Всеобщая история. - Полибий

18. Ошибка Зенона в известиях о войне в Келесирии.

Мысль моя может быть наилучше пояснена нижеследующим примером: поименованный выше историк в описании осады59 Газы и в рассказе о сражении между Антиохом и Скопасом в Келесирии близ Пания обличил такую заботливость о красоте слога, что с ним не могли бы сравняться по причудливости оборотов даже сочинители речей, рассчитанных на то, чтобы пленять и удивлять толпу; зато относительно содержания показал такую небрежность, что тоже нельзя было бы назвать другого писателя, равного ему по легкомыслию и невежеству60. Так, собираясь выяснить прежде всего расположение войск Скопаса, Зенон утверждает, что фаланга правым крылом с небольшим числом конных воинов примыкала к подошве горы, левое же крыло фаланги и вся назначенная сюда конница находились на равнине. Далее он говорит, что Антиох к раннему утру послал старшего сына, Антиоха, с небольшою частью войска своевременно занять господствующие над неприятелем высоты, а сам с остальным войском на рассвете переправился через реку, что между двумя стоянками, и выстроился в боевой порядок на равнине; фалангитов вытянул в прямую линию и поставил против неприятельского центра, а конницу поместил частью на левом крыле, частью на правом; на этом же последнем находилась и вся панцирная конница61, предводительствуемая Антиохом, его младшим сыном. Потом Антиох, по словам Зенона, поставил перед фалангою, в некотором расстоянии от нее слонов и тарентинцев с Антипатром62 во главе, промежутки между слонами заполнил стрелками и пращниками, а сам с конницею сподвижников63 и с гипаспистами поместился в тылу слонов. Покончив с распределением войск, Зенон продолжает, что тот самый Антиох-младший, которого он поставил было на равнине против левого крыла противника с панцирной конницей, стремительным движением с горы смял и преследовал конницу Птолемея, сына Аеропа, — и он же поставлен во главе этолян на левом крыле на равнине! Потом фаланги у Зенона встречаются, и между ними завязывается жестокая битва. Зенон и не подумал о том, что схватка между фалангами была невозможна, так как перед ними стояли слоны, конница и легковооруженные.

19. Далее, продолжает Зенон, когда фаланга под напором ловких этолян отступала шаг за шагом назад, слоны приняли отступающих под свою охрану и в борьбе с неприятелем оказали большую услугу своим. Однако трудно понять, каким образом слоны очутились в тылу фаланги или как они могли оказать важную услугу: лишь только фаланги схватывались одна с другою, слоны не могли больше различать, кто друг их и кто враг из людей, попадавших им под ноги. Этого мало: по его же словам, этолийская конница во время битвы поставлена была в трудное положение непривычным для нее видом слонов. Однако сам же Зенон рассказывает, что помещенная на правом крыле конница оставалась нетронутою, тогда как вся остальная масса конницы, поставленная на левом крыле, была побеждена Антиохом и бежала. Какая же часть конницы находилась в центре фаланги и была напугана слонами? В это время где находился царь? В чем состояло участие в битве царя, при котором находились отборные части пехоты и конницы? Об этом у Зенона ни слова. Потом, что же делал старший из сыновей, Антиох, который с частью войска заблаговременно овладел высотами? Этот Антиох и после битвы не возвратился к царю в лагерь. Оно и понятно, ибо Зенон предполагает у царя двух сыновей, Антиохов, хотя в этом походе участвовал один только. Потом, каким образом у него Скопас в одно и то же время уходит из битвы и первым, и последним? Зенон утверждает, что Скопас при виде Антиоха-младшего, который вернулся из погони и показался в тылу фалангитов, потерял вследствие этого надежду на победу и отступил назад. Вслед за сим читаем, что, когда фаланга оцеплена была слонами и конницей, произошла жесточайшая сеча, и Скопас вышел из битвы последним.

20. Эти и все подобные погрешности навлекают на историков, как мне кажется, большой срам. Поэтому историку следует больше всего стремиться к безошибочности во всех частях своего сочинения64, как к качеству достохвальному; если же это невозможно, тогда надлежит наибольшую заботу обратить на необходимейшее и важнейшее в историческом сочинении.

Правда и поучительность — важнейшие достоинства исторического сочинения.

Высказать это побудила меня мысль о том, что в наше время в истории, как и во всех прочих искусствах и занятиях, правда и поучительность не пользуются уважением65; напротив, предметом похвалы и подражания служит все показное и поразительное, как бы нечто действительно трудное и удивления достойное. Между тем в истории, как и в других видах письменности, эти достоинства легче даются писателю, легче приобретается и одобрение за них. Что касается незнакомства Зенона с местностями Лаконики, то я не стесняясь написал об этом самому Зенону, так как ошибки его были грубы, а я не считаю делом честного человека чужие ошибки обращать в свою пользу, как поступают многие другие; напротив, ради общего блага я готов тщательно исправить не собственные только сочинения, но и чужие, насколько позволяют мне силы. Когда Зенон получил наше письмо и увидел, что невозможно уже изменить сочинение, которое он выпустил в свет, он сильно пожалел и, хотя не мог ничего сделать, благодарил нас за участие. Относительно себя66 я просил бы современных и последующих читателей беспощадно осуждать нас за ложь и уклонения от истины, если окажется, что мы преднамеренно допустили их в нашем сочинении, но вместе с тем и простить нас за ошибки по неведению, нас скорее, чем кого бы то ни было, так как сочинение наше обширно и обнимает события всего мира (О добродетелях и пороках, Свида).

2167. Расточительность Тлеполема во время управления Египтом.

...Тлеполем, управлявший делами египетского царства, был молод и все время пышно жил в лагерях. От природы он был надменен, тщеславен, а в управлении делами государства проявлял много достоинств, но и столько же недостатков. Так, на поле сражения он был искусный военачальник, умел руководить военными действиями, был мужествен и обладал способностью ладить с солдатами. Напротив, Тлеполем был совершенно не способен к ведению запутанных дел, требующих внимания и осторожности, бережливости и вообще хозяйственной распорядительности. Благодаря этим свойствам он скоро не только пошатнул государство, но и сократил его пределы68. Завладев государственной казной, Тлеполем чуть не целые дни проводил в игре в мяч или в вооруженных состязаниях с юными сверстниками, а после игр тотчас устраивал попойки, и в этом проходила большая часть его жизни. Если иногда какой-нибудь час в день он уделял на приемы, то раздавал или, говоря точнее, расшвыривал государственные деньги являвшимся из Эллады послам, актерам69, больше всего начальникам придворных отрядов и солдатам. Вообще он не умел отказывать; лишь бы кто обратился к нему с льстивою речью, Тлеполем охотно отдавал все, что попадалось ему на глаза. Вследствие этого зло росло и ширилось само собою. Всякий неожиданно облагодетельствованный расточал перед Тлеполемом лесть в благодарность за прежнее одолжение и в расчете на будущее. А он, принимая от всех похвалы себе и здравицы на пирушках70, зная, что по всему городу имя его прославляется в надписях71 и в веселых песнях, исполняемых певцами72, возмечтал о себе, становился все надменнее, а на милости чужеземцам и солдатам все расточительнее.

22. Вражда и интриги Птолемея против Тлеполема.Такое поведение раздражало придворных, которые стали следить за каждым шагом Тлеполема и тяготились его высокомерием, зато тем больше восхищались Сосибием***, когда сравнивали его с Тлеполемом. Говорили, что Сосибий был рассудительный не по летам руководитель царя, что в обхождении с иноземцами он держал себя так, как и подобало человеку, облеченному столь высоким доверием: ему были доверены государственная печать и особа царя. В это время возвратился от Филиппа Птолемей, сын Сосибия. Уже перед отъездом из Александрии он отличался надменностью, частью по самому характеру своему, частью потому, что отец его занимал высокое положение. Когда же он побывал в Македонии и пожил среди тамошней придворной молодежи, то вообразил себе, что мужество македонян в красоте их обуви и одежды, и потому во всем этом стал подражать им и проникся убеждением, что путешествие в Македонию и пребывание среди македонян сделали и его самого мужем, тогда как александрийцы продолжали оставаться рабами и трусами. Вот почему Птолемей73 скоро начал завидовать Тлеполему и враждовать с ним. Все придворные были на его стороне, ибо Тлеполем управлял делами государства и распоряжался казною не как опекун, но как собственник, и потому разлад между ним и Птолемеем вскоре обострился. В это время до Тлеполема стали доходить злобные толки придворных, подглядывавших за ним и строивших козни; первое время он не вслушивался в эти речи и оставлял их без внимания; но потом, когда те же люди решились открыто в заседании совета осуждать его в его отсутствие за дурное управление государством, Тлеполем в гневе созвал совет и объявил на нем, что, если враги его злословят на него тайком с глазу на глаз, то он предпочитает выступить против них с обвинениями открыто в общем собрании74. <...> После этой речи Тлеполем отобрал печать у Сосибия, держал ее с того времени у себя и всеми делами управлял по собственному усмотрению (О добродетелях и пороках, Свида).