Светить можно - только сгорая - Михаил Скрябин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сразу после совещания Урицкий набросал печатными буквами текст протеста для распространения его среди рабочих и крестьян уезда:
«Самым решительным образом протестуем против суда над социал-демократической фракцией.
Требуем гласного разбирательства возведенных против нее фиктивных обвинений.
Выражаем свою полную солидарность со всей деятельностью фракции».
Конечно, Киевское губернское жандармское управление не могло спокойно терпеть такой активности социал-демократов в Черкасском уезде. Жандармы отлично знали, о ком «хлопотать», кто является «зачинателем беспорядков».
23 января 1908 года Моисей Урицкий снова арестован просто «за политическую неблагонадежность» без предъявления конкретного обвинения.
И снова тяжелая зима, снова тюрьма.
Наконец 31 марта 1908 года постановление Особого совещания министра внутренних дел: «Сослать в Вологодскую губернию под гласный надзор полиции сроком на два года, считая срок ссылки с 31 марта 1908 года».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вологда. Моисей Урицкий в Лукьяновской тюрьме смог получить исчерпывающие данные об этом городе, ставшем местом ссылки не для одного киевского социал-демократа.
Один из древнейших русских городов, Вологда впервые упоминается в русских летописях в 1147 году. Форпост России в борьбе с многочисленными иноземными захватчиками, торговые ворота в северном направлении. Досле 1905 года Вологда стала местом ссылок лучших людей России, почти таким же заселенным, как Сибирь. Вологодский губернатор Хвостов, когда один из киевских социал-демократов попросил оставить его в самой Вологде, где была крепкая колония политических, недвусмысленно заявил: «У меня в губернии три тысячи ссыльных, если я всех оставлю в Вологде, они мне весь город испортят». И в самом деле, революция пятого года показала, что губернатор недалек от истины — под руководством группы РСДРП, не без участия ссыльных, в Вологде бурно развивались события, устраивались массовые политические забастовки и демонстрации, по всей губернии проходили митинги с призывами к вооружец-ной борьбе с правительством.
«Дело мещанина, уроженца города Черкассы Киевской губернии Моисея Соломоновича Урицкого, обвиняемого в государственном преступлении, разрешить в административном порядке, с тем чтобы, вменив в наказание предварительный арест, подчинить Моисея Соломоновича Урицкого гласному надзору полиции на два года в Вологодской губернии». Это постановление было только вчера объявлено жандармским управлением, а сегодня уже из тюрьмы подготовлен этап. Опять вместе политические и уголовные. Часть уголовных приговорены к каторге, уже прозвучала команда «надеть кандалы». Построение в тюремном дворе. Политические выходят первыми, позади слышен звон кандалов, окрики тюремных надзирателей. Моисей Урицкий замыкает строй политических, за ним, чуть ли не в затылок, тяжело дышат кандальники.
За воротами печальный этап встречает толпа. Родные и близкие заключенных. Они стараются как можно ближе подойти к серому строю, их оттесняют конвоиры. Моисей не сообщал никому о готовящейся отправке и поэтому никого не ждал, но внезапно увидел Берту. Он уже давно перестал удивляться невероятной быстрого распространения тюремных новостей, которая существует почти во всех тюрьмах, но откуда могла узнать об от правке Берта?
— Моисей!
Берта попробовала прорваться сквозь цепочку городо, вых, но куда там…
— Берта! Я сразу напишу тебе, как прибуду на место! — крикнул Урицкий.
— Молчать! Не разговаривать! — орал обеспокоенный большим скоплением народа конвойный офицер. — Шире шаг!
Подгоняемые конвоирами арестанты зашагали быстрее. Берта еще на миг мелькнула в толпе и исчезла.
И снова киевский вокзал. Те же красные вагоны — «40 человек или 8 лошадей». Лошадей, может быть, возят и по восемь, а вот заключенных можно набивать «до отказа». Урицкий насчитал что-то около шестидесяти человек.
К Вологде подъезжали утром. В крохотное зарешеченное окно вагона Моисей со своей четвертой полки разглядел в лучах раннего весеннего солнца золотые купола многочисленных церквей, низенькие деревянные, потемневшие от времени домишки горожан. Ближе к станции, рядом с железнодорожным полотном, высились корпуса железнодорожных мастерских, чем-то очень напоминающие красноярские. И от этого новое место ссылки сразу стало как будто приветливее.
Оставив далеко позади белокаменный вокзал станции Вологда, товарный поезд с арестантами проследовал в тупик, где тюремный вагон уже ожидали полицейские и солдаты, которые должны были сменить конвоиров, сопровождавших заключенных в пути. И сразу же знакомая проверка по спискам, пересчитывание.
— Раз! — отсчитывает конвоир в вагоне.
— Раз! — повторяет конвоир на земле.
— Два!
— Два!
— Тринадцать, — считает конвоир, когда на ступеньку ступил Урицкий.
— Тринадцать, — принимает его вологодский солдат.
— Становись по пятеркам! — командует дородный унтер-офицер.
Построенные по пять в ряд, заключенные вновь пересчитываются.
— Взять личные вещи. Шагом марш!
Путь от вокзала до Арестантских рот, как солдаты назвали вновь построенную вологодскую тюрьму, после духоты и давки в вагоне показался легким. По-весеннему грело прохладное северное солнце, грели мысли, что скоро не будет тюремных камер, надзирателей, конвоиров. Придет свобода передвигаться в черте города, разговаривать с людьми, дышать свежим воздухом, видеть, сколько хочешь, небо. Для жителей Вологды колонны ссыльных и каторжников за последние годы стали обыденным явлением и уже не вызывали ни любопытства, ни удивления. Не делали секрета из передвижения арестованных по городу и тюремщики: путь от вокзала к тюрьме проходил через центр города. Урицкий по дороге мог полюбоваться и пятиглавой Воскресенской церковью, возвышающейся на берегу реки, и высокими стенами кремля с бойницами, за которыми проглядывались древние соборы, и Казенным приказом в строгом, старорусском стиле. Купеческие богатые дома, торговые ряды, дома мещан с палисадниками и высокими заборами были похожи на подобные строения почти всех русских губернских городов.
А вот тюрьма удивила Моисея своей прямо-таки комфортабельностью. Здесь не было темных сырых подвалов, камеры были большие, достаточно освещенные, хотя кровати на день, как везде, поднимались к стенам. Имелась баня, в которой он с наслаждением смыл дорожную грязь, и больница с неплохим$7
Утром в камеру к Урицкому явился тюремный смотритель и сказал, чтобы он собирался с вещами: после завтрака будет отвезен в полицейское управление, где объявят решение вологодского губернатора.
У тюремных ворот Урицкого ожидала тюремная пролетка с закрытым верхом и без окон, так что он не разобрал, какой дорогой его везут. Когда пролетка остановилась и открылась дверца, Моисей увидел большое белое здание полицейского управления. Передав арестанта дежурному, полицейский чин тут же взгромоздился в пролетку и уехал, из чего стало ясно, что обратно в тюрьму не повезут.
Дежурный проводил Урицкого на второй этаж в приемную, где за огромным столом сидел чиновник в зеленом новеньком мундире.
— Прошу садиться, господин Урицкий, — указал он на стул. — Я должен сообщить вам решение губернатора. Для отбытия наказания, назначенного вам постановлением особого совещания министра внутренних дел, господин начальник Вологодской губернии изволил назначить город Вологду. Должен вам напомнить следующее: в силу Положения о политическом надзоре, утвержденного по распоряжению властей, вам не выдадут документы на жительство. Вы лишены права отлучаться за пределы Вологды.
Урицкий слушал полицейского чиновника, и ему казалось, что это говорит не живой человек, а заведенный граммофон. Все эти слова почти дословно повторялись и при его направлении в сибирскую ссылку, только подставлялось другое название города. А чиновник тем же размеренным голосом продолжал:
— Хочу дополнить, что местной полиции разрешено входить в занимаемое вами помещение во всякое время дня и ночи, а также производить обыски и аресты. Вам запрещено служить в государственных или общественных учреждениях, заниматься педагогической деятельностью, участвовать в сценических представлениях, а также собираться числом более пяти человек. В любое время ваша телеграфная и почтовая корреспонденция могкет быть просмотрена цензурой. Есть ли вопросы?
— Есть, — сказал Урицкий. — Чем же мне в вашем городе прикажете заниматься? Выходить на большую дорогу и грабить купцов?
— Тогда к вашей политической статье добавится уголовная, — так же спокойно сказал чиновник. — Советую вам изучить какое-нибудь ремесло, например брадобрея или портного. И от политики подальше, и средства к существованию сможете добывать.
