Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева

Наталья Павлищева

Даниил Галицкий. Первый русский король

ИЗ ПЕСНИ СЛОВА НЕ ВЫКИНЕШЬ…

Даниилу Галицкому выпало жить в очень трудное время – самое начало ордынского ига и наиболее тяжелые его годы. От поведения князя и принятых им решений часто зависели судьбы не только отдельных людей, но и целых княжеств, а выбор ему приходилось делать очень трудный. Даниил Романович Галицкий перешел в латинскую веру и принял королевскую корону, став первым на Руси королем среди князей.

Князь славился боевым нравом, даже ордынский военачальник Куремса сказал: «Даниил страшен!» Воинская доблесть князя Даниила несомненна, современные отзывы о нем только положительные и даже восторженные. Единственный «не подчинившийся» Батыю, вставший против ига в самое трудное для Руси время… Но так ли все?

Из песни действительно слова не выкинешь, будет заметно. И факты из биографии тоже. Правда, одни можно слегка замять, не упомянуть, подзабыть, как-то перевернуть. А другие, наоборот, выпятить, подчеркнуть, преувеличить. Все зависит от того, какой должна выглядеть эта биография.

Даниилу Галицкому в этом отношении очень повезло. Сначала его много лет превозносили как самого рьяного на Руси борца с монголо-татарским игом (Александр Невский в это время звался борцом с западными захватчиками, каждому, получалось, свое). А в последние годы, когда в этом самом иге как-то засомневались, Галицкий превратился в знамя объединения с Западом (в противовес Невскому, который получался вообще предателем русских интересов, потому как договаривался с монголами).

А если попытаться взглянуть на факты?

Получается занимательная и не столь героическая картина, при которой портреты доблестных русских князей несколько… тускнеют. Посудите сами.

Когда читаешь в летописях о событиях XIII века, просто оторопь берет. И не из-за страстей Батыева нашествия, на Руси и без татар хватало мерзости. Конечно, каждая летопись рассказывает по-своему, выпячивая события, «выгодные» заказчику. И вот от этой «выгоды» очень хочется согласиться, что Батыево нашествие было Господней карой русским княжествам. Можно возразить, что виноваты князья, а страдали простые люди. Но те, кто читал летописи, согласятся: от собственных или соседских князей они страдали не меньше, если не больше, чем от татаро-монгольского нашествия! Князья так же сжигали дотла непокорные города, разоряли земли, уводили в плен… Почему? Видимо, считали это особой доблестью.

И Даниил Романович Галицкий не исключение. Согласно Галицко-Волынской летописи, сообщающей о князе только в восторженных тонах, у него десятки разоренных и сожженных городов! Некоторые не по одному разу. Эти города не воевали с Галицким сами, они просто не желали подчиняться князю! И только об одном городе, его любимом Холме, написано про строительство! Еще о Львове, но это больше город его сына Льва. Нам трудно представить, что доблестный русский князь способен благодарить Бога за то, что сумел разорить и сжечь чешскую землю! А до чешской еще польскую и даже часть немецких земель, не говоря уже о соседях литовцах и особенно русских! «Мы уже разорили всю землю», – с удовольствием констатировали два короля, вкладывая мечи в ножны. Это фраза из летописи. Какова доблесть?!

Так что за «герой» Даниил Галицкий?

Самые страшные времена, когда Батыевы воины сжигали города на Галичине и Волыни, князь героически пересидел вместе с семьей в польском Поморье («Нехорошо нам оставаться здесь, близко от воюющих против нас иноплеменников»). Что и говорить, геройское поведение! Князь оставался там до тех пор, пока татары не ушли с его земель, а потом вернулся с требованием подчинения. И всякий раз, как только становилось опасно, он поспешно уносил ноги подальше и возвращался, когда опасность миновала.

Главной заслугой Даниила Романовича считается открытое сопротивление Орде, война с Куремсой. Но!..

Куремса – это не Орда, это всего лишь один из довольно слабых наместников уже постаревшего Батыя на территории части Киевского княжества. И ни единого личного столкновения с Куремсой у Галицкого даже очень расположенная к князю Галицко-Волынская летопись не называет! Если он и воевал, то только разоряя и сжигая дотла не тронутые татарами русские болоховские города, платившие Орде дань зерном и кормами. Когда Куремса подошел к Владимиру-Волынскому, отпор его отрядам дали сами горожане, а не князь, и знаменитую фразу о том, что «Даниил страшен», татары сказали князю Изяславу, не желая давать тому помощь для похода на Галич: мол, противник больно лют для него.

Куремса был ставленником умиравшего Батыя, и его даже не поражение, а простой неуспех, несомненно, выгоден новому хану Берке. Но стоило Берке заменить неудачника Куремсу Бурундаем, а тому повысить голос, как доблестные единоборцы с татарами братья Романовичи послушно снесли все недавно выстроенные укрепления девяти городов и отправили войска помогать татарам разорять своих союзников-литовцев. До такого не догадался ни один другой русский князь или европейский король! А «героический» князь Даниил Романович вовремя походов снова мужественно отсиживался в Венгрии.

А в православие он вернулся, за что заслужил порицание от папы римского.

Все цитаты в романе даны по Галицко-Волынской летописи, которая почему-то (в отличие от Жития Даниила Галицкого) не ведает о митрополите Кирилле. Двойные стандарты были всегда.

Жизнь подходила к концу, и не только из-за слабости тела, но и от усталости духа. Долгими вечерами галицкий король Даниил Романович пытался понять, что сделал не так, почему он, еще физически не умерший человек, точно умер духовно. Почему уже столько лет даже не младший брат Василько Романович, а сыновья и племянник делали все по-своему, часто забывая советоваться с отцом? Как случилось, что при жизни оказался ненужным?

Глядя на языки пламени в очаге, Даниил невесело усмехнулся. Когда-то его бывший печатник Кирилл, им же поставленный митрополитом, вздумал учить, говорил, мол, главное не то, что ты делаешь сейчас, а то, что останется после тебя следующим на этой земле живущим. Тогда князь даже разозлился, а теперь пытался понять, что же такое оставил.

Многие годы боролся за Галич и победил, есть Галицко-Волынское даже не княжество, а королевство, потому как он сам – король! От Райгорода до Коломыи, от Перемышльских земель до Болоховских. Большое, сильное… А что вокруг? На юго-западе угры, на западе ляхи, на севере тевтонские рыцари и Литва, на востоке Болоховские земли, Смоленское и Киевское княжества. И везде враги, даже там, где русские земли, болоховские не простят многократного разорения, киевляне и на дух не переносят…

Как получилось, что Русь, она где-то там отдельно, а его земли снова во враждебном окружении? Когда Кирилл, став митрополитом, уехал в Северо-Восточную Русь да там у Ярославичей и остался, Даниил посчитал его предателем. Во многом именно обида подтолкнула его к принятию короны от папы. Теперь король вдруг осознал, что своими руками отрезал Галичину и Волынь от Руси. Русь, она за Киевом в Чернигове, Владимире, Суздале, Рязани, Твери, даже Новгороде и Пскове, даже в маленькой Москве, а вокруг Данилова Холма снова недружелюбные соседи, готовые растащить его Галицко-Волынское королевство по частям. И растащат, стоит почувствовать малейшую слабину.

Потому и прогнулись с Васильком перед ордынским Бурундаем, понимали, что без поддержки татар западные соседи начнут по кускам рвать.

Галичина никогда не жила спокойно, но неужели и его сыновьям судьба за свою отчину всю жизнь биться? Мелькнула страшная мысль: только бы меж собой не сцепились! Или с Владимиром, сыном брата Василька.

Крепко сжало слева в груди, стало не хватать дыхания. Князь тяжело поднялся и подошел к окну, там дышалось легче.

На улице при полном безветрии на землю ложился мягкий пушистый снег…

НАРОД НЕЗНАЕМЫЙ…

Давно купцы приносили дурные вести – с востока движется огромная рать, осилить которую просто невозможно. Русские князья отмахивались: это далеко, где-то там за половцами. А раз за половцами, то они и станут биться. Уж о ком у князей душа не болела, так это о проклятых степняках-половцах!

К Великому князю Владимирскому приехал купец. Сам купец новгородский, но сначала решил говорить с Юрием Всеволодовичем. Князь, не слишком любивший купцов, потому как толку от них дружине никакой, недовольно поморщился:

– О чем говорить станет? О лучших условиях для новгородцев? Надоели уже! И так всюду пролезли, везде торгуют.

Но купец уж очень просился, твердил, что важные новости у него для князя, пришлось принять. Кроме того, проситель утверждал, что сейчас не из Новгорода, а из дальних стран пришел. У Юрия Всеволодовича уж бояре за столом сидели, облизывались в ожидании, когда к трапезе приступить можно будет. Ушное стыло, да пироги, что лучше с пылу с жару, да мало ли что, а тут этот купец!