Летом в Париже теплее - Анастасия Валеева

– Сука!

Она удивленно открыла глаза. Хомяка на месте не было. Дема выскочил в коридор, и вскоре Яна снова услышала выстрелы. Шатап, мечась по комнате, наставлял на нее пистолет и одновременно со страшной тревогой косился на дверь. Он подбегал к ней и притормаживал, не решаясь оставить Яну одну.

– Сука! – завизжал Хомяк, неся руку наперевес, подобно легендарному Щорсу.

Кроме всего прочего он прихрамывал. За ним вошел растерянный, сбитый с толку Дема.

– Сбежала, тварь! – он беспомощно посмотрел в злобное озабоченное лицо Шатапа.

Тот, кажется, готов был рвать и метать.

– И хрен с ней, – вдруг сказал Дема, – сбежала, сука бешеная, и пусть. Ну, блин, веранду долбанула и – на капот, а потом через забор.

Задыхавшийся от злобы и бессилия раненный Хомяк заорал:

– Да заткнись ты! – кажется, он перенял привычку Шатапа всем затыкать рот. – Тебя-то она не покусала!

– Займись им, – сухо кивнул Деме Шатап.

Тот вышел из комнаты и вскоре вернулся с аптечкой. Пока он делал перевязку, стонущий на все лады Хомяк рассказывал, как было дело. Из его сбивчивого рассказа, прерываемого злобными выкриками и отборной матерщиной, Яна поняла, что пока она спала, трое мальцов-удальцов, подчиняясь ее внушению, решили расслабиться, «принять на грудь». Водка была в холодильнике, а вот за за соленой капустой и огурцами нужно было спуститься в погреб. Хомяк туда и был направлен с этой почетной миссией. Джемма, в прямом смысле сорвавшись с цепи, тяпнула Хомяка и, игнорируя его команды и приказы, а также стрельбу, мухой вылетела из погреба, разбила мощной грудью стекло веранды и выскочила во двор. Использовав капот и крышу стоявших в метре от забора «Жигулей» в качестве трамплина, перемахнула через забор и была, как говорится, такова. Хомяк стрелял, естественно, вскоре к нему присоединился Дема. Но было уже поздно.

Это обстоятельство не могло не порадовать Яну. Она еле сдерживала улыбку, слушая, как путающийся в словах Хомяк рассказывал об агрессивности этой «проклятой зверюги».

– Надо было сразу ее пристрелить, – презрительно прищурился Шатап, – теперь бы было одной проблемой меньше.

Он криво ухмыльнулся, глядя на Яну. Она и бровью не повела. Теперь, когда Джемма была на свободе, она могла поразмышлять относительно спокойно. Неужели Захарыч действительно не убивал Шкавронского? Тогда кто это сделал? Кому понадобилось убить мужа Вероники, а ее саму подставить? Почему ее просто не убили? Зачем был разыгран весь этот спектакль? Несомненно, причиной всему были деньги. Ради них люди совершают массу преступлений. Шкавронский с Горбушкиным были компаньонами. Один сгорел, другого застрелили. Ясно, что это делает некто, кровно заинтересованный в их капиталах. Захарыч?

Пока Яна недоумевала, перевязка Хомяка подошла к своей заключительной стадии.

– Теперь тебе светит сорок уколов в живот, – язвительно усмехнулся Шатап. – Надеюсь, шеф оценит твою смелость и наградит тебя звездой героя.

Шатап догадывался, что раздражение Захарыча падет на него как на старшего в группе, и пока располагал такой возможностью, старался выместить свой гнев и досаду на Хомяке.

– Черт бы побрал эту водку! – в сердцах воскликнул Дема.

– Ну что, – как ни в чем не бывало улыбнулся Шатап, отчего вся его физиономия как бы съехала набок, – выпивать будем?

* * *

Старший лейтенант Корюшин положил трубку на рычаг.

– Завьялов спрашивает, чего ему делать, – улыбнулся он, поглядывая на роящегося в бумагах Руденко. – Собака какая-то у них там бесится, лает, как оглашенная. Чуть ли не кидается на ребят.

– Собака? – приподнял свои густые светлые брови Руденко. – Что еще за собака?

Корюшин, отличавшийся привычкой иронизировать и насмехаться, скосил лукавый взгляд на не отрывавшегося от своих папок Три Семерки.

– Сень, ты бы посмотрел, неужели не слышишь?

– Ну вот, как что – так Сеня? – шутливо возмутился Три Семерки, откладывая бумаги.

– Ты же знаешь, я с Ольгой…

Корюшин выразительно взглянул на Руденко.

– Ладно-ладно, – Три Семерки вышел из комнаты и деликатно постучал костяшками пальцев в дверь располагавшегося напротив кабинета.

– Да-да, – услышал он задорный голосок Ольги.

– Ольга Леонидовна, – протиснулся в приоткрытую дверь Руденко, всем своим видом демонстрируя лучезарную застенчивость, – можно в ваше окно взглянуть?

Ольга, коротко стриженная блондинка, облаченная в мундир с погонами лейтенанта, лихо барабанила пальцами по клавишам пишущей машинки. Она торопливо откинула крошечную прядку, от усердия упавшую на ее чистый покатый лоб, и сладенько улыбнулась.

– Вы про собаку?

Грозный и частый собачий лай потрясал округу.

– Ага. Корюшина уж больно она раздражает.

Руденко изобразил виновато-хитроватую улыбку. Он знал, что Корюшин и Ольга переживали в настоящий момент особо бурную, чреватую опасными ссорами и разводами фазу своего «служебного романа». Руденко приблизился к окну.

– Как вы можете работать в таком шуме? – стоя к Ольге спиной, с игривой интонацией спросил Руденко.

– Сама себе удивляюсь, – кокетливо ответила Ольга.

– А ведь это собака Милославской… – изумился Руденко, увидев Джемму, которую тут же узнал.

Поводок, сшитый из брезента, волочился по снегу. Джемма и вправду неистовствовала, она нещадно облаивала входящих и выходящих из отделения людей. Руденко, озабоченный и чувствующий что-то неладное, вернулся в кабинет.

– Что-то не нравится мне все это, – озадаченно произнес он, снимая трубку с рычага.

– Ты о чем? – насторожился Корюшин.

– Не может она вот так бегать беспризорной. Значит, что-то случилось. Не убежала же она от Яны!

Насчитав пятнадцать длинных гудков, он повесил трубку. Его лицо омрачилось.

– Та оно и есть, – задумчиво произнес он.

Корюшин ответил ему недоуменным взглядом. Руденко спустился на улицу в одном кителе. Джемма сразу же узнала его и кинулась к лейтенанту со всех ног.

– Ну чего-чего? – спрашивал он ее, в то время как Джемма скакала возле него, а порой норовила и лизнуть его в губы, высоко подпрыгнув.

– Где твоя хозяйка?

Джемма громогласно залаяла, сев на снег и неотрывно глядя своими умными темными глазами на удивленного Руденко.

– Дома ее нет, ты бегаешь сама по себе… Что-то случилось?

В ответ полетел истошный лай.

– Ну успокойся, успокойся, – вздохнул Руденко, ловя на себе насмешливые взгляды ментов, стоявших кружком на крыльце отделения. – Ты знаешь, где она?

Джемма обрадованно гавкнула и тут же умолкла. «Как в цирке», – подумал Руденко.

– Отведешь меня к ней?

– Гав! Гав! – услышал он в ответ.

– Хорошо-хорошо, пошли-ка, а то ты тут всех пугаешь, ишь ты, зверюга какая умная, хитрющая ты зверюга, Джемма, – Руденко похлопал Джемму по шелковистой спине.

Он поймал поводок, укоротил его и повел Джемму в отделение. Она не сопротивлялась, гордо ступая рядом с ним. Выслушав иронично-пошловатый комментарий приятеля, тоже старшего лейтенанта, Руденко поднялся с Джеммой на второй этаж. Собака успокоилась, но по ее упругим стремительным движениям и по тому, с какой одновременно опаской и надеждой вскидывала она голову и смотрела на Руденко – точно боялась, что он передумает искать ее хозяйку – было видно, что она напряжена и нетерпеливо ждет решительных действий. В коридоре Руденко столкнулся с Огурцовым. Тот сильно удивился, увидев начальника, ведущего на поводке собаку. Джемма угрожающе заурчала, и если бы не резкий рывок Руденко, дернувшего ее за ошейник, бросилась бы на Огурцова. Тот испуганно отскочил, попятился, с возмущением и страхом глядя на собаку.

– Какого хрена…

– Собака Милославской, – торжественно изрек Три Семерки, словно эта короткая фраза могла что-то объяснить потрясенному Огурцову. – С хозяйкой, видно, что-то случилось. Говорил ей, – по-медвежьи качнул он головой, – не лезь ты со своими пророчествами…

Он тяжело вздохнул. Джемма залаяла, стала рваться с поводка.

– Не любит она тебя, – усмехнулся Руденко.

– Ненормальная, – с опасливым презрением посмотрел на Джемму Огурцов.

– Ты вот что, – нахмурился Руденко, чьи сдвинутые на переносице брови говорили о напряженном мыслительном процессе в крупной круглой голове, – прихвати Самойлова с Канарейкиным и выходите. Женщина попала в беду, надо ей помочь.

Джемма, как показалось Руденко, с благодарностью взглянула на него.

* * *

– Ну что, – хмельными глазками посмотрел на Яну Шатап, – не придумала больше ничего?

Яна отрицательно покачала головой.

– «Уж полночь близится, а Германа все нет», – осклабился он, извлекая на свет божий остатки своих школьных знаний, – не везет тебе.

– Вам тоже не повезет, – Яне порядком надоели эти трое, – недолго вам осталось.

– Ну ты, – встал и нетвердой походкой направился к ней Шатап, – заткни свою глотку! У тебя осталось, – он посмотрел на запястье, – не больше двадцати часов. И запомни, от тебя требуется конкретная информация, а не всякие бредни.