Сердца. Сказ 3 - Кристина Владимировна Тарасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То было неправильно.
Всё было неправильно.
Спустя мгновение Хозяин Монастыря возвращается: роняет тело на диван, ремень – на пол, тяжёлый вздох – в воздух, а едкий взгляд – на меня.
– Успокоился? – спрашиваю я.
– Прошу, сходи до этих идиоток, – просит мужчина и, откинув голову на подушку, закрывает глаза. – Сами они вряд ли догадаются отвести эту дурочку к лекарю.
– Надеюсь, тебе полегчало.
– Вот только ты не заводи.
Исполняю просьбу.
Несчастная лежит меж комнат и собирает испуганные взгляды. Тело её – руки, ноги и спина – исполосованы, покрыты отметинами, должные скоро стать гематомами. Досталось ей нещадно, слёзы застряли вместе со словами в горле. Следовало ли мне бояться Хозяина Монастыря?
– Какого чёрта, – обращаюсь к подглядывающим послушницам, – вы наблюдаете, а не помогаете сестре? Трусливые кошки, не ждите милости богов за своё равнодушие.
Поднимаю девочку и, приговаривая утешающие слова, веду к лекарю. Ударяю губами взлохмаченную макушку: горчичные волосы разят потом и парфюмом. Утверждаю:
– Ты знаешь Хозяина, знаешь его нрав, – приглаживаю саднящие запястья и замираю у дверей в госпиталь. – И знаешь, как он нетерпелив к вашему неуважению. Ты повела себя невоспитанно, не по статусу близкой к хозяевам послушницы.
– Я боялась, – растерянно и расстроено признаётся девочка.
– Чего ты боялась? – спрашиваю я.
– Вы кричали, и я не хотела вмешиваться, а потому решила подсмотреть.
Назидательно вздыхаю:
– Это против правил Монастыря.
– Истина, госпожа. Но я готова нарушить любое правило – только бы убедиться: там безопасно.
Слова её настораживают. Я уточняю:
– Ты не ощущаешь себя защищённой?
– Больше нет.
Прошу поделиться со мной чувствами и беспокойствами, обещаю направить Отца на исправление возможных несовершенств. В этот миг распахиваю дверь в палату и помогаю несчастной взобраться на кушетку. Лекарь ещё не поспел.
– Это началось в тот день, когда вы посягнули на бессмертие Отца, – признаётся девочка, а на мой удивлённый взгляд (я, право, думала тот выстрел – тайна; никем не замеченное – или хотя бы оставленное без внимания – безрассудство) выдаёт: – Все знают, богиня. Все заметили, что Хозяин стал хромать после вашей ссоры.
– И чего же ты боишься? Хозяйского гнева? Думаешь, он ополчится на вас, смертных?
– Вашей холодности.
И девочка повествует, что после разгулявшегося меж стен Монастыря выстрела я покинула кабинет с безразличным, нетронутым волнением и эмоциями лицом и с ним же вызвала лекаря.
– Что об этом думают другие?
Кладу руку поверх отекающего бедра. Лицо наказанной выворачивается в ещё что-то более прискорбное и жалостливое, и я, окропляя дальнейшими страданиями, ласкаю ушибы. С рассказами дева не торопится, а потому добрыми речами подвожу её к ним. Повторно выведываю домыслы всех спален в совокупности:
– Что думают другие? – молчание скоблит моё лицо. – Радость, – и тут я подступаю аккуратно, с шёпотом. – Кому как не тебе я могу довериться? Кому как не тебе я могу доверять? Не будь ты моей любимицей – я бы так рьяно не защищала тебя от хозяйского гнева. И вот твоя благодарность за мой риск?
Девочка кивает, вкушая сводящую зубы от собственной сладости ложь.
– Они думают, – признаётся не имеющая в моей памяти имя, – что вы способны убить. Любую из нас и Хозяина в том числе.
Тогда я даю первое своё обещание неспокойным душам, заключённым в телах послушниц:
– Я убью, радость, кого угодно Ради вас и Хозяина в том числе. Вы – истинная причина моего пребывания здесь. Я постараюсь уберечь каждую и каждую наградить лучшим. Довольна ли ты доступными тебе благами?
– Я бесконечно рада своей жизни в Монастыре.
И девочка наскоро перечисляет богатства, о коих раньше не смела даже мыслить: тёплая постель, добрые подруги, сытные обеды и богатые мужи. Возвращаюсь к Яну и пересказываю беседу с послушницей, утаивая только данное последним обещание.
– То есть причина разрухи – ты, – подводит мужчина.
– Причина разрухи у тебя в голове, – парирую я и ступаю к брошенному на диван платью. – А это причина моего отсутствия в Монастыре сутками ранее. Вот, держи, кажется, с этого мы начали. Хоть что-то тебя обрадует в этот дешёвый на празднества день.
Я швыряю золотой браслет, некогда снятый с руки Бога Мира. Тот валится на стол перед носом Хозяина Монастыря. Бывший владелец узнаётся сразу.
– Ты могла украсть его, Луна. Очевидно.
– Бог Смерти не даст соврать: неугодный тебе оставил пантеон.
– Теперь вы работаете сообща? Или ты не смогла обойтись без свидетелей?
– Ваше поручение исполнено, Отец.
– Ты истребила мир, – донимает он же.
– Я дарую новый мир этому Миру! – объявляю я и, как покажут годы, неспроста.
– Хотелось бы увидеть.
– Вряд ли застанешь.
Мужчина прихватывает трость и, опираясь на неё, приближается. Рукой приглаживает щёку с едва зримым – и уже должным сходить – покраснением.
– Я заметил сразу. Это сделал он, верно? – спрашивает мужчина.
– Всё что успел.
– Где это произошло?
Не удерживаюсь от язвы:
– Разве же «где?», «как?» и иные вопросы должны тебя волновать? Разве в этих делах результат – не главное?
Суровый вид велит молчать.
– Не рычи, Луна.
– В его доме. Расстелила его на его же ковре.
Хозяин Монастыря заглядывает в верхний ящик стола: проверяет наличие пистолета и, убедившись в неприкосновенности того, спрашивает следующее:
– Как это произошло?
– Старик пытался впечатлить длиной холодного оружия, а не горячей плоти, а потому сам позволил вмешаться в нашу беседу этому…
Выкладываю на стол унесённый мной нож. Ян обзывает его стилетом и хвалит за выбор, предлагает оставить на память и сделать гравировку. Соглашаюсь и прячу клинок в карман платья.
– Бог Мира ничего не заподозрил?
– А это имеет значение?
– Интересно, как ты действовала, – наспех признаётся Хозяин Монастыря. – Вдруг однажды явишься за мной…
Склоняюсь к мужскому лицу и губам выдыхаю:
– Тебя убить я способна одним только поцелуем. Или его отсутствием.
– И спорить-то не хочется, – довольно улыбается собеседник.
Тогда мы возвращаемся к покинувшему пантеон Богу Мира. Я признаюсь, что несчастный ничего не заподозрил, так как в письме от меня прочёл о желании свидания и покровительства, а при встрече я заверила: имеется любопытная информация о Боге Удовольствий, которая подлежит обмену на иные сведения вдобавок к хорошему вину и хорошему времяпровождению.
– Врёшь как дышишь, – шутливо и
