Молодость века - Николай Равич

Вдруг дверь открылась, и громкий голос произнес:

— Это у кого гроши за пазухой?

Борис Поляков, матрос и тогдашний начальник милиции Киева, приятель Дыбенко, был одним из самых красивых людей, какие мне встречались в жизни: высокий, широкоплечий, с открытым прекрасным, мужественным лицом. Когда он шел по улице, на него невольно оглядывались и женщины, и мужчины. Одевался он с той флотской элегантностью, которая была традицией кадровых моряков. Человек могучего телосложения и большой физической силы, Поляков по характеру своему был скромен, даже застенчив. Он не пил, не курил, жил в небольшой квартире, где жена его вела скромное хозяйство, покупая продукты на базаре.

Поляков был человеком твердым, но доброжелательным ко всем и умел поддерживать порядок в городе, не раздражая население мелкими придирками.

Я вспоминаю, как в первые дни обсуждался вопрос о борьбе с массовой проституцией, которая расцвела в Киеве при гетмане, а при Петлюре усилилась еще больше вследствие распущенности его банд. Одни предлагали выслать всех проституток из города, другие — принудительно заставить их работать на заводах и фабриках. Поляков задумался и сказал:

— В большинстве это несчастные женщины, лишенные семьи и профессии, настоящие жертвы капиталистического строя. Наказывать их было бы жестокостью. Надо их приучать к труду постепенно.

И он стал это делать довольно оригинальным способом. Всех задержанных проституток собирали, распределяли по районам и заставляли убирать город. При этом он оплачивал их труд, а тех, которые работали добросовестно, охотно направлял куда-нибудь на постоянную работу.

Как-то я зашел к Полякову, которому только что сообщили об очередном скандале со стрельбищем в базарный день на Подоле. Мы поехали вместе. Это было еще до восстания, поднятого позже переодетыми петлюровцами на Куреневке.

Когда мы прибыли на место, толпа бурлила и шумела вокруг дюжины кавалеристов, одетых как попало. Размахивая кто нагайками, а кто и саблями, они отнимали у людей и складывали в кучу разные вещи. Поляков ездил в экипаже, запряженном парой лошадей. Встав на подножку и мгновенно оценив обстановку, он велел сопровождавшему его взводу оцепить эту часть базара, а сам пошел на толпу, которая раздалась перед ним. Так он дошел до грабителей. Один из них, видимо, предводитель, в жупане, в кубанке с красным верхом, положил руку на эфес шашки и крикнул:

— Тебе што надо?

Поляков усмехнулся:

— Брось шутить! — и слегка взмахнул рукой.

Здоровенный мужчина полетел, как сброшенный с воза мешок.

Когда через несколько минут бандитов уводили под конвоем, Поляков велел задержать и проверить всех, кто находился в этой части базара. Одной из последних шла старушка с двумя корзинами, в которых были зелень и яйца. Увидев Полякова, она остановилась и сказала:

— Это ты и есть полицмейстер?

Так как он молчал, то старушка покачала головой и Добавила:

— Ничего не скажешь, красив!..

Теперь же Поляков стоял в дверях и снова повторил свой вопрос:

— Так у кого же за пазухой гроши?

Дыбенко улыбнулся.

— Во всяком случае, не у нас с тобой!

В тот вечер мы все отправились погулять в Купеческий сад над Днепром. Белый от цветущих яблонь и черемухи, розовато-лиловый от сирени, весь наполненный одуряющим ароматом весны, сад этот был так хорош, что не хотелось уходить оттуда. Солнце уже пряталось, и его красноватые лучи, как огни прожектора, скользили по ровной глади Днепра. В ресторане над обрывом музыка играла старинный вальс. На каждом шагу попадались влюбленные пары. Они шли, тесно прижавшись друг к другу. Для влюбленных, как известно, весь мир заключается в них самих.

Человек, сталкиваясь лицом к лицу с красотой природы, становится молчалив, — она поглощает человека…

Мы посидели молча на скамейке, глядя на Днепр и на другой берег реки. Потом Коллонтай сказала:

— Наступит время, и жизнь человека станет такой же гармоничной и красивой, как природа…

День уходил… Постепенно зажигались в парке матовые фонари, освещая одну аллею за другой. Когда мы возвращались, вечерние улицы были овеяны покоем. У некоторых домов семьи сидели на завалинках, и дети играли рядом. Из открытых окон доносились отзвуки голосов, иногда песня, иногда плач ребенка. Кое-где видно было, как люди готовились ко сну…

Мы подошли к «Континенталю». В вестибюле какой-то военный, ожидавший у конторки, подошел к Дыбенко, отдал честь и передал ему пакет.

— От командующего первой армией товарища Мацилецкого… Срочно!

Дыбенко отошел в сторону, вынул и прочитал какую-то бумажку, потом вернулся к нам и сказал шепотом:

— Я должен немедленно уезжать. Восстал Григорьев!

КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЕ ВОССТАНИЕ ГРИГОРЬЕВА И МАХНО

Минут через десять я сидел у себя на Крещатике. Там уже был текст изданного Григорьевым «Универсала». В нем атаман обещал «свободу торговли», «свободные при участии всех партий (кроме коммунистов, конечно) советы», «защиту собственности», «незалежность Украины» и многое другое. Вместе с тем он призывал к свержению Советской власти.

Среди материалов, связанных с восстанием Григорьева, было сообщение С. А. Винокурова об обстановке, предшествовавшей этому событию. Юдовский, Щаденко, Кривошеев и другие предупредили командующего фронтом Антонова-Овсеенко, что Григорьев подготавливает свои части к открытому бунту против Советской власти. Антонов-Овсеенко счел их соображения необоснованными. Тогда они сообщили о своем мнении ЦК КПУ и Совнаркому Украины. В итоге между Антоновым-Овсеенко и Щаденко после прибытия командующего фронтом в Одессу произошел следующий разговор.

— Я вынужден буду поставить вопрос перед ЦК о том, что я с вами не могу сработаться, так как у нас резко противоположные взгляды на вопросы оперативного и политического использования попутных нашей революции сил, — заявил Антонов-Овсеенко.

— Что ж, пожалуйста. По крайней мере, мы будем знать ясную линию ЦК Украины. Но мы категорически утверждаем, что Григорьев восстанет, и восстанет очень скоро.

— Вздор, чушь, паникерство, и больше ничего, — горячился командующий. — Я сейчас от Григорьева, у него великолепное настроение, и скоро он будет прекрасно драться со своими верблюжцами.

— Драться-то он будет, но с кем?..

— Бросьте вы заниматься паникерством, — повторил Антонов-Овсеенко, и на этом разговор окончился.

Далее Щаденко рассказывает:

«Мы были в штабе армии, помешавшемся в здании судебных установлений близ Одесского вокзала, и обсуждали оперативные возможности ближайшего будущего.

Дежурный по телеграфу сообщил, что атаман Григорьев просит командующего фронтом к юзу. Мы быстро встали и все вместе направились к аппарату.

— Здравствуйте, — печатал юз.

И после нескольких слов приветствия аппарат замолк. Потом торопливо застучал снова. На ленте отчетливо появилось зловещее слово «Универсал».

В Одессе создалось напряженное положение. 3-й крестьянский григорьевский полк, расположенный в городе, был неустойчив. Союзная эскадра подошла к самому берегу. Ее моторные лодки шныряли по всем направлениям. Белогвардейская контрреволюционная организация под руководством «барона Бема» готовилась захватить город. Она была раскрыта и руководители ее расстреляны. Кстати, следует отметить, что «барон Бем» не был бароном, как и князь Эболи, расстрелянный со своей любовницей в 1918 году за бандитизм в Петрограде, не происходил из княжеского рода. Это, впрочем, вовсе не значило, что иногда аристократы не руководили бандитскими шайками.

В ночь на 21 июня 1919 года в город Верхнеднепровск, Екатеринославской губернии, ворвалась группа бандитов, ограбила казначейство, захватив 1,5 миллиона рублей, и убила ряд коммунистов. На другой день бандиты были выбиты из города. Большая часть денег была у них отобрана, десять видных участников налета были пойманы, но главари — князья Голицыны — успели скрыться.

Одесские коммунисты и рабочие с честью вышли из тяжелого положения. 3-й полк был выведен за город, бандитские элементы в нем были изолированы, и с этой стороны опасность была ликвидирована. Отряд железнодорожников под командованием Мизикевича, ануловские рабочие батальоны, полк коммунаров имени Старостина, кавалерийский полк Беспалова, автоброневики под руководством Реввоенсовета 3-й армии, фактически слившегося с губисполкомом, не только сумели обеспечить полный порядок в городе, но и выдвинуть отдельные отряды вперед на случай неожиданного прорыва григорьевских банд.

Части Григорьева уже двигались в направлении на Екатеринослав, Кременчуг — Харьков, Киев и Херсон. С точки зрения оперативного замысла, направления эти были выбраны удачно, ибо давали возможность Григорьеву соединиться с махновцами, деникинцами и петлюровцами.