Иван Грозный (Книга 3, Невская твердыня) - Валентин Костылев

- Моя Венеция - морская держава... - с гордостью шепнул на ухо Шевригину Франческо, подозрительно покосившись в сторону Поссевина. - Как грустно прятаться мне, скрывать свое имя в родном городе, и когда? Весной! Пожалейте меня, синьоры и синьориты, мои земляки!

- Ладно... - успокоил его Шевригин. - Недолго будем здесь, а там поедем опять на твою новую родину - в Москву.

Небо на востоке постепенно начинало розоветь, потом налилось густым пурпуром; яснее проступала в вышине и бирюза небес. Брызжущее радостью восхода, лучистое морское утро улыбалось московским путешественникам. Венеция, словно видение, в солнечном осиянии поднималась из воды.

III

Венеция!

Как часто слышал Шевригин разговоры о ней в Посольском приказе, но никогда не думал он, что это расположенное на островах государство так мало, так ничтожно по сравнению с Русской землей. Ему теперь интересно было знать: в чем же сила Венецианской республики, почему Поссевин нашел необходимым сюда путь держать, да и добиваться сношений Московского государства с этакой незначительной державой? Его настроенный деловито ум не поразили волшебные красоты этого города. Он думал о том: не явится ли ненужной потерей времени его пребывание здесь? Не сделал ли он ошибки, послушав совета Поссевина?

Поссевин вкрадчиво сообщил Шевригину, что сначала он один представится дожу, а затем пойдет во дворец вместе с московским послом.

Шевригин возразил Поссевину. Он предложил идти к дожу обоим вместе, ибо он, Шевригин, важнее папского посла, он - посол государя московского. Поссевин мягко, ласково улыбаясь, старался доказать, что он будет говорить с дожем Венеции не о московских делах, а только о сношениях Рима с Венецией. Между Римом и Венецией замечается охлаждение. Миссия его, Поссевина, в том, чтобы наладить дружбу Венеции с папой. Его святейшество, к сожалению, не видит явного желания со стороны венецианского правительства к вступлению Венеции в союз против турок. Поссевин шепнул на ухо Шевригину, что благородный синьор, дож Венеции Никола да Понте, сам по себе склонен к дружбе с Ватиканом. Он был представителем Венеции на Тридентском соборе, а с ним были там и влиятельные сенаторы Венеции Барбариго и Тиеполо. Они все трое во всеуслышание заявляли на соборе о своей приверженности Риму; они не поддерживали протестантов. Это очень верующие люди. Они помогут папе в его замыслах.

Поссевин много всего наговорил Шевригину, доказывая необходимость сначала ему одному побеседовать с дожем, но Шевригин, выслушав терпеливо Поссевина сказал: идти надо вместе.

Поссевин, озадаченный таким упорством московского посла, уступил.

- Да, - засмеялся он заискивающе, - ваш государь имеет замечательных помощников.

Шевригин, которому перевели эти слова, выслушал их, как должное.

Дож назначил свидание на следующий же день.

Франческо Паллавичино, которому всюду грезилась тройка инквизиторов, наводившая страх на всю Венецию, отказался быть переводчиком и проводником у московских гостей, в ужасе заявив Шевригину, что его могут узнать - и тогда никакие силы не спасут его от смерти. Трясущийся, сразу похудевший и побледневший, он остался в доме, который в одном из узеньких темных переулочков отвели Поссевину и Шевригину с помощниками. Поссевин велел одному из каноников, явившемуся к нему на поклон, прислать московским гостям расторопного проводника-чичероне, который показал бы им город. Вскоре такой нашелся. Звали его Асканио.

Он сразу же повел Шевригина и его спутников к Дворцу Дожей.

- Этот чертог, - сказал Асканио, - мозг, сердце и душа Венеции.

Они вступили в роскошный дворик мавританского стиля.

Вдруг Асканио быстро повернулся, сказав:

- Дальше нельзя. Уйдем.

Затем он объяснил, что сегодня будет большой суд. Инквизиторы третьего дня схватили двух еретиков: - "И чтобы нас не заподозрили в чем-либо, лучше нам уйти отсюда подальше".

Московским людям было удивительно видеть стены домов, уходящие в воду и покрытые черною плесенью. В местах, где вода набегает на камни, виднеются зеленые водоросли, приросшие к стенам домов.

Чтобы лучше осмотреть город, пришлось сесть в черную, мрачную гондолу. Проплывая Большим каналом, путешественники любовались множеством каменных дворцов, со светлыми галереями, тянувшихся по бокам водяных улиц. Им доставило удовольствие следить за тем, как венецианские женщины и дети быстро сбегают по каменным лестницам, спускаясь прямо к воде, и как они прыгают в ожидающие их гондолы. У всех лестниц торчали из воды столбы для лодок. Затем они попали в целый лабиринт узких переулочков и мелких каналов, стиснутых высокими тяжелыми каменными стенами.

Подьячий Васильев и тут подметил, что на Игнатия Хвостова слишком внимательно посматривают венецианки.

В некоторых местах неподвижность мелких вод, безлюдье и тишина охватывали таким покоем, что забывалось все на свете: и дож, и папа римский, и то, что еще длинный путь предстоит на родину...

А в это время проводник, чичероне Асканио, указывая то на это, то на другое здание, говорил:

- Есть у нас много подземных тюрем, туда посадят, а потом казнят. Сказав это, он стал испуганно озираться по сторонам.

- Совет Десяти сегодня будет судить... В этот день многих горожан наших будет трясти лихорадка... Страшный день. Всякий боится доносов.

Гондола проплыла мимо трех соборов, мимо базилики святого Марка.

После этого проводник показал московским людям мосты, какой-то сад, башню... Тихо всплескивалась мутная, маслянистая вода, рассекаемая носом гондолы.

Выбравшись на землю, Шевригин сказал:

- Ну, слава богу! Тут, однако ж, тверже чувствуешь себя. Одно на воде хорошо: пыли нет.

Побывали Шевригин и его спутники и на площади святого Марка, полюбовались на башню. Насмотрелись на громады домов, на церкви; крылатого льва видели. На площади святого Марка было много голубей. Они совсем не боялись людей, садились на плечи кормивших их девушек, принимали из их рта еду.

Всего насмотрелись московские люди и усталые, голодные вернулись к себе, отпустив чичероне.

Из-под одной постели вылез Франческо.

Шевригин и его друзья от души расхохотались, видя жалкое, испуганное лицо Паллавичино.

- Что, брат? Плохо же тебя принимают соотечественники! - проговорил Шевригин, похлопав его по плечу. - Царь Иван Васильевич, видать, добрее вашего дожа.

Франческо, улыбаясь, сказал:

- Однажды я во Флоренции целую неделю у одной красавицы жил под постелью... Тоже было страшно, но всё же не так.

После того как все помолились на свои иконки, постоянно хранившиеся у них за пазухой, приступили к обеду.

- Ну, как понравилась вам Венеция? - спросил за обедом Шевригин своих помощников.

Все молча продолжали есть рыбный суп.

- Воды много... Куда ни сунешься - везде вода... Непонятно! - угрюмо мотнул головою подьячий Сергей Голубев.

- То-то и дело, что вода, да еще и мутная... Не верю я, чтоб у нас с дожем получился толк. Поехал я сюда, не спросясь царя, а будет ли что пока не вижу... Мало оное царство! Душа болит. Не обмануться бы?! озабоченно посматривая на своих спутников, проговорил Шевригин. Самовольно сюда заехали.

Паллавичино рассказал о строгостях, царящих в Венеции.

- У нас тут до всего добираются... Каждый шаг известен властям. Здесь следят за всем: и за нарядами, и кто как живет, сколько денег тратит, следят за усердным посещением церквей, за тайными грехами и пороками, за свадьбами, за похоронами, за балами... Наша яснейшая Венецианская республика во власти иезуитов и инквизиторов... А любовь здесь продается, как и всё, на деньги... Наши лупанарии полны прекрасных дев... на разные цены... Об этом вас могут осведомить добрые "мамаши" этих дев...

Паллавичино столько всего наговорил о своем городе, что Шевригин невольно пошутил:

- А ты зело сердит на свою родину, коли так срамишь ее...

- Я говорю правду, - смутился Франческо.

Настал день встречи с венецианским дожем и его сенаторами.

Паллавичино предупредил Шевригина быть смелее с дожем и его советниками, ибо нет людей, которые бы так высоко себя ставили и так гордились своею властью, как правители Совета Десяти, управляющие Венецией. В словах Паллавичино было много желчи, - по лицу его было видно, как насолили ему его правители.

Шевригин не нуждался в таких советах: он и без того считал своего московского государя самым великим среди владык земных. И честь царя он поддерживал во всех странах, куда его посылали, с отменным достоинством.

В пышной обстановке состоялся прием Шевригина и Поссевина во Дворце Дожей. Все сенаторы были в сборе. У всех у них на лицах было написано снисходительное, усмешливое любопытство, когда они осматривали с ног до головы московского посла. Шевригин в свою очередь обвел их гордым, внимательным взглядом.

Коротко и негромко передал он дожу приветствие государя.