Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне подумалось, что такого молодца хорошо иметь подле себя, когда слаба, точно котенок, а именно так я себя чувствовала, лишившись всякой магии. Я продолжала с ним болтать, и мы поделились тем, что знали. Магнус, разумеется, мало что мог добавить к известному мне, ибо не принадлежит к Тристановой гильдии. Не было у него и стратегии, как у меня, ведь он до последнего мгновения не знал, что окажется здесь. Я о своих планах помалкивала, но говорила с Магнусом дружески. Разумеется, он попроще нас, и одержим жаждой золота, как все треклятые норманны, разорявшие наш остров… но у него есть голова на плечах. Это я сразу поняла.
На следующий день слабость моя усилилась чрезвычайно, начался жар и ломота. Когда мне и Магнусу снова вливали через трубки снадобья для равновесия гуморов, вошла другая женщина-врач, направилась прямиком к Магнусу и знаками дала понять, что ему надо обнажить левое плечо. Он так и сделал, и она тотчас принялась там что-то рассматривать. На мой взгляд, это было простое родимое пятно. Магнуса обеспокоил ее интерес, и не диво: может, тут, как и везде, люди выискивают отметины дьявола на теле, особливо у чужаков. Он напрягся, но женщина этого не заметила.
— Понимаю, зачем меня пригласили… да, выглядит немного подозрительно, — преспокойно сказала она.
Магнус напрягся еще больше.
Женщина вынула из нагрудного кармана вещицу не больше игральной карты. С одной стороны вещица светилась, будто витраж. Женщина поводила по ней пальцем, потом сказала:
— Я возьму эту родинку на биопсию.
И почти сразу вещица (позже я узнала, что она называется телефон) заговорила с Магнусом на его собственном наречии. Вернее попыталась, потому что у соплеменников Магнуса слова «биопсия» нет, как и у нас с вами, но телефон соединил несколько слов и смог передать общий смысл, что женщина отрежет родинку с намерением рассмотреть.
Магнус определенно разговаривал с телефоном не первый раз и дивился куда меньше моего. Он что-то сказал, и через несколько мгновений телефон произнес:
— Отрежете ее?
В голосе Магнуса была осторожность, но не страх.
Пришедшему с ней джентльмену женщина сказала что-то вроде «Лед О’Каин». Телефон попытался перевести, но вышла какая-то дичь. Прошу вашу милость меня простить, но я была в полубреду, а с телефоном и разными языками все превращалось в комедию ошибок. Магнус задавал много вопросов — не из подозрений, а просто из желания побольше узнать. Женщина старательно объяснила, что «Лед О’Каин» — это снадобье, не магическое (поскольку магии в их времени нет). Но когда его тоненькой иголочкой ввели Магнусу в плечо, снадобье это настолько заглушило боль, что женщина просто срезала родинку — ему даже не пришлось давать виски! Магнус следил зачарованно, словно ребенок за руками фокусника. Помощник женщины аккуратно перевязал ему плечо и сказал через телефон:
— Может немного поболеть, когда действие «Лед О’Каина» пройдет.
Магнус, совершенно ошарашенный, потянулся к повязке.
— Нет боли? — спросил он.
— Не трогайте! — строго сказала женщина. — Не трогайте.
— Нет боли, — повторил Магнус. — Вообще ничего!
Врач протирала руки какой-то мазью, пахнущей, будто плохой джин. Такой у них ритуал.
— Анестезия, — сказала она и несколько раз повторила медленно, по слогам. — Вызывает онемение.
— Но как? Это магия?
Я мотнула головой и ответила за нее:
— В их времени нет магии.
Он глянул удивленно, и я поняла, что он многого не знает — а значит, я могу еще более привязать его к себе, делясь тем, что мне известно.
Тут врач перенесла внимание на меня и сказала, что хочет осмотреть и мою кожу, всю, в качестве предосторожности. У веснушчатых-де часто появляются родинки, какую она срезала у Магнуса, а в их времени существует поверье, будто это дурная примета. Помощник задернул занавеску, я сняла рубаху и позволила женщине-врачу меня осмотреть.
— Так «Лед О’Каин» вызывает онемение? — спросила я ее. — Откуда он берется? По всему это замечательное снадобье.
Она пожала плечами:
— Самое обычное лекарство в наше время. Можно купить в любой аптеке. Вы ведь знаете, что такое аптека?
— Я-то знаю, а вот он не знает, — был мой ответ. — Я ему объясню.
Никаких зловещих родинок на мне не нашли, и дама с помощником, забрав свои бинты и снадобья, удалились. Больше я их не видела, ибо воистину в это время есть тысяча разновидностей врачей, каждый осматривает иную часть тела иным приспособлением, и Вы бы неприятно изумились, миледи, расскажи я вам, куда они заглядывали.
Когда нас оставили одних, я поведала Магнусу все, что знаю (за исключением моих замыслов, разумеется). Почти все время, что я говорила, его голубые глаза были круглыми, точно блюдца.
— Но да будет тебе известно, — закончила я, — что мне еще не приходилось покидать свою эпоху, разве что на год-два назад, для забавы. Больше мне рассказать нечего, все остальное для меня так же внове, как для тебя.
Через несколько дней жар прошел, и я окрепла, понемногу привыкая к жизни без магии. Когда я уже могла говорить без труда, пришел Тристан. Он привел с собой пожилого джентльмена и двух дам помоложе меня. Более юная была хороша собой и носила юбку, вторая, невзрачная, одевалась как мужчины; в ней чувствовалась ученость, как в аббатисе.
— Это Грайне, — сказал Тристан. Лицо у него было напряженное.
Я обворожительно улыбнулась и протянула джентльмену руку. Тот уставился на меня. Осанистый, и по тому, как держится, сразу видно, что родовитее Тристана, густые седые волосы зачесаны назад, будто он позирует для статуи. Что-то в нем напомнило мне поганца Леса Холгейта, который вызвал ломах и погубил мою жизнь.
— Доктор Роджер Блевинс, — обреченно произносит Тристан.
— Бог да хранит вас, милорд, — молвлю я, подаюсь вперед с дивана и пожимаю ему руку — осторожно, потому что в тыльной стороне ладони у меня по-прежнему иголки.
— Приятно познакомиться, но, прибыв сюда, вы нарушили протокол, — сурово говорит он с гневом в глазах.
Я, как всегда в таких случаях, начинаю заклятие, чтобы его смягчить… и тут у меня все внутри обрывается, ибо я вспоминаю — оно не сработает! Истинно говорил Тристан — магии там нету вовсе. Немудрено, что мне было так худо и тоскливо.
— Молю меня простить! — восклицаю я, силясь не выказать отчаяние. — В Лондоне у нас все по-простому, мне и невдомек было, как размеренны ваши привычки. Ведь хорошо, что я здесь и узнала это?
Мужчины переглянулись, и оба вздохнули,
