Франкенштейн: Мертвый город - Дин Кунц

Одетые в пижамы пациенты в инвалидных колясках выражали беспокойство и замешательство с той плаксивостью, которая была признаком человечности, но медсестра Ньюбери нянчилась с ними, и это выглядело как искреннее сострадание, пока не прибыл Строитель. Этот был молодой женщиной, сконструированной по самым высоким стандартам человеческой красоты. Независимо от того, выглядел ли Строитель как мужчина или как женщина, он всегда был изготовлен настолько изумительным, что люди, являющиеся его потенциальными жертвами, были с первого взгляда очарованы им.

Красота обезоруживает. Красота заманивает.

Все пациенты, независимо от пола, были заворожены этим светловолосым и голубоглазым зрелищем, одетым в обычную зеленую больничную одежду, будто интерн или ординатор. Она стояла к ним лицом, их инвалидные кресла были расположены полукругом, центром внимания которого она была.

— Я ваш Строитель, — сказала она им, ее голос был чарующе музыкальным и с хрипотцой.

Сначала она подошла к пациенту-мужчине, который ей улыбался и, без сомнения, развлекался последними похотливыми мыслями, какие у него когда-либо были. Она протянула к нему руку, правая ладонь развернулась, и он, казалось, был так же очарован, как и озадачен ее очевидным приглашением. Он протянул свою руку и вложил в ее.

В тот же миг части ее руки — кожа, ногти, суставы — казалось, растаяли до запястья. Поверхность руки осталась, но ее внутренности магическим образом преобразились в несчетные миллионы чрезвычайно мелких насекомых с переливающимися крыльями, карабкающиеся друг по другу, в то время поддерживая форму руки.

Пациент вскрикнул от удивления, попытался выхватить руку, но не мог освободиться из ее захвата. Ее рука, кишащий рой, в который она превратилась, бескровно поглотила его плоть и кости до предплечья, а затем, не более чем в две секунды, и вовсе до плеча.

Ужас разрушил хватку паралитического шока, и пациент начал визжать, но она заставила его замолчать. Ее изысканный рот расширился до абсурда, и она извергла еще один серебристый рой ему в лицо, которое завалилось внутрь черепа. Наноживотные вторглись в его череп, уничтожили его изнутри и продолжили свой путь вниз, через обрубок шеи в тело, непрерывно передавая его существо обратно по потоку в рот Строителя, чем-то похоже на обратную регургитацию[45].

Из трех женщин могла ходить только одна, она вскочила со своего инвалидного кресла, но медсестра Ньюбери применила «Тазер», усмирив ее. Дергающаяся женщина упала к ногам Строителя.

Другая женщина тоже визжала, пока опустошаемое тело пациента-мужчины иссушалось, как будто бы он был воздушным шаром с выпущенным газом, и исчезло полностью. Эти женщины были старыми и больными, но, тем не менее, они хотели жить. Джону Марцу они были противны. Они жаждали жизни даже в своей немощности, потому что рак, чем человечество и являлось, не знало границ в своей жадности.

Строитель стала неестественно уродливой от слияния с массой тела мужчины. Когда она переключила свое внимание на одну из жертв, ограниченную инвалидным креслом, ее одежда, казалось, покрылась пузырями тумана, который она вобрала в себя, потому что это никогда не было одеждой, а было частью их аморфного тела. Обнаженная, она больше не была красивой по каким-либо человеческим стандартам, и неожиданно перестала быть похожей на человека хоть чем-нибудь. Она превратилась в неистовую жидкую массу из пятнистого серо-серебристого вещества, через которое проходили полоски красного, которые быстро темнели до грибково-серого, вспененный ураган живой ткани, которая, казалось, наслаждалась хаосом и не требовала структурированных органов или скелетной системы для своего функционирования.

Из этой кипящей массы появился толстый серебристый штопор, состоящий из, вероятно, миллиардов наноживотных, которые просверлили грудь одной из женщин в инвалидных колясках, тотчас заставив ее замолчать. Вращательное движение штопора изменило направление, и он стал передавать расщепленное содержимое растворенной пациентки в Строителя, который продолжал пульсировать и разбухать, пузырился, разлагался и заживлялся.

Другая неходячая пациентка попыталась развернуть свое инвалидное кресло с намерением добраться до двери, но Джон сдвинулся с места и ударил ей по рукам дубинкой. Он стянул ее на ноги, толкнул к теперь уже огромному и с неясными чертами Строителю и с беспощадным ликованием закричал:

— Используй ее, используй ее, используй ее!

Строитель поглотил рыдающую женщину даже более жестоко, чем других пациентов, и затем расправился с ударенной «Тазером» женщиной, лежавшей на полу, с такой безжалостностью, что наслаждение Джона обострилось чуть ли не до восторга. Природа программы Членов коммуны делала невозможным для них познание любой радости, кроме радости эффективного разрушения. Поэтому он полностью отдал себя впечатлению и пришел в состояние восторга, в какое переходили определенные члены некоторых пятидесятнических сект во время богослужения, хотя причины для его энергичного ликования разительно отличались от их. Он бил себя в грудь кулаками, дергал себя за волосы, корчился, метался и говорил на наречиях с бессмысленными словами, изливавшимися из него, когда он затыкал себе рот, кусая зажатую в кулак правую руку.

Джон обратил внимание, что медсестра Ньюбери наблюдает за ним со взглядом, который можно было трактовать как неодобрение, но его это не беспокоило. Это была радость, которая ему позволялась, и ему это было необходимо, необходимо. Он чувствовал, что имеет право отдать себя этому состоянию, потому что четыре пациента были убиты и переработаны, и не было никого, кем он должен был управлять в этот момент, в эту непродолжительную паузу спокойствия между разрушением Строителя и его действиями по созиданию.

Теперь на аморфной массе Строителя сформировалось беззубое, безгубое отверстие, и из него извергнулся поток чего-то липкого серого цвета, ударив по потолку, проникнув сквозь штукатурку, и тут же сжавшись в толстую и грубую веревку. С конца этого якорного каната свисал кокон, состоящий из миллиардов наноживотных с различными заданиями, работающими совместно, формирующими лоно, из которого в конечном итоге появится другой процессор из человеческого лома, и наполняющими его под завязку собой и расщепленным веществом четырех пациентов, бывших сырьем, которое они используют, чтобы построить очередного Строителя.

Когда этот Строитель начал подвешивать другой кокон, восторг Джона Марца достиг максимума и спал до намного более тихой, но восхитительной радости. Он стоял без движения, переполненный благоговением, все еще бил себя кулаком, потому что это лучше выражало его сильнейшую жажду, больше, чем это делали любые его предыдущие неистовые движения или разговор на разных наречиях. Если бы он мог исполнить какое-либо свое желание, он хотел бы стать Строителем, кусать человеческую плоть, как будто бы с помощью тысячи бензопил, поглощать их и преобразовывать их ненавистный вид в машину-убийцу, которая уничтожит еще больше их.