало.

Твою же ж мать! Не думала, что сразу, на пороге сильные ощущения давать будут!

Глоренлин немного виновато вздохнул:

— Прости, прекрасная, когда ты рядом, у меня мысли путаются и руки дрожат. Раньше такого не бывало.

Подхватила:

— Может, ну его, это путешествие? Потом как-нибудь?

(«А сейчас попить чего-нибудь успокаивающего, а то ноги трясутся?»)

Что там за дрянь в качестве замка использовалась, я не знала, но что это что-то очень дрянное, почувствовала хорошо.

— Не бойся, Блодьювидд, я защитил бы тебя, — шаман наконец открыл проклятую дверь.