Жизнь замечательных Блондей - Кира Измайлова

– Ты, я смотрю, от него в полном восторге, – как бы невзначай заметил Холтон, присаживаясь рядом с Мартином.

– Из него выйдет отличный сотрудник, – сказал чистую правду Мартин. – У нас нехватка кадров, видишь ли, так что я по привычке ищу сотрудников, где только можно.

– Ему еще до выпуска… – хмыкнул Холтон.

– Всего ничего, – отмахнулся Мартин, разворачивая мини-экран на своем браслете и забивая в память компьютера имя Эрле. – Я подожду.

Холтон не без зависти взглянул на руку Мартина – самому ему компьютеризованных браслетов пока не полагалось, все воспитанники в интернате носили чистой воды бутафорию.

– А я тебе не пригожусь? – со смешком спросил он. – Раз в вашем космопорте сотрудников не хватает? Я, правда, занимаюсь экономикой тяжелого машиностроения, но…

– Да это-то неважно… – Мартин прищурился. – Не знаю, Холли. Подай прошение, если ты Себастьяну понравишься, будем работать вместе.

«А ты ему вряд ли понравишься, – добавил он мысленно. – За Эрле могу головой ручаться – его он возьмет, а вот тебя… Так что и обещать ничего не буду».

– Ну, ты уж замолви за меня словечко, – широко улыбнулся Холтон.

– Непременно, – хмыкнул Мартин и поспешил перевести разговор на другую тему: – А ты меня зачем искал-то?

– Да просто зашел к тебе поговорить, думал, ты вернулся давно, а тебя не оказалось в комнате, – ответил Холтон весело. – Я искал, искал… А ты, оказывается, вербовкой занимаешься!

– Да брось ты, теперь покоя не дашь с этой вербовкой! – Мартин спрыгнул с подоконника, поправил складки костюма. – О чем поговорить-то хотел?

– Ерунда, конечно, но…

И Холтон в самом деле завел разговор о какой-то чепухе и заболтал Мартина до оцепенения, тот насилу отделался от нового приятеля. «Холли, конечно, хороший парень, – подумал Мартин, распрощавшись с Холтоном на пороге своей комнаты, – но иногда его бывает слишком много! Хотя, наверно, ему просто больше не с кем пообщаться… Ладно, переживу. Я-то вернусь в космопорт, а он тут один… Эрле тоже один, но он парень самодостаточный, сразу видно, а вот Холли совсем худо приходится!»

С этими мыслями Мартин и уснул, и проснулся лишь на рассвете от непонятного шума в коридоре.

Снаружи царило какое-то странное возбуждение, совершенно несвойственное такому скучному и унылому месту, каким Мартин привык числить интернат. Подобное настроение охватывало здешних обитателей только в случае какого-нибудь чрезвычайного происшествия, например, неожиданного визита Первого Консула. Но Кристиан Норт в интернат точно не собирался, это Мартин знал наверняка, поэтому невольно заинтересовался суматохой в коридоре.

– В чем дело? – спросил он, наконец, увидев более-менее знакомую физиономию. Кажется, это был один из «оруженосцев» Нейвена, но на данный момент самого Нейвена поблизости не наблюдалось, и «оруженосец» отчего-то растерял всю свою наглость.

– Говорят, несчастный случай, – ответил тот, даже не оборачиваясь на Мартина. – Кто-то из младших ночью свалился с лестницы, с самой верхней площадки…

«Что-то в этом интернате слишком часто падают с лестниц», – философски подумал Мартин и хотел было уже развернуться и уйти, как вдруг остановился. По сердцу вдруг прошлась маленькая когтистая лапка, и, чтобы поскорее избавиться от неприятного предчувствия, Мартин спросил:

– А кто именно пострадал?

– Понятия не имею, – пожал плечами «оруженосец» и потерял к Мартину всякий интерес.

«Да не может быть… – Мартин прикусил губу. – Нет, конечно, это не он. Что бы ему делать ночью на лестнице? Нет, конечно, это не Эрле, это кто-то другой… – Мартин начал решительно протискиваться сквозь толпу. Ему уступали дорогу, не сразу соображая, что Блонди в ярком «взрослом» костюме – такой же подросток, как все остальные, а вовсе не интернатское начальство. – Это точно не он, точно… но удостовериться я все-таки должен. Для собственного спокойствия. Да…»

Очень удачно под ноги ему подвернулся один из однокашников Эрле, виденный вчера; впрочем, похоже, вся его группа столпилась у приемной медотсека, с жадным любопытством ловя обрывки слов, иногда доносящиеся из-за двери.

Мартин никак не мог высмотреть Эрле среди одинаковых серебристых макушек и синих костюмов, и собрался уже спросить кого-нибудь, куда тот запропастился, как вдруг расслышал сквозь неплотно прикрытую дверь приемной обрывок фразы и тут же приник к щели. Никто не осмеливался подойти к двери настолько близко, так что Мартину мог смотреть и слушать безо всяких помех.

– …не вижу в этом особенного смысла, – говорил полный немолодой человек с неприятным выражением лица. Мартин его смутно помнил – это оказался главный медик интерната. Ничего странного в том, что это именно человек, не было. Болеть юные представители элиты не болели, а с бытовыми травмами, полученными, скажем, во время занятий спортом, справлялись и люди, не было никакой нужды отвлекать высококвалифицированного специалиста и заставлять его сутками сидеть в интернате. – Впрочем, это решение не в моей компетенции, так что доложите господину директору, и поживее.

– Да, господин Шмидт, – отвечал фурнитур, которого Мартин не помнил. – Сию минуту. К сожалению, господина директора нет на месте, он изволил отбыть в Эос, так что…

– Так звоните, чего вы ждете! – фыркнул Шмидт и, тяжело отдуваясь, уселся на стул. По-хорошему, докладывать директору о происшествии должен был он сам, но делать этого Шмидт явно не собирался, благо, было на кого свалить неприятную обязанность: фурнитур вольнонаемному сотруднику возражать не осмеливался.

Мартин обратился в слух, не обращая внимания на оживленное шушуканье за спиной. Впрочем, разобрать ему удалось далеко не все, проклятый фурнитур говорил на редкость тихо, да еще отошел в самый дальний конец комнаты, словно подозревал, что под дверью его подслушивают. А может быть, и правда подозревал, а то и знал наверняка: хорошие фурнитуры – народ сообразительный.

– Да, господин директор, несчастный случай, – подобострастно шептал фурнитур в трубку. – Сильвер, господин директор, группа FВ-IV. Сетт, господин директор, Эрле Сетт…

Дальше фурнитур перешел на такой шепот, что Мартин уже не мог различить слов, да не очень-то и вслушивался: при звуке имени пострадавшего мальчика у него буквально оборвалось сердце.

«Я так и знал… – Мартин прикусил губу. – Я, что ли, несчастья приношу? Стоит мне кому-нибудь что-нибудь пообещать, обнадежить, хотя бы и про себя, как обязательно… – Болезненное воспоминание кольнуло ледяной иглой, и Мартин опомнился. – Ладно, об этом можно подумать потом, сейчас надо разобраться, что происходит!»

– Что сказал господин директор? – спросил Шмидт.

– Господин директор весьма расстроен случившимся, – печально произнес фурнитур. Мартин его прекрасно понимал: если несчастье произошло в его смену, не сносить парню головы.

– Это я и без вас знаю, – фыркнул Шмидт. – Я бы на его месте тоже рвал и метал. Что делать с Сеттом?

– Господин директор сообщил, что вскоре прибудет, – сказал фурнитур. – С ним будет комиссия, и компетентные сотрудники решат…

– Ладно, когда явятся, вызови меня, – вздохнул Шмидт и, тяжело поднявшись, протопал к двери. Мартин едва успел отпрянуть; Шмидт только скользнул по нему равнодушным взглядом, но явно не вспомнил весьма проблемного юного Блонди, который пару лет назад доставлял столько хлопот интернатскому начальству.

Дожидаться, пока Шмидт скроется из виду, Мартин не стал, а, придержав закрывающуюся дверь, ввалился в приемную.

Фурнитур уставился на него недоумевающим взглядом. Он определенно работал в интернате недавно, поскольку не узнал в лицо Мартина Янсона, от выходок которого стоном стонали все без исключения фурнитуры, приставленные к юным представителям элиты.

– Что произошло? – повелительным тоном спросил Мартин, не давая фурнитуру опомниться. – Я слышал, несчастный случай?

– Д-да… – выдавил тот, косясь на Мартина и явно недоумевая, с какой стати он должен давать отчет незнакомому юнцу.

Кому другому опытный фурнитур вежливо дал бы от ворот поворот, будь вопрошающий хоть десять раз Блонди, но этот… этот не очень-то походил на обычных воспитанников. Слишком уж уверенный у него был взгляд, взгляд Блонди, успевшего на своем веку покомандовать не только общим для нескольких воспитанников фурнитуром да прислугой рангом пониже, а и кем-то посерьезнее. Вместо интернатской формы, черной с синим, – классический костюм взрослого представителя элиты, и видно было, что этот юный Блонди не первый раз его надел, – а на рукаве, к тому же, имелись нашивки руководителя среднего звена, что совсем сбило фурнитура с толку. Он прекрасно разбирался в знаках отличия, принятых у элиты, но сейчас мог лишь теряться в догадках по поводу личности этого Блонди: для настоящего начальства тот был слишком молод, но вел себя так, будто имел право командовать, и потом, знаки различия… Словом, фурнитур растерялся, а раз растерявшись, он уже не мог собраться с духом и отказаться отвечать на вопросы.