Роман Галицкий. Русский король - Галина Романова

Роман отпустил его. Дал под начало несколько сотен. Дело было малое, но важное - занять городок Плесненск и ждать туда самого князя, чтоб после, город за городом, добираться до самого Галича.

До Плесненска дошли быстро. Но городок встретил их запертыми воротами. На стенах торчали головы мужиков, между ними тускло поблескивали шеломы ратников.

Заслав выехал вперёд, приставил руки ко рту, крикнул:

- Эй, отворяйте ворота!

- А почто? - недовольно отозвались сверху.

- Князь Роман Мстиславич волынский идёт! Отворяйте князю!

- А сила ратная на что? Не супротив ли нас? - Наверху мелькали озабоченные лица. - Мы отворим, а вы тут как тут. А у нас жёнки и чада!

Заслав вздохнул.

- Посадник где? - снова закричал он.

- Тута я, - невысокий мужик едва виднелся в щели заборолы. - Чего надо?

- Отворяй ворота! Князь Роман Мстиславич на Галич идёт!

- А почто?

Заслав заскрипел зубами.

- То его отчина! Вече его кликало!

- А вот пущай тогда с вечем и разбирается! Нам скажут - отворять, мы и отворим!

- Да мы вас… Добром отворяй!

- Нако-ся! - В щели заборолы мелькнул кукиш и быстро убрался. Обозлившись, Заслав велел брать городок приступом. Но маленький Плесненск оборонялся так отчаянно, словно от него зависела судьба всей Галиции. Два дня ушли впустую. Осаждённые и осаждавшие перебрасывались стрелами, несколько раз Заслав гнал людей на стены, удалось даже поджечь одну из сторожевых башен, но огонь быстро затушили. А на третий день пришли угры - и сразу стало ясно, почему так упрям был Плесненск.

Явились они в середине дня, когда кияне готовили очередной приступ. Уже поскакавший к стенам Заслав заметил, что осаждённые необычайно веселы, что-то кричат, указывая вдаль. Потом закричали и его воины. Он обернулся и окаменел.

Из долины над рекой с вершины небольшого холма скатывалась лавина всадников. Незнакомые, чужие брони, стяг над передними рядами.

- Угры! Угры скачут! - закричали вокруг.

Заслав ударил коня плетью так, что жеребец заверещал по-заячьи и запрыгал на задних ногах.

- Стоять! Стоять, пёсьи дети! - заорал он на своих воев. - Не дадим уграм войти в Плесненск! Разобьём - горожане нам сами ворота отворят! Вперёд! К бою!

Кияне еле успели повернуться лицом к угорским всадникам, которые приближались короткой волчьей рысью. Кони под ними были свежие, видать, накануне дали им роздых, чтобы сейчас, не теряя времени, ударить по врагу.

Заслав был впереди - хоть и наказал ему Роман добыть Плесненск, хоть и не было у него боевого опыта, но не мог он сдержать себя. Закричал что-то восторженное, выхватил меч и сломя голову бросился в бой.

Два полка столкнулись как раз посередине поля у берега реки. Сшибка была короткой и яростной. Угров и русских было почти поровну, те и другие рвались в бой с одинаковой силой.

Заслав быстро оторвался от своих. Яркий стяг воеводы, под которым он шёл в бой, оказался далече. Дружинник, державший его, отстал и теперь отчаянно оборонялся сразу от двоих угров. Пропустив удар в бок, он охнул, стал клониться на сторону. Стяг упал, вмиг оказавшись затоптанным.

Заслав этого не видел. Он в свой черёд пробивался к венгерскому стягу, где должен был быть воевода. Несколько дружинников увязались за ним. Двигаясь сплочённым строем, они легко врубались в ряды угров. Увлечённый боем, еле успевая отбивать щитом сыплющиеся со всех сторон удары, Заслав видел только вражий стяг, который, как нарочно, маячил всё время чуть впереди, словно блуждающий огонёк на болоте. Он не видел, как один за другим падают его ратники, как он остался совсем один, и встрепенулся только, когда где-то вдалеке родился и стал нарастать отчаянно-восторженный гул и рёв многих сотен голосов.

На миг вынырнув из боя, Заслав завертел головой. Шелом сбился чуть набок, ему пришлось вывернуть шею, чтобы осмотреться, и, бросив взгляд назад, он похолодел.

Его полка больше не было. Ещё несколько десятков дружинников продолжали отчаянную борьбу, но большинство уцелевших уже бежали, бросая оружие в луга, прочь от реки. А из распахнутых ворот Плесненска на них двигалась местная дружина во главе с воеводой.

- Боярин! Уходить надоть! - закричал над ухом очнувшийся меченоша.

- А? Что? - ничего не слыша под шлемом, окликнул его Заслав.

Но парень вдруг покачнулся в седле, захрипел, выпуская из рук меч, потянулся кожаными рукавицами к груди - из неё торчало древко короткого копья. Насадивший парня на копьё всадник напрягся, чуть нажал - и меченоша взмыл вверх, дрыгая ногами, и рухнул наземь.

Заслав закричал, завертелся на месте, укрываясь за щитом и вращая мечом над головой. К нему подступали дважды - разглядев богатую, позолоченную насечку на броне и дорогую упряжь, в нём признали боярина и не спешили добивать. Оба раза он отбивал атаки. Кого-то свалил с коня, кого-то ранил, но силы были не равны. В третий раз на него навалились скопом, смяли щитами, заставили опустить бесполезный в толчее меч. Чужая рука схватила повод коня. Кто-то вцепился в локти. Заслав уже не кричал - рычал и хрипел сквозь зубы, борясь до последнего. Но его волоком стащили с коня, повалили и связали.

Узнав от уцелевших беглецов о битве под Плесненском и поняв, что галичане заодно с уграми, Роман не стал продолжать войну. Хотели его галичане князем или нет, сейчас у них были слишком сильные союзники. Надо было переждать. Отпустив Ростислава с остальным войском домой, Роман второй раз поспешил в Польшу. Галич мог подождать. А у него были более важные дела.

3

Так Заслав Сбыгневич снова оказался в Галиче. Но не боярином, советником князя и не смышлёным мужем въезжал он в него - плёлся пешком вместе с другими пленными в обозе позади угорского войска.

Большинство взятых с ним вместе в плен были простые кияне, белгородцы и вышегородцы. Некоторые никогда не покидали родного города и уж во всяком случае, ни разу не были в Галиче. Сейчас они вовсю разевали рты, глазея по сторонам, а Заслав шёл, не смея поднять глаз. Ему страшно было - вдруг да встретит знакомое лицо.

Обоз проходил как раз по тем улицам, где он жил.

Пленные взбивали дорожную пыль, проходя мимо боярских усадеб, и на одном повороте на Заслава, выискивавшего среди них свою, родную, в самом деле глянули знакомые глаза.

Смеяна, подруга Ярины, бывшая подружкой на её свадьбе и потом голосившая над её телом на похоронах. Она шла куда-то вместе с мамкой, сопровождаемая рыжебородым детиной - боярин Вышата, Смеянин отец, держал дочь крепко-, одну никуда не пускал, даже к подружкам на посиделки. У Смеяны никогда не было своего дружка - слишком боялась она грозной мамки и почитала отца. Сидела тихо, жила затворницей и ждала, кого в суженые приберёт ей отец. А боярин Вышата в женихах рылся, как в сору, - искал кого побогаче да породовитее» хотя ни тем, ни другим похвалиться не мог.

Поравнявшись с уграми, Смеяна отступила в уголок, чтобы не попасть, на пути, закрыла лицо руками, но из-под пальцев на чужеземных всадников, на обоз и бредущих за ним пленных смотрел любопытный синий глаз. И этот глаз изумлённо расширился, а потом руки упали вдоль тела, когда боярышня увидела и узнала Заслава.

- Ой! Ой, лишенько! - воскликнула она, всплеснув руками, и потянула мамку за рукав. - Погляди, Катера, кто тамо, подле телеги! Заслав! Ой, Заслав!

- Кто? Где? - заволновалась мамка. Заслава она в лицо не знала, но добросовестно вперила глаза в толпу. - А пошли-ка отсюда, дитятко, - решительно поволокла она девушку прочь. - Неча на всяких лиходеев глазеть! Иш-шо сглазют нечестивцы!

- Да это же Заслав! Ярину помнишь? Бориса Семеныча дочь, подружку мою? Она за него замуж пошла, да померла по осени!.. Заслав! Заслав!

Тот отвернулся. Звонкий голос Смеяны долетал до него, он слышал каждое слово, и от этого было ещё больнее. Будь Ярина жива, как бы она за него страдала!

А Смеяна вырвалась от рук мамки и бросилась бегом вдогонку.

- Заслав! Заслав! Да как ты тут оказался? Куда ведут тебя?

Гарцевавший возле пленных угорский конник с длинными чёрными усами и жгучими глазами улыбнулся, скаля белые зубы, и перевесился с седла.

- Кто есть, панночка? - на ломаном русском спросил он.

Смеяна оторопела. Она не умела разговаривать с незнакомцами, боялась их. А про этих угров подружки на посиделках сказывали такое, что делалось жутко.

- Ласкова будь - помогу, - продолжал конник.

Тут подоспели мамка Катера и мужик-охранник. Вдвоём оттеснили девушку прочь - мамка крестилась и плевалась, обороняясь от угрина, как от нечистой силы. Конник рассмеялся, за неимением русских слов крикнул что-то по-своему.