На крутом перевале (сборник) - Марин Ионице

— Вы видели?

Горбатый поднялся на ноги. Лицо его светилось. Его сейчас можно было назвать даже красивым.

— Это мое открытие. Вы первые свидетели.

Я решил, что он вновь взялся за свои опыты. Однажды Горбатый позвал меня к себе домой, точнее, в превращенный в лабораторию деревянный сарай, чтобы показать, как он режет на части какое-то болотное существо, почти прозрачное, величиною с ноготь, и как из каждой части, большей или меньшей, регенерируется по одному независимому индивиду.

— Что ты положил на их пути?

— Это не опыт. Это открытие… Я сделал его давно, а сейчас у меня есть и доказательства. Вы — мои свидетели. Я не сомневался в успехе, но кто бы мне поверил?! Наш учитель биологии сказал, чтобы я оставил его в покое с этими глупостями. Из журнала мне ответили, что это всего лишь гипотеза, поэтому она не может быть принята всерьез без доказательств. Смотрите. Вот доказательства!

Зина сжала мою руку:

— Я говорила тебе, что он сумасшедший.

— Молчи и слушай. Горбатый умница.

— В случае катаклизмов некоторые живые существа собираются, чтобы погибнуть вместе. Прежде обнаруженным скопищам старых раковин давались другие объяснения. Сейчас перед нами живые существа. Пока живые. И сейчас мне в голову пришла еще одна идея.

— В идеях у тебя никогда недостатка не было!

— Не перебивай. Известно, что во времена бедствий люди собираются вместе. В моменты опасности человеку трудно одному. Легче бороться с несчастьями, когда находишься среди себе подобных, знаешь, что можешь попросить у кого-то помощи, можешь, наконец, сам быть кому-то полезен.

— Но мы имеем дело с моллюсками.

— Каждый из них поодиночке имел бы больше шансов выжить. Травинка, корешок все же сохранились после засухи и нашествия гусениц. Но нет, они собрались в кучу, как будто каждый из них не имеет иной цели, кроме как отдать часть своей жизнеспособности остальным.

— И вывод?

— Стремление к единению характеризует любую форму жизни. Все живое чувствует необходимость иметь рядом другую живую форму жизни в случае опасности.

— Улитки эти собрались просто потому, что здесь, в этой выемке, тень и влага, а вокруг все высушено.

— Ты всегда противоречишь!

— А ты никогда не можешь вовремя остановиться в своих фантазиях. Ты установил, что какие-то моллюски собираются, чтобы умереть вместе, это открытие можешь сфотографировать. Зачем же ты путаешь это с эпидемиями чумы и холеры?

— Конечно, я далеко зашел, но здесь есть над чем подумать: и мне и вам вспомнить, что в человеческой эволюции имели место различные моллюски и козявки, каждые со своими инстинктами, такими, как, например, инстинкт самосохранения. Но выше инстинкта самосохранения стоит инстинкт участия.

— Нам ничего не остается сделать, как поблагодарить тебя за это открытие.

— Ты можешь иронизировать, но это не значит, что я не прав. Никто не хочет ни жить, ни умереть в одиночку. И это повелось издревле, с начала жизни на земле! Каждый человек, что бы ни случилось, остро чувствует необходимость в людях.

— В некоторых с большими исключениями.

— Исключения… Те, кто не чувствовал необходимость в людях, давно умерли. Они стали призраками человечества.

— Аминь!

Мы шли. Девушка шла молча за мной. Следом за нами ковылял Горбатый. Когда мы добрались до поляны, уже смеркалось.

— Вы подождите какую-нибудь машину, а я — прямо через село: срежу угол.

Горбатый протянул нам руку, чтобы попрощаться. Зина не могла сдержать отвращения, как будто коснулась тех улиток в яме. Рука моего друга и в самом деле была липкой и влажной.

— Завтра приду снова. Может, спасу еще кого-нибудь из них.

— Как спасешь?

— Украду с поля люцерну и листья овощей. Потому как не по мне оставлять их, глупых, умирать.

— Сумасшедший, я говорила тебе, что он сумасшедший.

— Ну-ка замолчи!

— И что тогда?

— Правофланговый — рядовой Матей… В колонну по четыре — становись!

— Правофланговый! — кричит, поднимая руку, рядовой Матей, самый высокий во взводе, после чего замирает.

Мы бегом занимаем каждый свое место в колонне. Я — третий солдат во второй шеренге.

— Равняйсь!

Дистанция — расстояние вытянутой руки до того, кто впереди. «Топ-топ-топ» — мелкие шаги для того, чтобы шеренга была как натянутая нить. Мое место в этом мире… Третий солдат во второй шеренге.

— Чувствуй локоть, рядовой! Локоть солдата справа. Локоть солдата слева… Взвод, смирно!

Каменная стена. Монолит цвета хаки. Мне кажется, что наши сердца бьются в едином ритме.

— Взвод, налево!

Пятка левой ноги — одна ось. Носок правой ноги — другая ось. Поворот на 45 градусов. Приставляешь правую ногу к левой. Пятки вместе, носки врозь — образуют угол в 45 градусов. И все одновременно. Синхронно, до десятых долей секунды. Это не очень-то просто.

Вначале мы покачивались, наталкивались друг на друга. Когда начинаешь поворачиваться на пятке одной ноги и носке другой, то рывком отводишь локоть в ту сторону, куда поворачиваешься.

Однажды, поворачиваясь, я попал локтем в ребра или живот соседа. Его звали Стан Д. Стан. Узнал я об этом во время первого же перерыва, когда начал приносить свои извинения. Даже перерывы между полевыми занятиями он проводил за чтением. У него были книги, расшитые на отдельные печатные листы, которые он носил за голенищами сапог. Позже мы познакомились поближе. Первое время Стан Д. Стан чувствовал себя уничтоженным как личность этими отупляющими стойками и поворотами, построениями в колонну и перестроениями. Если я растягивался на земле рядом с ним во время перерыва, он читал мне что-нибудь из тех своих книг приглушенным голосом: «Необходимо знать, что борьба является общей, что справедливость — это борьба и что все рождается из борьбы и необходимости. Надо знать, что части света составляют дуализм и находятся во взаимной противоположности: суша делится на горы и низменности, вода — на воду пресную и воду соленую… точно так же дело обстоит и с временами года: зима — лето, весна — осень… Мы плывем по тем же проточным водам, мы есть, и нас нет. Для живых существ стать водой означает смерть, а для воды означает смерть стать сушей. Вода все-таки рождается из суши, а живые существа из воды…»

— Правофланговый — рядовой Матей… В походную колонну по четыре — становись!

Рядовой Стан Д. Стан засовывает странички своего Гераклита за голенище сапога и бегом направляется на свое место в колонне. Ну и парень!

— Нале-во! Равняйсь!

«Топ-топ-топ»… Выравниваемся по кончику носа того, кто стоит во главе шеренги, стоит не шелохнувшись, как статуя.

Лейтенант с часами в руке хронометрирует. Ясное дело, мы не укладываемся в норматив.

— Разойдись, бегом — марш!

И опять все сначала…

— Ты обладаешь всеми качествами солдата, ты прирожденный воин, — говорил тому образцовому ученику из нашего лицея учитель, в молодости преподаватель военного училища.

— А я, учитель? — спрашивал я, скаля зубы.

— А ты, Вишан, если и попадешь когда-нибудь в армию, то с гауптвахты вылезать не будешь. На хлебе и воде… Но ты не попадешь в армию!

— Почему это не попаду? Что, туда попадают по протекции?

— Если бы так, то у тебя были бы еще шансы… Но нет!

— Что нет?

— Ты не годен для службы!

Так просто, из духа противоречия, как обычно, я проинформировал преподавателя, какой у меня рост и вес.

— Разве не соответствую стандарту, товарищ учитель?

— Я не говорю, что ты не соответствуешь. Но ведь ты освобожден от службы!

Позже я узнал: мой отец и здесь обо всем позаботился заблаговременно. Я состоял на учете одной из медицинских служб, периодически проходил осмотры. Лишь спустя три года мне удалось попасть в армию.

— Равняйсь! Смирно!

— С песней вперед — марш!

В тени одного дуба…

Рядовой Стан Д. Стан на расстоянии одного шага впереди справа от меня. На его стриженом черепе пляшет стальная каска.

— Громче!

Пою во всю мощь легких.

Это для освобождения от навязчивых мыслей, дум, ностальгии, сожалений, воспоминаний.

— Рядовой, направо!

Теперь ответственность за тебя несут другие. Главное выполнять приказы. Остальное — на ответственности командиров. Идет ли снег, идет ли дождь с громом и молнией — они знают, что надо делать, ответят, если придется. Сержант, наш верзила-сержант получил взыскание за то, что у двух солдат из его отделения при проверке обнаружили потертости на ногах.

Если у тебя трет сапог, если болит зуб — нужно лишь доложить, и все решится.

Когда тебе приказывают бежать, ты знаешь, что не пробежишь больше, чем требуется. Когда тебе приказывают прыгать через забор, ты знаешь, что не сломаешь шею. Когда тебе приказывают перейти через реку, ты знаешь, что не утонешь. Кто-то за тебя отвечает.