Григорьев пруд - Кирилл Усанин

— Да хватит тебе его смущать! Переоделся бы.

— Разумеется. Ты подожди, Саша, я сейчас.

Елизавета Петровна убрала с дивана подушку и одеяло, пригласила присесть и вышла вслед за мужем в коридор. Время как-то мало повлияло на обстановку квартиры, не изменило характер ее обитателей. Здесь прошлое даже не вспоминалось, оно было рядом, стоило только оглянуться. На стене висели все те же фотографии и портреты, все те же стояли старинные стулья и старинный шкаф, до отказа набитый книгами, над диваном висел все тот же бархатный, уже основательно вытертый ковер.

— Скучаем? — В комнату вошел Сергей Михайлович, одетый в костюм и белую, еще пахнущую утюгом рубашку. — Ну как, по Москве еще можно пройтись?

— Вполне, Сергей Михайлович.

— Ты льстишь старику... Ах ты боже мой, сколько же мы не виделись?

— Полгода.

— Полгода! Подумать только... И ничего, как будто так и положено. А раньше и за один пропущенный урок наказывал... Ну, рассказывай.

И Саша легко и просто стал говорить, как он прожил эти полгода. Рассказал и про историю с машинами. Сергей Михайлович вздохнул.

— Леониду учиться надо, а он, видите ли, машину захотел. На себя наговаривает. Зачем? Парень способный, на шахте такой активный. Нет, зря он так, зря. Так и передай: не согласен, мол, Сергей Михайлович, не согласен.

— А люди сейчас хотят и на машинах ездить. Разве плохо? — вмешалась в разговор Елизавета Петровна, которая зашла пригласить гостя и мужа к столу.

— Ты, как всегда, права, — усмехнулся учитель.

За столом он налил Саше вина, выждал, когда тот выпьет, похвастался:

— Сам приготовил, по собственному рецепту. Ну как?

— Хорошее вино, настоящее.

— Ты опять льстишь старику.

— Да нет, Сергей Михайлович, зачем?

— Ну, раз похвалил, выпей еще.

— Вот, Саша, отведайте теперь и мою стряпню. — Елизавета Петровна подвинула тарелку с пирожками.

— И ты хвастаешься, старая?

— А почему бы и нет! Тебе можно, а мне нельзя?

— Ты знаешь, Саша, — заговорщицки, оглядываясь на жену, шепнул Сергей Михайлович, — моя старушка на склоне лет наконец-то научилась стряпать.

— Ты, Сергей Михайлович, заставляешь меня краснеть перед молодым человеком.

— От учеников я никогда еще ничего не скрывал... Так на чем же мы остановились? — вспомнил о разговоре старый учитель. — Ах да, мы говорили о Леониде. Значит, так и передай — недоволен я им... А впрочем, не надо. Пусть катается...

Сергей Михайлович, встретившись с настороженным взглядом Саши, догадливо кивнул головой, поднялся и подошел к книжному шкафу. Помедлив немного, открыл и вернулся к Саше с письмом в руке.

— Вот, прочти... На днях пришло. Отсылать в Москву не стал, знал, что сам приедешь.

— От Бориса?

— От него.

Письмо было коротеньким, всего на полстранички. Борис писал:

«Я все кругом обшарил и облазил, и все безрезультатно. А будучи в городе, заходил в контору леспромхоза, но там ничего не могли сказать путного. Может быть, могилу надо искать в другом месте? Может, Саша сначала расспросит своих родных? А потом пусть напишет. Буду ждать...»

— Ты ни у кого не спрашивал? — поинтересовался Сергей Михайлович.

— Сам хотел...

— Может, действительно поговорить и с братьями, и с сестрами? Может, кто-нибудь из них уже был  т а м?.. А потом ко мне приди, посоветуемся.

Что ж, раз так советует поступить сам учитель, значит, он за эти полгода часто думал о том, как помочь Саше, и вот пришел к единственно верному решению.

— Спасибо вам, Сергей Михайлович. Я так и сделаю.

3

Леонид жил на окраине шахтерского поселка, на ее правой стороне, выходившей в обвалы, крутые и глубокие, как воронки, изрезанные узкими тропинками. На этом месте когда-то была шахта, еще сохранились полуразвалившийся террикон и покосившийся остов копра.

Здесь, в обвалах, всегда было шумно и весело. Летом в густых кустарниках и высокой траве ребята играли в прятки, а зимой катались на лыжах и санках. Много детских воспоминаний связывалось у Саши с этими обвалами, и перед тем, как зайти в дом к брату, Саша прошел по улице вперед, к краю одного из оврагов, посмотрел, как на лыжах и сайках резвится ребятня, не выдержал, попросил у раскрасневшегося мальца:

— Садись, дружок, прокатимся.

Санки у мальца были самодельные, с широкими полозьями. Сидеть было удобно, и Саша, упираясь ногами в полозья, прижав мальчика к груди, быстро и легко помчался вниз.

— Хорошо?! — крикнул он мальчику, и тот весело кивнул в ответ, и было видно, что он ничуть не боится быстрой езды.

— А вы здорово катаетесь, дядя, — не скрывая восторга, признался малец, когда они остановились.

— Да и ты не трус. Молодец.

— Айдате еще?

— В следующий раз, старик. Садись — подтолкну.

Мальчик уселся, крикнул: «Давай!» Саша подтолкнул его и, помахав рукою, побежал назад, к дороге. Перепрыгивая через две ступеньки, Саша взбежал на лестничную площадку третьего этажа и, смахнув с ботинок снег, позвонил.

— Входи, у нас не закрыто, — сказала Тамара, пропуская Сашу вперед. — Из бани, что ли?

— На обвалы бегал. На санках прокатился.

— Моих чертенят там не видел?

— Не заметил.

— Целыми днями пропадают. Как бы головы себе не свернули.

— Ничего. Я сам вырос на этих обвалах.

— Это и видно, — улыбнулась Тамара и пригласила к столу. — Садись.

— Да я Леонида подожду. Должен, поди, скоро прийти?

— Пора. Все сроки давно уже вышли. Опять задержался где-нибудь. Он ведь у нас такой деятельный.

Не успела проговорить, как вошел Леонид, тоже раскрасневшийся, с распаренным лицом.

— С горки катался? — улыбнулся Саша.

— Он каждый день катается, — ответила за мужа Тамара. — Только там, под землей... Да на собраниях разных.

— Что, и там ругают? — пошутил Саша.

— Нет, он ругает. Заместитель председателя товарищеского суда. Во — шишка на ровном месте, — засмеялась Тамара. — Молчишь? Разве не так?

Леонид улыбнулся, но ничего не сказал; молча раздевшись, подсел к столу. Тамара кивнула Саше:

— Важничает. Видать, кого-нибудь с песочком драли?

— Поди ты! — отмахнулся лениво Леонид. — Гость ведь у нас.

— Верно, — то ли всерьез, то ли в шутку призналась Тамара. — Это мы сейчас.

Она принесла вишневую настойку: «Как раз для непьющих», посидев еще чуток, ушла в спальню разбирать кровати.

Еще не пришли в себя от Тамариного голоса, не пригляделись друг к другу, как заявились «чертенята», почти погодки, старшему, Ваське, — девять, младшему, Сережке, — восемь. Ничуть не смущаясь дядиного присутствия, как будто он и не гость вовсе, пристали к отцу насчет лыж, обещанных уже давно, но Тамара быстро выставила их из кухни.

— Поели — и спать. И чтоб у меня не возиться! — И дверь на кухню прикрыла, оставив мужчин наедине.

— Совсем взрослые, — сказал о детях Саша.

— А чё им делается? Растут.

— Растут, — согласился Саша. — И учатся, поди, хорошо?

— Да всяко бывает.

— В папашу пошли, — улыбнулся Саша. — Есть с кого пример брать.

— Ну, — развел руками Леонид.

Саша вспомнил о Сергее Михайловиче, привет от него передал, подождал, что Леонид на это скажет, но тот плечами пожал:

— Какая тут учеба. Вот в заместители выбрали. Дело вроде нехитрое, а хлопотливое, одним матом не обойдешься... Отказывался, но где там! Да и втянулся. Все-таки люди... А учиться вроде и поздновато.

— А слово давал: «Расшибусь, но десять классов закончу».

Леонид живо повернулся к Саше:

— Оставь ты это, братуха. Это тебе учиться надо, а нам уж ладно. И так вроде не лишний, уважением пользуюсь, в газетке однажды пропечатали. Чего еще надо? Вот машину получу, и совсем будет хорошо. Как там, обещают к весне?

— Вроде бы так. А может, и раньше.

— Раньше бы не надо. Денег еще не собрал.

Саше хотелось заговорить о другом — о шахте, о том, как дела на работе идут, чтоб потом, разговорившись, спросить Леонида о главном — об отце, о могиле. Только так, — не сразу, а выждав немного, настроив брата на воспоминания, — Саша решил поступить. Ему казалось, что войти в разговор вопросом об отце, о могиле его вот так, неожиданно, посреди разных суетливых слов, может значить только одно: он еще не проникся, не принял близко то, что принято называть памятью сердца. А если так, то разве он сможет вызвать в душе Леонида ответное чувство, то же самое, какое испытывает он сейчас?

Но Леонид отвечал на Сашины вопросы уже односложно, с неохотой, видно было, что все его мысли заняты сейчас машиной. Саше отчетливо запомнился миг, когда Леонид в порыве неудержавшейся радости крепко сжал худенькое тело брата, легко приподнял, выдохнул:

— Эх, братуха, эта машина, черт бы ее взял, мне уже и во сне мерещится!..

Этот миг Саша вспомнил, когда он на следующий день вместе с матерью подходил к дому Стариковых — Августы и Петра. К ним Саша решил идти сразу же после того, как вернулся, переночевав у Леонида, утром домой. Мать не возражала. У нее были дела, Саша это видел, но идти один он не то что стеснялся, просто чувствовал, что мать может отвести в сторону тот неприятный разговор, который, конечно, возникнет вокруг все той же машины.