Красавицы не умирают - Людмила Третьякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Случалось, что полная, округлая фигура хозяина дома показывалась глубоко за полночь: Михаил Семенович был дорогим гостем во многих домах, любил посидеть, поговорить, в картишки «по маленькой» перекинуться. А Елена Дмитриевна до этого была не охотница, да и годы брали свое. И что же? «Пусть их... — улыбалась она. — Ему же веселее, и развлечение ему. А я на старости лет полюбуюсь на него, что он не хандрит».
...Щепкины потихоньку старели, но рядом подымалась молодая поросль: бегали внуки, обожавшие деда с бабкой. Старики, не заботясь о покое, не спешили отделять детей. Здесь радовались новой жизни, наставляли, учили, женили, провожали в последний путь. И это касалось совсем чужих людей.
Дом Щепкиных, уже знаменитый на всю Москву, для многих являлся идеалом семьи. Его стены оставались недоступны злу, людскому равнодушию. Здесь десятилетиями текла жизнь, свободная от эгоизма, накопительства и фантастически богатая тем, что не купить ни за какие сокровища мира...
Тот век прошел, и люди те прошли;Сменили их другие...
* * *
Как ни печально, к преддверию «гроба рокового» человек добирается не только с истерзанным временем телом, но и с душой, уязвленной одиночеством, опустошенностью, разочарованием в лучших своих надеждах.
Семейный союз Елены и Михаила Щепкиных — счастливое исключение. Они сошли в могилу, ничем не опечалив сердца друг друга, не растеряв тех душевных качеств, в которых человечество нуждается больше, чем в гениальных озарениях. Вполне возможно, что первое было следствием второго.
Елена Дмитриевна не изведала старческого уродства и в преклонных летах отличалась особой осенней красотой — верный признак добрых, незлобивых душ.
...Я в последний раз, словно прощаясь с живым человеком, смотрю на портрет. Роза в черных кудрях «верной Алеши» так нежна и свежа, будто срезана только что в ее московском палисаднике, а не целых сто семьдесят лет назад.
ПИСЬМО ДЛЯ АЛЬФОНСИНЫ
В гибельном фолиантеНету соблазна дляЖенщины. — Ars AmandiЖенщине — вся земля.Сердце — любовных зелийЗелье — вернее всех.Женщина с колыбели —Чей-нибудь смертный грех.
М.Цветаева
В середине прошлого века в необычайную моду вошли камелии. Цена на них вдруг резко подскочила. Букет из камелий стал изысканным и желанным подарком.
Это неожиданное пристрастие к цветам, довольно скромным на вид, было эхом романтической и печальной истории, некогда происшедшей в Париже.
Как странно устроено человеческое сердце! Оно забывает громкие исторические события, стоит им только отбушевать. Оно не утруждает порой себя памятью о людях, вполне того достойных, немало потрудившихся для потомков, добродетельных, отмеченных необыкновенным умом и способностями.
И оно же, это глупое, необъяснимое сердце, ни в какую не хочет предать забвению то, что, казалось бы, не имеет большого значения ни для прошлого, ни для настоящего, ни для будущего. История молоденькой парижанки, умершей ровно сто пятьдесят лет назад, лишний раз подтверждает это.
Между тем ее имя волновало людей гениальных, которые, кажется, могли употребить свой дар на что-либо более значительное. Но они посвятили этой женщине страницы, которые читают и по сию пору. В ее честь звучат бессмертные мелодии. Самые талантливые и красивые актрисы мира считали за великое счастье воплотить ее образ на сцене и на экране.
Но может быть, самое главное, что помимо собственной воли удалось совершить «порочному ангелу Парижа», — это пробудить в человеческих сердцах способность к сочувствию и милосердию — качества, несмотря на всю их простоту, такие редкие в нашем мире.
* * *
Альфонсина родилась в 1824 году в Нормандии. Семья жила в деревне Сен-Жермен-де-Клерфей и едва ли могла считаться образцовой. Папаша Марэн, глава семейства, был известен неистребимой страстью к бутылке. Про мать, правда, ходили глухие слухи, что она была благородного происхождения. Какие-то жизненные перипетии обрекли ее на печальное существование с пьяницей, от которого она, оставив двух маленьких дочерей, все-таки сбежала в Париж. Там ей удалось устроиться горничной в богатый дом. Она умерла, когда старшей дочери, Альфонсине, исполнилось восемь лет.
Без присмотра, без дела, кое-как перебиваясь скудным куском в опустошенном отцовским пьянством доме, Альфонсина часто бродила по деревне в еще материнских обносках. Под этими лохмотьями взрослело, вопреки всему наливалось соками жизни ее тело — будущий фетиш, искус и дорогостоящее удовольствие парижских нуворишей.
Альфонсина, незаметно перебравшись в отрочество, влюбилась в парня, который работал на местной ферме. Тот оказался не промах, и скоро в деревне заговорили, что дочка пьяницы оставила свою девственность под зарослями ежевики. Это происшествие, давшее пищу для разговоров местным сплетницам, в конце концов могло бы окончиться для Альфонсины вполне благополучно. Подняться с помятой травы женихом и невестою — дело, особенно для деревни, обыкновенное. Но малый с фермы вовсе не имел желания связывать себя с деревенской бродяжкой. На Альфонсину стали показывать пальцем, называли ее дурными словами.
Ее отец смекнул, что раз уж дочь пошла по дурной дорожке и ей нечего терять, то неплохо бы из этого обстоятельства извлечь для себя пользу. За сущий пустяк он отдал Альфонсину жирному трактирщику. Тот, попользовавшись тринадцатилетней девочкой год, вернул ее обратно. Альфонсина пошла работать в местную забегаловку, а потом определилась работницей в мастерскую, где делали зонты.
В конце концов папаша Марэн, стараясь избавиться от испорченной девицы, посадил дочь в дилижанс, конечной остановкой которого был Париж. Когда молоденькая девушка без денег в одиночку отправляется в такой погибельный город, «чтобы хорошенько устроиться», можно довольно точно сказать, как именно она будет зарабатывать на жизнь.
Альфонсина приводила в свой темный угол студентов, тискавших ее на танцульках. Это была добавка к скудному жалованью швеи. Один из будущих поклонников осыпанной бриллиантами знаменитой Дюплесси вспоминал, как встретил ее грязную, голодными глазами смотревшую на продавца жареного картофеля... Не отрицая, что и в отвратительном наряде девушка была очаровательна, он все-таки не мог взять в толк, какие силы в столь короткое время могли превратить жалкую уличную проститутку в по-королевски роскошную изысканную женщину.
