Болонская кадриль - Шарль Эксбрайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Свяжите ее хорошенько, Эмиль, — ответил Жак, — а я позвоню в Мольо и попрошу карабинеров за ней приехать. Пускай забирают.
— Вы разрешите воспользоваться спальней, синьоры? Нам было бы жаль причинять этой синьорине лишние страдания…
Фальеро знаком показал, что его эта история ни с какой стороны не касается и он предоставляет заботу принимать решение другим. Тоска не преминула этим воспользоваться.
— Ну конечно, Эмиль!
Молодая женщина проводила дворецкого в спальню и со жгучим любопытством наблюдала, как тот связывает Наташе руки и ноги и подкладывает ей под затылок подушку. Заботливые, почти ласковые движения старика растрогали синьору Фальеро.
— Вы были женаты, Эмиль?
— Нет, синьора.
— Жаль…
— Кого?
Глава VI
Карабинер Ренато Гринда, узнав от коллеги о приключениях в Ча Капуцци, внутренне возликовал, что ему не пришлось принимать участие в экспедиции. Сейчас он удобно устроился в караульной и читал еженедельник кино, с особым удовольствием смакуя последние новости о Лолобриджиде, к которой всегда питал слабость. В мечтах карабинер видел себя живущим в Калифорнии и женатым на кинозвезде, очень похожей на его кумира, причем актриса готова была отделаться от фотографов, журналистов и менеджеров, чтобы приготовить кашу детишкам. Даже в самых фантастических грезах Гринда всегда оставался мелким буржуа, страждущим семейной жизни. Услышав телефонный звонок, Ренато не сразу вернулся от грез к действительности и пробормотал «Pronto?» довольно томным голосом. На том конце провода Субрэй остолбенел от удивления. Однако от слов невидимого собеседника карабинер волей-неволей вернулся в реальный мир. Теперь ему было не до золотых снов! Ренато Гринда с ужасом осознал, что жуткая ночная история продолжается и ему придется-таки в ней участвовать! Сначала Гринда попробовал отнекиваться в наивной надежде хотя бы отдалить несчастье.
— No, signjre, no! Ma gue! No e possibile.[13] Сержант едва успел вернуться домой!.. И вы хотите, чтобы я его беспокоил? О, синьор, вы же не можете требовать от меня такого?.. Что я вам сделал, синьор… Scusi?[14] Что?!! Вы спрашиваете, не пьян ли я?
От несправедливых обвинений карабинер Гринда всегда мигом терял хладнокровие, поэтому, услышав предположение француза, он не выдержал:
— Вам крупно повезло, что я далеко, иначе я бы вам живо показал, кто пьян! Что ж, отлично, я предупрежу сержанта, и мы вместе приедем в Ча Капуцци! И, если мы увидимся, вам придется отвечать за свои слова, синьор!
Вне себя от праведного гнева Гринда швырнул трубку и тотчас же схватил ее снова. Однако пока он набирал номер сержанта, воинственный пыл улетучивался с такой быстротой, что когда в квартире Карло Коррадо зазвонил телефон, Ренато едва не нажал на рычаг. Но в трубке сразу же послышался голос Антонины, и парень не успел окончательно поддаться малодушию, совершенно недостойному карабинера. Гринда объяснил жене шефа, как обстоит дело и по какой нелепой случайности их с сержантом ждет на Ча Капуцци пленник. Сперва синьора Коррадо ни за что не хотела будить мужа, отдыхавшего после ночи кошмаров, но представив, как ее красавец-сержант ведет в оковах виновника их ночных переживаний, матрона поддалась мстительному порыву и отбросила осторожность. Она уверила Гринду, что сержант будет готов через полчаса, и попросила заехать за ним на джипе.
Внезапно разбуженный Карло сначала решил, что над ним зло подшутили. Со стороны Антонины это было бы неслыханно! Наконец, убедившись, что ему и в самом деле звонили, и услышав, какое обещание дала от его имени жена, Коррадо стал божиться, что все жаждут его погибели! А потому он твердо решил на некоторое время отрешиться от мира, столь безжалостного к сержанту карабинеров, и натянул на голову одеяло. Так смертельно раненный Цезарь закрыл лицо полой тоги.
Сбитая с толку капитуляцией супруга Антонина разразилась трогательным монологом. Сначала она напомнила Карло о своей любви, потом коварно перешла к глубинным причинам этого чувства, особенно подчеркивая, как она всегда гордилась тем, что стала спутницей жизни человека, о котором другие могут лишь мечтать. А дальше, не останавливаясь, перескочила на чисто земные проблемы и долго распространялась о долге и чести. Наконец в полном изнеможении матрона умолкла. Несколько удивляясь молчанию супруга, Антонина дрожащей рукой убрала с любимого лица одеяло — сержант рыдал. Синьора Коррадо не могла взирать на подобное зрелище безучастно и, обливаясь слезами, бросилась на грудь сержанту.
Исчерпав до конца излияния разделенной печали, Карло сел.
— Антонина, как ты красиво говоришь!
— Это потому, что от сердца, Карло.
— Тогда в следующий раз постарайся пустить в ход мозги!
Матрона удивленно воззрилась на мужа:
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что оценил твою речь, но она меня не убедила. Я остаюсь в постели!
— Карло, ты этого не сделаешь!
— Ma gue! Ты вздумала мне приказывать?
— А почему бы и нет? Твоя честь принадлежит не только тебе! Я ношу твое имя, Карло Коррадо!
Сержант скрестил на груди руки.
— Ты хочешь оскорбить меня, Антонина? — осведомился он с горечью.
Синьора Коррадо промолчала. Сержант посмотрел на жену. Она не опустила глаз. И Карло вдруг понял, что перед ним стоит совершенно не знакомая ему Антонина. Привычный семейный мирок, основанный на таких простых и необходимых для жизни правилах, как, например, полная власть над женой, рушился. Коррадо встал. В его отчаянии чувствовалось нечто возвышенное.
— Я одеваюсь… и еду в Ча Капуцци, где собрались одни головорезы… Я больше не хочу жить!
Антонина испустила вопль, в котором слышалась тоска львицы, лишившейся своего господина и малышей. Но, как ни мрачен был этот стон, он приятно щекотал самолюбие сержанта. Он сообразил, что нащупал правильный способ вернуть утраченную или по крайней мере пошатнувшуюся власть. Сейчас, всем своим видом выражая презрение к заботам этого бренного мира, он был великолепен.
— Замолчи, Антонина! — приказал Коррадо.
— Не могу!
— Ma gue! Разве не ты сама посылаешь меня на смерть?
— Нет!
— Послушай, Антонина, ты меня оскорбила. А поэтому теперь можешь сколько угодно ползать у моих ног, умоляя не соваться в разбойничий вертеп на Ча Капуцци, я все-таки поеду! — Немного подождав, он с болью в голосе добавил: — Впрочем, ты и не думаешь просить…
Появление Силио Морано нарушило эту возвышенную сцену. Но и в пижаме сержант внушал карабинеру глубокое почтение.
— Почему на Ча Капуцци сопровождаете меня вы, а не Гринда?
— Гринда хотел приехать, сержант, но я счел своим долгом не покидать вас…
Карло смерил жену ироническим взглядом и снова повернулся к Силио:
— Морано, я вас не забуду… Люди думают, будто всегда могут рассчитывать на самых близких, на тех, с кем связаны узами родства или брака, но… запомните, Морано, даже если это мой последний совет вам, запомните: посторонние бывают гораздо преданнее своих! Я благодарю вас, Морано! Спасибо, друг! Дайте руку…
Сержант подошел к Силио. Тот все еще стоял, вытянувшись по стойке «смирно», поэтому Карло сам взял его руку и горячо пожал. Антонина глотала слезы, но пунцовые от стыда щеки горели. В порыве чувств сержант, отпустив руку Морано, обнял его за плечи и с решимостью, достойной античного героя, повел к двери.
— Andiamo, fratello mio![15]
Но Антонина со свойственной ей практичностью спустила их на землю.
— Что ж, ты так и пойдешь в пижаме? — всхлипывая, спросила она.
Ворота не были заперты, но сержант все-таки позвонил, решив строго придерживаться устава, раз уж его сюда вызвали по всем правилам. К карабинерам вышел Эмиль.
— Отведите нас к своим хозяевам! — высокомерно бросил Коррадо.
Эмиль поклонился и повел их в гостиную, где ожидали Тоска, Жак и Санто. Сержант вытянулся в военном приветствии и коснулся кепи затянутой в перчатку рукой, а хозяева встали навстречу.
— Мы прибыли сюда по просьбе синьора Субрэя, с тем чтобы арестовать личность, напавшую на вас и угрожавшую огнестрельным оружием, но обезвреженную вами… Е vero?[16]
Такая торжественность немало позабавила Тоску.
— Да, все правильно, — улыбнулась она, — только следовало бы уточнить, что речь идет о женщине.
— О женщине?
— Она из Советов, — пояснил Субрэй. — Наташа Андреева, горничная.
— Так вы ее знаете?
— Конечно!
— Ладно… Что ж, синьор, соблаговолите отвести меня к задержанной… Где вы ее оставили?
— В постели.
— Что?!
— Предварительно хорошенько связав! Вы идете?
Но в комнате никого не оказалось, и только веревки свидетельствовали о недавнем пребывании здесь Наташи. Сержант подкрутил усы.
— Не так уж крепко вы ее связали, э?
Жак молча разглядывал веревку. Нет, ее не развязали и не стянули, а разрезали!
