Русская Доктрина - Андрей Кобяков

В первой половине XVI в. при Василии III и в малолетство Иоанна IV продолжался медленный рост помещичьего землевладения, и к моменту введения опричнины внутренние резервы государства в области землепользования были уже исчерпаны. Страна имела в своей основе два экономических уклада – состояла из земель помещиков, поместий, распределяемых государством между дворянами в соответствии с их заслугами (службой), и вотчинных земель старых княжеских, боярских родов, равно как и земель, принадлежащих Церкви. Так как в Новгородской земле поместная система полностью вытеснила светское вотчинное землевладение, эта “реформа” Иоанна III была для его внука привлекательным образцом переустройства всего хозяйства страны. После проведения комплексных реформ середины века Иоанн Грозный вынашивал великие замыслы в отношении своего царства. Государство вышло в 50-е годы на качественно новый уровень. С точки зрения царя, требовалось не постепенное продолжение предыдущей линии (освоение восточных земель, сдерживание крымской и турецкой экспансии), но активная экспансионистская политика, переход к тактике упреждающей реакции на внешние угрозы. Нужно было подкрепить проведение структурной, юридической и административной реформы качественно новой материальной и кадровой базой – только такое всестороннее переустройство государства могло бы дать царю элиту и войско, которые были бы способны вести длительную войну (как Ливонская) и противостоять многочисленным противникам (как и произошло впоследствии – “война на три фронта” с Ливонией, Швецией и крымским ханом). Единственным решением представлялось насаждение поместного землевладения во всех землях государства. Символически это означало утверждение самодержавной концепции государства с исключительной ролью имперского центра и лично государя, юридически это выражалось в обязательности военной службы для аристократии – и с поместий, и с вотчин и, далее, в изобретении новой юридической формы землевладения – “жалованной вотчины”14.

Апофеозом поместной политики стали две “опричнины” (1565–1572, 1574–1575 гг.). По существу это была попытка провести коренную смену государственной элиты. За короткий срок государство было существенно преобразовано – земли были перераспределены, участки вотчинников, попавшие в территориальную зону опричнины, делились на новые поместья для служилых людей. Если не сводить опричнину к ее репрессивному аспекту, то смысл происходившего становится ясен и личный характер царя перестает быть чем-то существенно важным, каким-то чрезмерным “субъективным фактором” истории. Что же касается остроты репрессивной политики, то в ней следует видеть идеологический подтекст – репрессиям подвергались последовательные противники насаждения нового уклада (во всех его измерениях, а не только в экономике). Причем сопротивление этих сторонников старины могло реально выражаться только как “крамола”, то есть сообщение с Литвой, поэтому идеологическое несогласие с курсом царя отождествлялось с “государственной изменой”. Это было так, поскольку никто из представителей элиты (за исключением святителя Филиппа) прямо против опричнины не выступал. Князь Курбский начал публично критиковать царскую политику только после своего бегства, оппозиция опричнине была скрытой, заговорщической по самой природе тогдашних государственных отношений.

Опричнина как таковая не была причиной складывания ситуации первого Смутного времени. Опричнина была итогом трансформаций социального уклада Руси, завершением формирования национально-государственного организма. Смутное время в этом смысле отбросило Московское государство назад, поскольку в 10-е годы XVII века произошел регресс к вотчинному землевладению, к олигархической форме монархии, тем не менее будущее все равно было за “жалованными вотчинами”, изобретенными при Иоанне Грозном, а также за развитой им концепцией самодержавия как имперского центра в символическом и административном смысле. Тот принципиальный замысел, который реализовал Иоанн Грозный, воплощался затем и в XVII веке, и далее в Российской империи. Что касается духовно-политического смысла опричнины, то он выражался в складывании завершенного образа русской цивилизации – как не античного (городского, “гражданского”), но сверхнационального типа государства, как оплота православия и самодержавия, как самостоятельного цивилизационного пути. Важно отметить, что это была творческая линия на создание своеобразного последовательно христианского государства, тогда как древнерусские и античные формы государственности несли на себе глубокую печать дохристианской политической формации. По существу, линия Иоанна Грозного была едва ли не единственно возможной линией самостоятельного развития – именно в XVI веке решалась судьба суверенности нашей цивилизации. Без орденской идеи опричнины проект Москвы как Третьего Рима, как державы христианского Востока оставался бы под большим вопросом.

Что же явилось действительной причиной первого Смутного времени? Как ни странно, внутреннего социального кризиса в России конца XVI века (не важно, с чем он был связан – с “порухой”, подрывом экономики в Ливонской войне, катастрофическими неурожаями) было явно недостаточно для того, чтобы началось Смутное время. Социальный кризис был фоном, на котором развивались события Смутного времени. Даже кризис легитимности, связанный с пресечением древней династии Рюриковичей, был бы преодолен (и он уже было угас благодаря четкому курсу Бориса Годунова), если бы не международная враждебность к новой восточной империи, которая подпитывалась универсалистскими планами папского Рима. Роль Папы и иезуитов в организации первых актов русской драмы начала XVII века трудно переоценить. Следует ли в этой связи говорить о первом Смутном времени как следствии стечения роковых обстоятельств? Нет, скорее надо говорить о том, что западный мир воспользовался кризисом легитимности в Московском государстве – если б этого кризиса тогда не произошло, западный мир все равно искал бы (и находил) пути и возможности для экспансии на Восток, в том числе и провокационными, подложными (как организация самозванства) средствами.

Смутное время нанесло молодой нации огромную моральную травму. Поставленная на грань исторического выживания, русская нация сплотилась, самоорганизовалась, и проблема внутренней консолидации и единства была наконец решена. Однако расплата за кризис национальной идентичности, который допустила русская нация, была очень жесткой – Россию ждала глубочайшая мутация духовно-политического уклада, выработанного в первые века русской национальной государственности. Смутное время показало, насколько велики в нации не только центростремительные, но и центробежные силы, как опасен феномен самозванства, эксплуатирующий духовно-политический инстинкт народа, как легко представители элиты нации могут “переметнуться” из одного политического лагеря в другой.

В XVII веке Россия, наряду с внутренним укреплением, продолжает внешнюю имперскую экспансию – после длительной полосы неудач в войнах с Польшей происходит перелом в процессе реконкисты, Россия возвращает Левобережную Украину. В Сибири русская колонизация доходит до Тихого океана, и под властью русских царей собирается вся северная Евразия. Надо сказать, что процесс освоения огромных пространств к востоку от Урала происходил не стихийно, а при активном участии государства. Колонизация этих пространств, строительство острогов, трактов, путей и крепостей требовали выдвижения туда больших людских ресурсов. Власть стимулировала это выдвижение значительными льготами. В среде переселенцев и переведенцев на Урале и в Сибири, как отмечают историки-этнографы, в XVII–XVIII вв. наблюдался демографический бум. Опыт русской власти по освоению Сибири представляет большую ценность для современной России, пораженной демографическим обескровливанием и прекращением регионального развития.

Центральной идеологической проблемой царствования Алексея Михайловича становится проблема соотношения национально русского и греческого в нашем православии. Очевидные несогласованности местного русского священного предания и преданий восточных церквей выносятся на поверхность и проблематизируются (хотя никакой проблемой в Церкви не являются). Русские консерваторы защищают традиционную москвоцентричную позицию иосифлянства: “Русская земля благочестием всех одоле”. Эллинофилы отстаивали противоположную позицию – греки имеют право первородства, они сохранили чистоту веры, стоят ближе к истокам и источникам, в то время как русская традиция есть только “перевод”, в который при переписке закрадываются ошибки и который поэтому нуждается в регулярной сверке с оригиналом.