Методологические проблемы социально-гуманитарных наук - Коллектив авторов

Характерной особенностью концептуализации смерти в рамках шаманистского дискурса является полипсихизм. Например, по сообщению французского миссионера начала XVIII в. Шарлевуа, у индейцев дакота существовало мнение, что одна душа остается после смерти в теле, вторая – в его селении, третья – отлетает в воздух, четвертая – отправляется в страну духов. Карены, кроме ответственной за прижизненные поступки нравственной части души – тхах, знают еще двух личных жизненных духов – ла и кела [Тайлор 1985, с. 269]. На эту особенность, сохранившуюся в бессознательном современного человека, указывает и К. Г. Юнг: «В психологии бессознательного существует положение, согласно которому любая относительно самостоятельная часть души имеет личностный характер, т. е. она сразу же персонифицируется, как только ей предоставляется возможность для самовыражения… Там, где проецируется самостоятельная часть души, возникает невидимая персона» [Юнг 1994 б, с. 178]. По данным археологии оба типа культуры существовали одновременно.

На основании сказанного автор может лишь констатировать существование в рамках мифологического дискурса, характерного для ранних форм традиционного общества, двух типов концептуализации смерти, соответствующих двум разным типам ментальности. Главные различия между ними состоят, во-первых, в понимании идентичности человека, во-вторых, в степени автономизации индивида от социально-природного организма.

Для первого типа ментальности характерно понимание человека как неразрывного и целостного единства его физических и психических составляющих, тела и души. Смерть понимается как противоестественный, а значит, временный разрыв этой целостности, которая должна быть восстановлена.

Другой тип ментальности можно обозначить формулой «множество в единстве». Это сознание сохраняет мифологический тип мышления, как и все еще прочную связь человека с социальным целым. Но эта связь уже утрачивает непосредственность субстанциального единства, приобретая абстрактно-обязательственный характер. Таким образом, ослабление общественной заботы о телах умерших приводит к изменению идентичности человека. Если раньше он воспринимал себя как неразрывное единство тела и души, а, точнее говоря, одушевленное тело, то теперь фокус самоидентификации перемещается с тела на психическое самоощущение, человек начинает рассматривать себя уже не как одушевленное тело, но скорее как помещенную в тело душу.

Такая идентификация себя с душой, для которой тело – лишь временная оболочка, дает толчок развитию двух направлений дискурса смерти. Первое направление приводит к идее метемпсихоза (переселения душ), второе – к смерти души через ее последовательное разложение.

Анализ исторических памятников, относящихся к ранним этапам социоантропогенеза, показывает следующее.

Концепт смерти является неотъемлемым компонентом ментальности традиционного общества.

Путь и результат концептуализация смерти зависит от характера самоидентификации человека, который, в свою очередь, во многом определяется способом соединения индивида с обществом.

Если связь индивида с социальным организмом носит субстанциально-физический характер, то индивид идентифицирует себя как одушевленное тело, душа воспринимается как атрибут тела, смерть – как «раздушевление» тела, временное оставление его душой. Забота о телах умерших выражает упование на будущее воскресение их в теле. Этот тип дискурса не допускает соединение души с каким-либо иным телом, кроме своего.

По мере все большего опосредования и формализации отношений между индивидом и родом изменяется и тип самоидентификации человека, а вместе с ним – и тип концептуализации смерти. Человек начинает идентифицировать себя главным образом со своей психикой, душой; тело начинает восприниматься как пристанище, вместилище души. Вера в загробную жизнь души умершего сохраняется, но исчезает вера в воскресение умерших как воссоздание их во всей полноте физических и психических индивидуальных черт. Этот тип ментальности порождает два различных до противоположности дискурса смерти. Один из них приводит к идее переселения вечно живых душ в новые тела (идее метемпсихоза), другой – к идее разложения и смерти души спустя некоторое время после ее выхода из тела. Понятно, что в контексте идеи метемпсихоза идея воскресения утрачивает смысл, поскольку воплощение в новом теле является заменой воскресения. Тем более она теряет смысл при деградации души. Как мы видели, носители ментальности, порождающей дискурс этого типа, не только не желают возвращения своих умерших близких, но даже прибегают к помощи шаманов для того, чтобы оградить себя от них.

Общей же чертой социальных организмов, относящихся к ранним этапам традиционного общества, является высокий уровень обобществления смерти. Смерть отдельного человека является не частным делом его ближайших родственников, но делом общественного интереса. При этом ментальность типа «целостность в единстве» характеризуется более высоким уровнем обобществления смерти, чем ментальность типа «множество в единстве».

Итак, мы видим, что на ранних этапах традиционного общества (до разложения родового строя) основным фактором, детерминирующим характер концептуализации смерти, является характер социального единства. Переход от субстанциально-физического единства рода к формально-статусному и обязательственно-правовому единству обусловливает и изменение концепта смерти: концепт смерти как временного разлучения души и тела сменяется концептом смерти как разложения тела и души либо концептом смерти как переселения бессмертной души в новое тело.

3.4. Концептуализация смерти в сознании индустриального общества

Начало становления индустриального общества (т. е. модерна) в хронологическом отношении следует отнести к началу становления капитализма в Западной Европе.

Французский историк Ф. Бродель в заключительной главе второго тома своего труда «Структуры повседневности» вслед за немецким экономистом В. Зомбартом отсчитывает «новый образ жизни» и «новые типы мышления», сопутствовавшие западному капитализму, от Флоренции XV в. Несколько иной позиции придерживался немецкий социолог М. Вебер, который, связывая возникновение «духа капитализма» с появлением протестантизма, отнес его к XVI в. Однако Ф. Бродель убедительно показывает, что в этом вопросе правота остается за В. Зомбартом: «Флоренция с XIII в., а тем более в XV в., была капиталистическим городом, какой бы смысл ни вкладывать в это слово» [Бродель 1986].

Впрочем, по мнению автора, между этими двумя позициями авторитетных ученых нет противоречия, поскольку М. Вебер говорит о «духе капитализма», т. е. об уж сформировавшемся, по крайней мере в основных своих чертах, типе ментальности, а Ф. Бродель и В. Зомбарт исследуют скорее материально-экономические предпосылки этого типа ментальности.

Однако отдельные ростки новой ментальности начали пробиваться еще раньше, внутри средневековых корпораций. И, как это ни парадоксально, именно христианство содержало в себе скрытые импульсы нового мировосприятия. Заложенная в нем идея равенства всех людей, вызревая на протяжении веков, в конце концов переросла рамки средневековой общины.

Лозунги буржуазной революции: «Свобода, Равенство, Братство», – не возникли бы на пустом месте, без реального опыта внутрикорпоративной свободы и равноправия, через который прошла Западная Европа.

Не менее важное значение для вызревания ментальности модерна под спудом традиционного общества сыграло развитие торгового капитала и денежной системы. Эти процессы начались задолго до окончательного торжества победы ментальности модерна. Средневековая цивилизация Западной Европы достигла пика своего развития в XIII в., при этом господство феодального права и идеологии не мешало развитию торгового обмена, а подспудное вызревание капитализма приводило к некоторым закономерным трансформациям внутри массового сознания. В XIV в. в связи с выдвижением новой социальной силы – бюргерства – начал формироваться идеал предприимчивого горожанина, отличительными чертами которого стали гражданская активность и патриотизм, бережливость, умеренность, умение ценить время [Боришанская 1990, с. 10]. В сознании представителя бюргерской культуры ад на земле связан с бедностью и разорением, к чему быстро приводит «дорога куртуазии» [Краснова 1990, с. 68].

Чрезвычайно важным для понимания внутренней логики процесса формирования ментальности модерна представляется замечание Ф. Броделя о принципиальном отсутствии специализации как сущностной характеристики капитализма. Поскольку движение капитала подчиняется не внутренней логике развития определенной сферы общественной деятельности, а только экономической конъюнктуре, капиталист может свободно перебрасывать свой капитал из одной сферы деятельности в другую, предметно с ней никак не связанную.