Летом в Париже теплее - Анастасия Валеева

– Он изменил вам, это факт. Он был с другой женщиной в постели… Как видите, мотив налицо – это ревность.

– Протестую, – картинно приосанился Лева, точно был в суде, – мы восстанавливаем ход событий. У Вероники Владимировны частичное расстройство памяти. Мы остановились на том, что она, не дождавшись мужа, отправилась на дачу… Вероника, – мягко обратился он к Шкавронской, – почему ты решила, что Георгий Станиславович на даче?

– Дознание веду я, – резко и звонко одернула его Ирина Константиновна.

– Осмелюсь напомнить, что вы следователь, но не прокурор, – пошел в атаку Лева, чем вызвал одобрение Вероники, – ваше дело – дать связную картину происшедшего, а не судить мою клиентку!

Вероника с благодарностью посмотрела на Леву. На его полных щеках проступил румянец. «А он ничего, – мысленно усмехнулась Вероника, – может, надо было с ним любовь крутить, а не с этим погорельцем?" Благодаря последнему пассажу Левы впечатление от жестокой фразы дознавательницы, когда та упомянула об измене Жоры, причем говорила она оскорбительным тоном, почти изгладилось из ранимой Вероникиной души.

– Вы знали, что ваш муж на даче? – твердым голосом произнесла Ирина Константиновна.

– Да, – кивнула Вероника, краем глаза наблюдая за Левой.

Теперь она чувствовала угрызения совести – она явно его недооценила.

– Откуда? Он всегда бывал на даче, когда не приходил после работы домой? – сузила свои пустые карие глаза дознавательница.

– Нет, – в голосе Вероники сквозила неуверенность.

– Так почему же вы поехали туда? – дознавательница понемногу раздражалась.

– Мне сказали, – тупо посмотрела на Ирину Константиновну Вероника.

Она вдруг вспомнила. Конечно, как она могла догадаться, что Жора на даче? Он ездил туда не так уж часто, хотя всегда гордился ею. А сейчас, зимой, с чего бы ему туда ехать? Ну да, иногда они и зимой выбирались на пикники, шашлыки и так далее. Сидели у горящего камина, обнимались и пили вино… Вероника вдруг почувствовала, как в груди закипает рыдание. Боже, кажется, прошло сто лет с тех пор, как они в ноябре ездили на эту проклятую дачу! Вероника поморщилась, но не расплакалась. Она решила не давать повода этой стерве почувствовать свое превосходство.

– Кто сказал? – как на дурочку посмотрела на Веронику следовательница.

– Мужчина… У него был глухой грубый голос. Он сказал и повесил трубку, – с трудом выговорила Вероника, опять застигнутая желанием разрыдаться.

– Значит, вам позвонили?

– Да, – вяло согласилась Вероника, все силы которой уходили на то, чтобы воспрепятствовать слезам изуродовать ее и без того помятое лицо.

– Голос вам был знаком? – принялась что-то деловито записывать Ирина Константиновна.

– Нет, я слышала его в первый раз… Отвратительный голос…

– И что конкретно вам сказали?

– «Твой муженек на даче, развлекается с секретаршей. Если не будешь медлить, у тебя есть шанс увидеть пикантную сцену…»

В Вероникиной груди снова поселилась тяжесть. Глаза щипало, но она по-прежнему старалась сдерживать рыдания.

– Больше ничего? – подняла наигранно сочувственный взор от бумаг дознавательница.

– Ничего, – сдавленно повторила Вероника.

– Вы не спросили кто это?

– Мне было не до этого, – наивно ответила Вероника, – я побежала одеваться.

– Ясно, – что-то черканула на канцелярском листе Ирина Константиновна, – вы ведь прилично выпили…

– Хмель тут же слетел с меня, – Вероника успокоилась, – я нормально вела машину.

– В котором часу вы приехали на дачу?

– Я на время не смотрела, но думаю, около двух часов.

– Когда вы подъехали, вам ничего не показалось странным? – томно облокотилась на стол дознавательница.

– Я увидела машину мужа и свет в окнах… – сердце у Вероники снова упало.

– И что же было дальше? – протокольным тоном спросила Ирина Константиновна, выпрямившись на стуле.

– Я вошла… – неожиданно смутилась Вероника.

– И… – оживилась следовательница.

– Дальше я не помню, – растерянно посмотрела на Леву Вероника.

– Вот как? – недоверчиво усмехнулась Ирина Константиновна.

Она приковала к бледному лицу Вероники пристальный взгляд.

– Я же говорил, – как-то беспомощно произнес Лева, – у Вероники Владимировны частичное расстройство памяти.

– Мне нужна Яна Борисовна, – воскликнула Вероника, – она сможет мне помочь, я в этом уверена!

– А это еще кто? – поморщилась следовательница, – вы лучше объясните, как у вас в руках оказался пистолет?

– Я очнулась с ним, он был уже у меня в руке… Я стала звонить Милославской, она приехала… – торопливо заговорила Вероника. – Я не знаю… Кажется, она приехала потом…

И тут, не в силах больше сдерживать слезы, она разревелась.

– Вы что, спали? – игнорируя надрывный плач Вероники, холодно осведомилась Ирина Константиновна.

– Кажется… – простонала Вероника, – не знаю. Я вошла и… – …заснули? – усмехнулась следовательница.

– Да-а… – тупо протянула Вероника.

– Вот как? – как на умалишенную посмотрела Ирина Константиновна на Веронику.

– Меня ударили по голове, – нашлась Вероника.

– Также как и в квартире у Горбушкиной? Выходит, вчера вас весь день били по голове? – жестоко пошутила Ирина Константиновна.

– Я не помню-ю! – прорычала взбешенная Вероника.

Лева удивленно воззрился на нее.

– Мне нужна Милославская, она все знает, она скажет, она меня спасет! – завизжала Вероника и, вдруг стихнув, закрыла лицо руками.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

К Яниному удивлению, ее повели не на привокзальную площадь, а к автовокзалу. Джемма следовала на коротком поводке рядом. Ее вели двое парней, один в черной шапочке и спортивной куртке, другой – верзила в спортивной куртке. Яна чувствовала, как ей в бок упирается дуло пистолета, который последний держал в кармане. Джемма все время рычала, что провоцировало главаря, переговаривавшегося с кем-то по сотовому, на злобные реплики.

– Смотри, сволочь, без глупостей, – шипел он Яне на ухо, не то тебе и твоей собаке – крышка.

По тому, с какой одновременно нагловатой и заискивающей манерой оправдывался он перед кем-то по телефону, Яна поняла, что он разговаривал с шефом. Выйдя из тоннеля и миновав чахлый, запорошенный снегом сквер, служивший в разное время пристанищем для разнообразного бомжеватого люда, они прошли мимо минимаркета и вышли на улицу Емлютина. Оставив Яну на попечение ее внимательных стражей, главарь отправился к стоявшей у противоположной стороны дороги темно-зеленой «Ауди» и сто десятым «Жигулям».

На заднем сиденье «Ауди» таилась какая-то зловещая тень. Яна почти физически ощутила исходящую от этой тени отрицательную энергию. Ей сделалось нехорошо, что-то похожее на чувство предательства, на горечь ностальгии и потери шевельнулась в ее груди. Порой Яна становилась беззащитной перед токами вредной энергии, желавшей, кажется, ее расплющить, обескровить, обессилить.

Хлопнула дверца. Из «Ауди» вышел высокий, узкоплечий человек в длинном сером пальто. Он стремительной походкой направился к главарю, замершему у дороги. Видно, последний хотел доложить обстановку в машине, а начальник не пожелал ждать его и решил поторопить ход событий.

Теперь Яна хорошо могла разглядеть лицо мужчины в сером пальто. У него были коротко стриженные волосы неопределенного цвета, глубоко посаженные глаза, стальной блеск которых был бы нестерпим, если бы не характерные впадины глазниц, придававшие взгляду подобие черной бездны, длинный подбородок и неприятный рот, словно разрезанный бритвой. Губы, бескровные, белые, тонкие, быстро шевелились у внимательного уха главаря.

– Нервничает, – с оттенком пренебрежения бросил державший Яну парень в черной шапочке.

У него было сальное лицо, толстые щеки, нос картошкой и не в пример избыточному жиру, источаемому его рябоватой кожей – сухие обветренные губы. Другой, верзила в спортивной куртке, походил на прибалта. Правильные черты лица, крупный нос, голубые пронзительные глаза, взгляд которых тем не менее казался затуманенным какой-то одной ему ведомой думой, узкий длинный рот.

– Заткнись! – прикрикнул на «черную шапочку» стоявший чуть поодаль плечистый парень в кожаной куртке.

Яну прямо-таки обдало холодной волной его затаенной злобы. На миг в глазах у нее потемнело. Столь могучая ненависть ко всему и вся, которую прочла она в сердце этого подонка, готова была смести ее с лица земли. Она чувствовала, что глубоко под кожанкой он прячет свою досаду. Ей не нужно было потрошить его внутренний мир, ущербный и уродливый, чтобы разгадать этого мрачного человека с повадками дрессированного орангутанга.

Главарь, выслушав приказы и комментарии человека в сером пальто, направился к оставленной группе. Джемма зарычала.

– Кому сказал, – с ненавистью глянул на нее плечистый, – усмири свою суку!