Из Лондона в Австралию - Софи Вёрисгофер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я думаю! – согласился Антон, – А акулы на вас не нападали, мистер Мульграв?
– Случилось один раз. Пренеприятная история!
И почтенный муж снова сделан маленькую передышку, чтобы дать развернуться своим талантам. – Изволите видеть, – сказал он, помолчавши, – отскабливание медуз помогало нам до тех пор, пока они не наседали снова; потому мне приходилось путешествовать в преисподнюю очень часто, так как никто из товарищей не решался заменить меня. Но человек, в конце концов, ко всему привыкает, даже к килеванию. Один раз я тоже был в воде, вооружившись на этот раз нашими большими корабельными клещами. Направо и налево отхватывал я эти комки, вокруг стоял шум и треск, море пенилось ужасно, стояла такая жара, что у меня повскакали пузыри на коже. Ну, не в этом дело! Я работаю с увлечением, – вдруг вижу на меня уставился гигантский рыбий глаз, так нагло и злорадно, будто хочет сказать: «Ну, теперь тебе конец!» Прямо передо мной открывается пасть, – ну, никогда не следует преувеличивать, и, я всю жизнь боролся с этим недостатком, – но смело могу сказать. – в эту пасть можно было загнать целый ломовой воз. Зубы, доложу вам, как частокол; этому торчавшему передо мною чудищу было лет тысяча, а то и того больше, на голове у него росли целые леса водорослей.
– А что же, не бросилась она на вас, сэр?
Унтер-офицер мотнул головой. – А, конечно, мой юный друг! Только меня огорошить не так-то легко. Для этого нужно что-нибудь почище какой-нибудь пучеглазой морской древности. Я улучил удобную минуту и открыл бомбардировку медузами. Куски величиною с теленка один за другим летели в открытую пасть, и моей любезной акуле приходилось или глотать, или давиться, – одно из двух. Конечно, все это делалось, чтобы замаскировать настоящую цель, а умысел у меня был совсем другой.
– Какой, мистер Мульграв, какой?
– А вот сейчас узнаете, сэр. Когда я набил ей пасть до того, что она от страха начала бить хвостом, тогда я приступил к делу. Я засунул ей в пасть мои большие клещи, захватил первый попавшийся зуб и, без всякой жалости, вырвал его из челюсти. Тут нельзя терять времени, и я выхватил его с ловкостью искусного хирурга, и тотчас отбил у чудовища охоту оставаться в моем обществе. Отдуваясь и пыхтя, истекая кровью, акула нырнула в глубину, и я мог, наконец, дать знак, чтобы меня вытянули на борт Освежиться стаканом воды с ромом. Тяжелые четверть часа пришлось пережить, доложу вам.
Аскот едва мог говорить от смеха, – После этого вы верно уже не спускались в воду, сэр? спросил он старика.
– О, через каждые два часа, как я уж вам докладывал. Но из предосторожности, я каждый раз брал с собой клещи и каждый раз, когда дикий взгляд морского чудища уставлялся на меня, я поднимал кверху мое оружие. Не, хочешь-ли, приятель, вырвать еще один? С моим удовольствием! И бедняга исчезал, как молния.
Во время этих рассказов возле Мульграва всегда собирался кружок смеющихся слушателей. Известно было, что у него всегда на готове что-нибудь новое, а некоторые даже утверждали, что он сам крепко верит в свои сказки; во всяком случае, говорил он интересно, и всегда находились охотники постоять возле минутку. Так и теперь любопытствующие теснились со всех сторон.
– А вы всегда счастливо переносили килевание, мистер Мульграв? – спросил кто-то.
– Ишь, чего захотели, ребятушки! – сказал кивая головою старик. – Когда мы причаливали к Цейлону, у меня не было ни единого волоса на голове, – все остались на обшивке корабля.
Громовой хохот был наградой бравому рассказчику, который и сам весьма охотно разделил этот взрыв веселости.
– Видите там синие акалефы, – сказал он, указывая на море. – Миллионы и еще миллионы, можно думать, что в океане идет переселение народов.
– Медузы идут сзади, – вскричал Аскот. – Рты у них стали совсем синие, – они высасывают акалеф.
– А сами делаются добычей больших рыб. Видите, там какая давка?
– Бониты, дорады, кашалоты, дельфины, о это война, ради которой мобилизовано все, что только живет в глубине й на поверхности океана.
Сплошными рядами вокруг корабля скользили акалефы и медузы; все пространство, которое можно было охватить глазом, красиво синело ярко небесной лазурью; вдруг из воды высовывалось неуклюжее рыло, медуза начинала барахтаться в смертельном страхе, и тут же случалось, шумя грациозными крыльями, пернатый хищник налетев хватал рыбу в тот самый момент, когда победа её над медузой казалась одержанной. Спасшаяся медуза ковыляла дальше, а на поверхности воды между хищной птицей и рыбой завязывалась жаркая битва, из которой обладатель плавников редко выходил победителем.
Акалефы кипели необозримыми толпами, за ними тянулись медузы, а за медузами, в свою очередь, птицы и рыбы, – все это, и преследователи, и преследуемые, в погоне за насущным хлебом.
Бесчисленное множество морских птиц кружились над местом битвы и между прочими большие, совершенно белые, альбатросы, с огромными черными крыльями и гордыми, как ни у одной из других птиц, движениями. Они стрелой кидались на свою добычу и терзали ее тут же, в воде, затем, пробежав с поднятыми крыльями некоторое пространство по воде и сделав несколько быстрых поворотов, вновь взлетали вверх. На довольно большом, расстоянии всюду кругом поднимались струи воды из носовых отверстий кашалотов, в открытую пасть которых в этот день нанесло столько питательного материала, что они, лениво лежа на воде, чувствовали себя совершенно счастливыми и, но обыкновению, пускали фонтаны.
Все эти сцены с величайшем интересом наблюдались с палубы. Как для арестантов, так и для новобранцев, морская жизнь была совершенной новинкой. Переживши острый период отчаяния, они могли уже перенести свое внимание с прошедшего на настоящее, а затем и на будущее. Они начинали строить планы.
И между ними были такие, которые смеялись, когда Том Мульграв рассказывал свои выдумки, но по большой части оии тайком сжимали против него кулаки. Этот человек своим языком без костей заманил их в трактир и был причиной их несчастья. За это он еще поплатится.
– Со временем мы его еще раз отправим килевать, – сказал один. – Волосы у него отросли, так есть что пососкоблить.
– Бросьте вы этого глупого болтуна, – прошептал Торстратен.
– Нам надо добраться до Африканского материка, – вот наша задача.
– Нет, нет, – до одного из островов Южного океана.
– Чтоб питаться моллюсками и кокосовыми орехами и драться с туземцами? Нечего сказать, завидное существование!
– Мы живо справимся с голыми дикарями, – прошептал Тристам. – Ведь на корабле куча оружия.
Голландец пожал плечами. – В лучшем случае мы завладели бы необитаемым островом, – благодарю покорно.
– Я того же мнения, – сказал Маркус. – Чтоб хорошо себя чувствовать, мне нужны большие города, цивилизованные люди и обширные предприятия…. к земледелию у меня нет никакой склонности.
Тристам провел рукой по волосам и подавил вздох.
– Этого я не понимаю, – сказал он помолчав. – Быть самому себе господином, не ходить за плугом и не молоть зерно, а иметь свой собственный деревенский домик, – вот от этого я не прочь. Есть такой один…. за него все бы острова Тихого океана, со всею живностью, можно в преисподнюю. Я бы и не оглянулся.
– Отношение весьма человеколюбивое… А где же обретается этот перл мужицкого благополучия?
– В Германий, далеко от морского берега.
Антон слышал эти слова и видел говорившего. Это был тот человек, который бегло изъяснялся по-немецки и с которым он давно уже хотел познакомиться. Теперь ему интересно было узнать, что незнакомец, как и он сам, был из Ольденбурга.
– Моя родина называется Малента, – грустным тоном говорил немец. – Был бы я умнее, так никогда бы не ушел оттуда.
Горький смех и какое-то невольное, неудержимое движение прошло по рядам арестантов. Да, слушаться бы голоса рассудка, все было бы иначе. И не одна седая голова втихомолку склонилась на руку, не одно зачерствелое сердце забилось учащенно. Да, кабы быть умнее!
Голландец насмешливым взглядом обвел присутствующих.
– Какие чувствительные люди! – сказал он. – Не затянуть-ли покаянный псалом? Сидеть бы этому немецкому мужику со своими галушками и салом у себя дома. Чего ему надо среди нас, и как это он преобразился в английского Тристама?
Внезапная краска залила лицо немца. – Это уж мое дело, – коротко обрезал он. – А если вам не нравится жизнь на островах Тихого океана, то можете выбрать себе другое местопребывание, по-вашему вкусу.
Торстратен рассмеялся. – Вы поистине великодушны, – сказал он. – Можно подумать, что от вашего благоусмотрения всецело зависит судьба этого судна и его обитателей.
Тристам улыбнулся – Хм! У меня в руках ключ, которым открывается тюрьма.
– А у меня такие свойства, что я расскажу об этом капитану, как только найду это нужным; для моих целей.