Покемоны и иконы - Виктор Ильич Коган

в погоне за экономическим благосостоянием нами были утрачены многие нравственные ориентиры, такие как милосердие, сочувствие, сострадание. Поэтому, чтобы возродить традиционные ценности, государство всей душой поддерживает институты убеждений людей. И не надо расценивать это как сращивание государства с доминирующими церквями. Формирование правильных патриотических взглядов у людей – задача общая. А что есть сегодняшний патриотизм? На чем его воспитывать? Правильно – на злобе. Злобе к врагам, которых повсюду пачками. И если б только внешние враги омрачали радость наших побед! Самый страшный враг – внутренний, что по соседству живёт, лодку раскачивает и сомневается в услышанном по телевизору. Вот и приходится власти и духовенству объединяться против такого врага, чтоб выкосить его, вымести поганой метлой! И как только внутренний враг, то есть враг, внутри нас сидящий, изгнан будет, не заметим мы, как ещё вчера очень родные, понятные и близкие люди, будучи не глупыми, не серыми, не бессмысленными, волшебным образом, как в какой-то безумной сказке, вдруг начнут повторять за телевизором всю ту чушь, которая из него испражняется. В этом и есть великая цель, достижение которой усложняют такие, как ты».

Он замолчал, достал из портфеля какие-то бумаги и стал раскладывать по столу. Затем я долго, очень подробно рассказывал ему про обыск, про арест, про то, как снимал ролики. Алексей иногда останавливал меня, что-то записывал, потом переспрашивал, опять записывал. Занятие было довольно утомительным, но всё же находиться в его обществе было куда приятнее, чем в том, что меня ожидало в камере.

«Нам бы только отделить критику церкви от её оскорбления, от оскорбления верующих и от разжигания вражды», – задумчиво произнес Алексей, продолжая что-то записывать.

«Так и есть, – согласился я, – мне их чувства в целом безразличны, и уж тем более я не выделяю, кто из них лучше: мусульмане, православные или католики».

«Ха! – перебил меня адвокат. – На днях знакомый прокурор анекдот рассказал. Девочка десяти лет говорит:

– Какое счастье, что мы православные. Вы не представляете, как я ненавижу этих католиков.

– Это почему?

– Как вы не понимаете, они же молятся примадонне!

– Деточка, примадонна – это Алла Борисовна Пугачева, а молятся они Мадонне, по-православному – Матери Божьей. Это одна и та же женщина.

– Да-а?»

Кстати, обычно в карантине выдерживают неделю. Но мой адвокат поговорил с руководством СИЗО и попросил перевести меня в более нормальные, если так можно сказать, условия. Хорошим аргументом, судя по всему, послужило нарастающее внимание к моему делу со стороны телевидения и других СМИ. Поэтому через день меня подняли в хату.

20. Уклад

В новой камере всё очень сильно отличалось от того, что я видел ранее. Камера была вдвое больше прежних. Хоть она и была на восемь человек, но в ней было довольно просторно. Свет исходил из большого, хоть и зарешеченного окна, у которого стоял большой стол, и за ним могли все уместиться. Первое, что мне бросилось в глаза, был телевизор, по которому шло какое-то ток-шоу и ругали Украину. В углу стоял холодильник. И уже совсем меня обрадовал туалет, который размещался в закрывающейся кабинке. А когда узнал, что в дальнике, как по-тюремному называют гальюн, ещё и слив работал, так вообще радости моей не было предела.

Атмосфера, в которую я попал, прямо скажу, была благоприятная. Камера была чистая и даже светлая. С домашними условиями, конечно, не сравнить, но на контрасте с изолятором и карантином моё пребывание в ней не казалось уже настолько ужасным. В камере было три человека: накачанный мужик, тощий не то узбек, не то таджик и лысый. Я зашёл и, делая голос нарочито грубее, чтобы казаться здоровее и матёрее, поздоровался со всеми, обращаясь при этом больше к качку.

После знакомства и небольшого рассказа о себе мне дали затертый тетрадный лист, на котором довольно разборчивым почерком были записаны правила арестантского Уклада: «Приветствуем Всех Порядочных Арестантов, мужиков, кто впервые в неволе! Всех, кто живёт Нашей Жизнью Воровской! Всех, для кого Воровские Традиции святы и незабвенны! К Вам это Обращение касаемо Уклада Жизни Нашей в неволе…»

Правила занимали обе стороны двойного тетрадного листа. Были четко выделены заголовок и абзацы. Буквы выписаны старательно, но несколько помарок я всё же обнаружил. Некоторые слова были подчеркнуты одной линией, другие – двойной, а третьи – волнистой, прямо как подлежащее, сказуемое и определение. В конце значилась надпись о времени переписывания и были указаны имя и фамилия того, кто постарался над письмом: «Серж Белый». Хотя, скорее всего, это была не фамилия, а погоняло арестанта.

Правила были написаны немного замысловатым языком. Некоторые слова и выражения, если ты от арестантской жизни далек, не совсем были понятны. В остальном, как говорится, всё как у людей: «Порядочность», «Достоинство», «Честь», «Совесть».

«…За образ Жизни спроса нет. Выбравшие жить без образа и без имени живут безобразно. Вся бытность Наша делится на поступки и проступки.

Поступки осознанны.

Поступок блядский – в разрез с Воровским.

Поступок гадский – в разрез с Людским, Общим, когда кто-то пострадал.

Поступок сучий – в разрез и с Людским, и с Воровским. Это когда сотрудничают с мусорами, сдают. Мусора – суки, поэтому мусорам ничего не подписывайте.

Поступок негодяйский – в разрез с чьим-то личным. Когда от кого исходит вред, как-то: злой язык, интриги с последствиями, неправильный спрос, беспредел и т. п. – за всё это физический спрос.

Проступок – действие неосознанное. Это когда можно ограничиться извинениями либо поставить на вид перед Общей массой, чтобы человек осознал. Спрос не за то, что не знал, а за то, что не интересовался.

Спрашивают с Порядочных, а козлам, шерсти, непути – вдалбливают. Нож – только на блядей и когда задеты Честь и Достоинство. Гадов бьют ногами. Сук бьют палками и табуретками. Обиженных бьют тапками, не называя пидорами…»

«Да, – думал я, – и здесь, в этой «конституции» воровского мира, не только правила, но и мера наказания за нарушения – прямо как в Уголовном кодексе. Только намного короче».

«Почему слова разными линиями подчеркнуты? А ещё много слов с большой буквы. Это для красоты или так задумано?» – спросил я, обращаясь ко всем, но глядя на качка. Как мне казалось, именно он был в камере более уважаем.

Никто отвечать не спешил. Лысый взял листок из моих рук, свернул его и засунул в металлическую трубу кроватной спинки. Затем подошёл к столу, налил из чайника тёмной жидкости, отдаленно напоминающей чёрный чай, жестом показал