Открытия, войны, странствия - Евгений Титаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это почему же?!
— Ну, знаю… — сказал Петька. — Вы хорошая.
— Кто это сказал тебе, что я хорошая?
— Пасечник Саша, — не моргнув глазом, выпалил Петька.
Женщина еще раз подозрительно оглядела его, как бы стараясь угадать, правду он говорит или врет в глаза.
— Не знаю я, кто такой Саша… И не подбивай меня, мальчик… Может, ты украсть что хочешь? — Она только теперь заметила высунувшегося из кустов Никиту, — Да вас много!
— Двое… — разочарованно объяснил Петька.
— Ну, ладно, — сказала женщина. — И не ходите здесь, а то я выпущу Шерхана…
Она сдвинула брови и, наклонив голову, сделала два привычно торопливых шага, чтобы уйти от случайного собеседника, потом еще два — медленней… Потом остановилась.
— А зачем вам это, ну, книга или книги?
— Ищем мы… — объяснил Никита, поскольку терять уже было нечего. — Ну, тайну одну!..
Женщина улыбнулась.
— Клад?.. Таинственную надпись?.. Сокровище?..
— Вроде… — сказал Никита.
Опустив на траву свою корзинку, женщина шагнула к начальнику штаба, неожиданно крепко стиснула ладошками его лицо и сверху вниз внимательно и долго, как недавно на Петьку, поглядела в глаза Никите.
Никита давно вышел из того возраста, когда терпят, чтобы тебя тискали ладошками, но глаза женщины быстро помутнели, и сначала одна, потом другая выкатились и замерли на ее щеках слезы… А вздрагивающие губы ее как-то неправдоподобно улыбались при этом.
— Кладоискатели… — проговорила она. — Когда-то и я мечтала найти свой клад… Не нашла. — И повторила: — Не нашла… — Потом усмехнулась, отстраняя начальника штаба, и обернулась к Петьке. — Сегодня ничего не получится… Завтра будете здесь? — Глаза ее заискрились неожиданной решимостью, она покраснела даже и вся стала похожа на озорную девчонку.
— Будем! — заверил Петька.
— Я спешу. А завтра, может, что-нибудь прпдумаем! Ладно? Только чтобы — никому! — пригрозила она, И зашагала в деревню.
Ночевка
Искатели сокровищ отступили глубже в лес.
Быстро темнело, и рубить шалаш попросту не оставалось времени.
Разыскали копешку прошлогоднего сена на поляне, решили, что этого достаточно: лишь бы не дождь…
Никита оглядел тускнеющее за деревьями небо, сказал:
— Вёдро будет.
Опустошив свою котомку с провизией, оба почувствовали все напряжение отошедшего дня.
Цель, окончательно ускользнувшая было от них, снова замаячила впереди крошечным огоньком звезды между тучами.
Петька и сам не знал, как он решился на откровенность с Прокоповой хозяйкой. Доведись повториться всему — он, может быть, и не остановил бы ее… Тут все решало мгновение… Как реакция на дуэли. Ну, если приблизительно…
Разжигать костер так близко от хутора не следовало.
Поели. Не наелись. Но разделили запасы на две равные части и половину оставили на завтра.
Петька подвязал котомку к ветке над головой. Никита поискал воду, не нашел. Стали укладываться без воды.
Тайга опять загустела и понадвинулась со всех сторон с короткими вздохами где-то рядом, с шорохами в кустах, иногда с тоскливыми человечьими стонами…
Но сегодня тайга была уже не такой суровой, как в прошлую ночь: во-первых, за деревьями нет-нет да и напоминала о себе натужным собачьим лаем деревня, а во-вторых, мысли друзей были далеко от всяких шорохов: путешественники жили завтрашним днем…
Сначала они зарылись в солому с головой, потом из предосторожности высунули головы и решили отдыхать по очереди: один спит, другой глядит, слушает…
Ровно через пять минут после распределения очередности они уже оба спали.
Снова западня
День прошел в наблюдениях.
С утра начальник штаба разыскал озерцо, но ловить рыбу было некогда, развел костер и сунул в котелок двух, как выяснилось, недожаренных в прошлый раз карасей. Почистил остатки картошки и сделал зажарку на сале.
Похлебка вышла не очень удачной, однако друзья выхлебали котелок до дна.
Все свое имущество, кроме фонаря, оставили в котомке под елью. И опять залегли перед домом Прокопки.
Дважды проходил в деревню сам Прокоп, раз его жена — прошла туда и обратно не по траве, а тропинкой, подальше от леса. Друзья начали тревожиться.
А тени пихт опять вырастали на заборе…
Прокоп, возвратившись домой после второго выхода в деревню, остановился у калитки и опять долго, мрачно глядел на тайгу поверх голов Никиты и Петьки.
Потом шагнул в калитку, но не запер ее. Было слышно, как он что-то прокричал во дворе… На поляну вышел опять уже с ружьем за плечами и с бесноватым Шерханом рядом.
Петька стиснул локоть начальника штаба.
Прокоп зашагал мимо них, вдоль ограды, потом — в тайгу.
И когда хруст валежника под его кожаными сапогами стих, из калитки быстро вышла женщина, быстро отгремела засовами, быстро прошла через поляну — не тропинкой, а по траве, как вчера.
Друзья выросли перед нею на прежнем месте.
— Быстро, мальчики! — скомандовала она. — Вы не здешние? Ну, ладно. Вторая доска за углом отходит. Сдвинете ее — и быстро! Я в сельпо. Глядите: узнает — прибьет и вас и меня! — предупредила она, а глаза ее опять искрились озорным весельем, будто это радостно даже — когда тебя могут прибить.
Петька рванулся к дому.
— Боже! Мальчики! Не запалите там!.. — взмолилась она с запоздалым испугом, увидев фонарь.
— Знаем, знаем! — откликнулся Петька.
Она безнадежно махнула рукой, и кофта ее замелькала в кустах по направлению к деревне.
Вторая от угла доска заскрипела, сходя с нижнего гвоздя, легко отошла в сторону…
Петька не вскарабкался, а взлетел по лестнице на сеновал.
Прикрыли за собой вход.
Никита чиркнул спичкой, зажег фонарь, и оба остановились в изумлении перед открывшимся вокруг них богатством. На огромном чердаке — даже по скатам стропил, даже по крыше — не было кусочка, свободного от вещей. Тут и мельничное крыло, и тракторные фары, и какое-то старое, с толстенным, как у пушки, стволом ружье, и тяжелые стулья с львиными головами на подлокотниках, и какие-то портреты, несколько большущих сундуков друг на дружке, плужные лемеха, какие-то шестеренки, гайки, болтики, рваные сапоги, стертые лапти, колодезный, ворот… И на всем этом слой пыли.
Друзья, ошеломленные, долго озирались на эти нужные и не нужные им вещи… Первым опомнился Петька.
— Быстро!.. — Кинулся в один угол, в другой, потом через целую баррикаду тряпья перебрался в конец чердака.
Рванул с горы мебели старую этажерку. Никита остановил его: «Надо спокойно…» Показал рукой на следы.
Успокоились, опустили пригашенный фонарь вниз. Стали перекладывать вещи с места на место, поднимая их осторожно, чтобы оставалось как можно меньше следов.
Наконец в правом дальнем углу показались аккуратные стопы книг.
Друзья отодвинули в сторону неведомо как оказавшуюся здесь школьную доску и увидели два пыльных ящика рядом с книгами.
Петька схватился за крышку. Ощетинившись ржавыми гвоздями, она легко поднялась вверх.
— Здесь!.. — с испугом прошептал Петька и выхватил из ящика первую книгу. «Братья-враги», — прочитали оба в свете мерцающего фонаря. Никита взял ее за корешок, потряс, заглянул в переплет — ничего особенного не заметил.
Петька выхватил, другую.
«Похождения Ната Пинкертона»… «Гибель „Колорадо“»… Толстый том: «Тайны женского очарования»…
«Мужчина и женщина»… «Русская история в самом отжатом состоянии»…
Никита присел возле ящика, потер рукавом его смоляную стенку.
— Чего ты? — спросил Петька.
— Пять, — зловеще изрек Никита. Петька увидел проступившую на ящике цифру «5». По лицу его скользнуло недоумение, но уже в следующую секунду адмирал-генералиссимус накинулся на второй ящик. С трудом выдвинул его, и на задней стенке нашли небрежно очерченное белилами «3».
— В куче… — устало дыша, резюмировал Никита. Затягивался еще один узелок в цепочке неясностей. Ящик с цифрой шесть был, очевидно, использован Прокопом для других целей, а книги он выложил в стопы.
Снова пришлось хватать один за другим тома и томики разных «похождений…», глотая пыль и задыхаясь, чтобы не раскашляться. Оба не заметили, сколько времени прошло с минуты их вторжения на сеновал…
Явственный мужской голос где-то поблизости заставил Петьку броситься грудью на фонарь, и он чуть не раздавил его, опершись руками о кучу тряпья. Дунул под стекло.
Темень окружила обоих.
Что-то со злостью проговорил у калитки Прокоп. Со злостью хлопнул калиткой, двинул засовами. Скрипя сапогами, прошелся по двору. Встревоженный Шерхан загавкал.
— Цыц! — рявкнул Прокоп. И, виновато урча, Шерхан отбежал в дальний угол двора. — Тихо, Шерхан!..