Открытия, войны, странствия - Евгений Титаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом, уже обжившись на сеновале, по-домашнему сняли ботинки и легли спать, укрывшись телогрейками.
Никита в эту ночь воевал на немецкой субмарине. С двумя пистолетами в руках он застрелил капитана. Потом через торпедный аппарат выбросил за борт мисс Фейл и вместе с юнгой захватил весь корабль. Под двумя флагами — английским и советским (советский — чуть выше) — они стали громить фашистские корабли на их же лодке.
Петька нашел дворцы. И будто бы Петька — Великий Визирь: куда он ни пойдет, золото так и сыплется к его ногам. А кругом алмазы, алмазы. Он велит мастерам сделать матери курятник из чистого золота, с золотыми насестами. И у петуха в гребне — жемчужина. Весь мир подвластен Петьке. Он даже не знает уже, чего пожелать… У него больше нет желаний. Он не успевает подумать что-нибудь, а разные арабы, абреки, ашуги уже несутся сломя голову, чтобы желание его было выполнено. Но жизнь у визиря несчастливая. Все почему-то восхищаются огромной бородавкой на его носу. Он хочет ее прикрыть, он старается спрятать ее под чалму. А все кричат: «Ах, какое очарование! Какая замечательная у него бородавка!» И главное — ее все время видишь. Нет бы села где-нибудь на шее — села прямо на кончике носа, так что на весь мир невольно приходится глядеть через бородавку. А тут еще Никита, будто очумел, хватает его руку и целует в ладошку.
— Сдурел ты?! — спрашивает его Петька.
А Никита слышать ничего не хочет и лезет целовать его в грудь на линии сердца. И все заканчивается дуэлью. Только дерется Петька не с Никитой, а почему-то с Семкой Нефедовым. И Великому Визирю становится даже стыдно, что он поднял шпагу на такого никчемного человека.
Мироед
Весь день с раннего утра стирала во дворе и полоскала белье жена Прокопки. Со двора доносилась ее тихая, осторожная и вместе с тем счастливая песенка:
Ясный месяц за синей рекою…
И так это легко было представить себе: вечер… Синева. Речка. Не Тура, а другая — чистая-чистая, синяя. И месяц над нею. И тихо-тихо. Только песня откуда-то… Путешественники — каждый про себя — стали подпевать женщине.
Но слов они, к сожалению, не знали..
А после обеда, когда хозяйка запела чуть громче и Никита с Петькой обрадовались, что услышат песню до конца, хлопнула дверь на крыльце. Рявкнул Прокопке:
— Чего развеселилась? И песня оборвалась.
— Дома от нее слова не услышишь, а как на выход — пение начинается! Шалава…
— Соб-бака!.. — Петька зажал в кулак штык и сильно ткнул им в тряпье.
— Иди домой! — приказал Прокопка.
— Я еще не все сделала…
. — Сказано, домой! — оборвал Прокопка.
— Мироед… — выругался Петька.
Женщина скрылась в избе. А Прокопка остался на крыльце. Дощатый настил поскрипывал под его сапогами. Было непонятно, зачем он угнал жену, если та стирала.
Но вдруг зарычал Шерхан, потом залаял, и в калитку постучали.
— Кто? — громко спросил Прокопка.
— Свои… — послышался неуверенный голос из-за забора.
— С делом или так опять?
— Не все равно тебе — сегодня или завтра… Может, договоримся…
— Я с пустыми руками не говорю! — яростно отрезал Прокопка. — Синица в руках лучше журавля в небе!
— Хороша синица! — опять послышался голос из-за калитки. — За ерунду ведь! Разговору больше… А заломил!..
— А ты что ж думал?.. — хохотнул Прокопка. И разозлился опять — Больше не толкую! Я свое, сказал — и не ходи без толку!..
— Торгуется, ворюга… — неслышно разъяснил Петька.
За калиткой умолкли. Прокопка ушел в избу. А во дворе опять появилась женщина. И к друзьям опять долетела чуть слышная, радостная песенка:
Ясный месяц за синей рекою…
К вечеру у путешественников кончились продукты. Воду они тоже — по глотку, по глотку — выпили всю. Петька в совершенстве овладел тайнами женского очарования. Никита мог бы запросто наниматься в частные сыщики. А когда пришла новая ночь, кончился керосин.
Свобода
— Мальчики!
Они вскочили как по команде. Ударились в темноте головами и долго не могли сообразить, в чем дело.
— Мальчики! — опять донесся к ним из темноты веселый голос. — Я уже минут десять зову вас!
Петька, зажав на груди библию, махом перелетел через тряпье. Никита следом.
На лестнице, в темном квадрате открытой дверцы, проглядывал силуэт женщины.
— Ну вот! Я же боюсь туда залазить, а вы не слышите… — пожаловалась она.
— А вы не бойтесь! — посоветовал Петька.
— Мыши! — сказала женщина.
— Фу! Они же маленькие! — удивился Петька.
— А… Прокоп где? — спросил Никита.
— Нет Прокопа! У него свои дела по ночам… — ответила женщина.
Петька не спустился, а буквально слетел вслед за ней и Никитой.
Женщина, заложив руки за спину и прислонившись к калитке, поджидала их у выхода.
Друзья остановились против нее. И бывает же: опять, как тогда, со Светкой, Петьке захотелось сказать своей избавительнице что-нибудь такое… необычное…
Она улыбнулась в темноту.
— Нашли свою тайну, кладоискатели?
— Вот… — показал Петька библию.
— Не заблудитесь ночью?..
— Не! — сказал Петька. — Мы же путешествуем! Женщина опять улыбнулась. Но улыбнулась уже не так весело, как раньше.
Из-за тучи проглянула луна, и в лунном свете лицо женщины показалось путешественникам грустным-грустным…
— Теть, а вы по-французски не умеете читать? — спросил Никита.
— Нет, мальчики… — сказала она. — Я ничего не умела в жизни…
И теперь друзья определенно заметили, что в то время, как губы ее улыбались, в глазах влажно поблескивали слезы.
Обоим стало отчего-то неловко и грустно.
— Вот, возьмите на дорогу, — сказала она, вытаскивая руку из-за спины, и сунула Никите газетный сверток.
Никита сначала пробормотал «спасибо» и сначала взял сверток, а уж потом хотел сказать «не надо»… Она спросила:
— Как вы говорили, пасечника зовут?
— Саша! — обрадовался Петька. — Вы с ним познакомьтесь! Он хор-ро-ший!
Она кивнула, думая о чем-то своем.
— А как вы ключ нашли?.. — спросил Никита.
— Ну, уж это моя забота! — тихонько засмеялась она. — Бегите! А то еще нас вместе запрут!
Друзья сделали несколько шагов в сторону тайги, когда Петька опять быстро вернулся.
— Теть, а как дальше эта песенка, ну, про месяц?.. Она легонько дернула его за козырек кепки.
— Это взрослая песня, про любовь… Но я и сама не знаю, как дальше. Я давно уже не пела…
Женщина есть женщина, несмотря на все ее тайны
С трудом разыскали в темноте свою котомку, втиснули туда библию, подарок жены Прокопки, и Петька вскинул мешок за спину.
Ночная тайга дышала ровно, спокойно.
Вот ведь она какая — тайга! Сегодня она тебе — как враг, а завтра — как самый лучший друг на земле!
После долгого плена путешественникам, когда они, спотыкаясь о корневища, углубились в чащу, тайга показалась родным домом.
Но лишь после того, как, отшагав порядочное расстояние, вышли на случайную поляну в кедрах, к ним окончательно возвратилось ощущение безопасности.
Петька сел на широкий пень в самом центре поляны.
Никита пощупал котомку за его спиной.
Надо было ждать утра.
Выспались они на Прокопкином сеновале до отвала. Костер разжигать не решились.
Никита тоже сел рядом с Петькой, и, прислонившись друг к другу спинами, вернее — к мешку между ними, они решили бодрствовать до зари…
Оба не уследили, когда начало светлеть небо на востоке. Но в какой-то момент разом глянули друг на друга и поняли, что можно идти.
Петька вытащил из кармана и надел на руку компас.
До самой Туры почти бежали.
Долбленка их была на месте.
И блеклое, раннее солнце, и желтая река, и даже камыш в устье Мусейки выглядели до того родными, что Петька, не выдержав, прокричал негромкое «ура».
Они вернулись победителями и должны были поэтому разделить свою радость хотя бы с рекой, лесом, камышами…
Животы у обоих подвело.
Никита взялся бросать в кучу хворост для костра, Петька стал развязывать мешок.
Но в свертке, который дала им на дорогу Прокопкина жена, оказались мятные конфеты.
Петька застонал от разочарования. Когда мечтаешь о ломте хлеба с салом, о миске хорошей каши — чего стоят эти леденцы!
В досаде бросив мешок, Петька схватил удочку и побежал на старицу за новой добычей.
Никита грустно поглядел на конфеты, разгрыз несколько штук, потом еще несколько и отправился на поиски грибов.
О карасе как о рыбе и о плотичке как о селявке
Дождя давно не было, и не было грибов. Кроме нескольких червивых маслят, Никита ничего не нашел.