Слуги Государевы. Курьер из Стамбула - Алексей Шкваров

— Люб, говоришь? Ну и славно. Вернусь завтра в полк и с ним поговорю откровенно. Если взаимно чувство их, так и благословлю. А то чует мое сердце — поход скоро. Война ведь. Вернусь ли. Неведомо.

— Типун тебе на язык, Иван Семенович, — жена быстро перекрестилась. — Что говоришь-то такое. Тебе уж лет-то сколько. В отставку пора, внуков нянчить. Тем более, что Машеньку сосватали, почитай. Поберечься на войне нужно.

— Да как поберечься-то? Война ж! — задумчиво произнес полковник. — Вот эту кампанию одолеем, а там попробую с самим фельдмаршалом поговорить об отставке. Хотя сложно это. Вона Кириллу Редькина, командира прежнего, сколь мытарили, допрежь отпустили.

— Береги себя, Иван Семенович. Христом Богом тебя заклинаю. Уж и так, почитай, каждый день молюсь. За тебя да за Мишу нашего. — Жена даже опустилась на колени перед ним.

— Ну что ты, матушка, — засуетился Тютчев, поднимая ее. — На все воля Божья. Из свейской войны живым вышел, надеюсь, что и сейчас убережет меня Богородица. Да и Миша наш, слава Господу, пока в баталиях не бывал.

Утром, готовясь к отъезду, попрощался полковник с родными. Обнял жену, дочек прильнувших. Поцеловал их всех, потом поклонился низко и сказал перед разлукой:

— Скорей всего, увидимся лишь к концу года, когда опять на зимние квартиры встанем. Думаю, поход скоро. Так что, не обессудьте и не поминайте лихом батюшку своего.

— Нечто не приедешь более, Иван Семенович? — опечаленно спросила Анна Захаровна.

— Тебе ж не впервой провожать меня, матушка, — отозвался Тютчев.

— Да каждый раз сердце обрывается. Рази к этому привыкнешь. Сначала только тебя одного ждала, потом и тебя, и Мишу, а теперь и… сам знаешь, — намекнула о ночном разговоре, не вводя в конфуз прислушивающуюся к ним Машу.

— Служба, матушка, — Иван Семенович широко раскинул руки и еще раз обнялся со всеми родными.

В полк вернувшись, командир вызвал к себе Веселовского.

— Ну что, Алексей Иванович, вижу, что вы с Машей моей сохнете друг по другу, — без прелюдий начал разговор Тютчев.

Веселовский растерялся и даже не знал, что ответить.

— Да можешь и не говорить ничего. И так все вижу, без ваших слов. Одно скажи — любишь ее?

— Люблю, Иван Семенович! Больше жизни, — пересохшими от волнения губами еле проговорил Алеша.

— И жениться хочешь?

— Да.

— Ну и замечательно. Я возражений никаких не имею. Конечно, хотелось бы замуж выдать старшую сначала — Лизу, но это уж как Бог положит. Значит, не встретился ей еще достойный человек. Не пришло, значит, еще ее время. Токмо сам понимаешь, брат, война еще идет. Наш полк скоро снова переведут в действующую армию. Пакет мною ныне получен. Весна наступает, поход будет. Давай к вопросам женитьбы вернемся, когда все закончится. И вот еще что, Алеша… Ты не обижаешься, что так тебя называю? Это я уже как бы по-родственному, не чужой ты мне стал. Я, может, и батюшку твово знал, по кампаниям против шведов. Я ж службы начал в Нарвском драгунском полку, с 1705 года. Был он сначала полком Пестова, потом Баура — по именам командиров. Это уже в бытность нашу в Петербурге, в 1708 году, полк назвали Нарвским. И в бою на реке Пелкиной участвовал. Отца твоего, как ты сказывал, ранило тогда, а я вот целехоньким из того дела вышел. Потом на Украине долго стояли на кордонах. А как поход в Польшу и Литву случился, так и там повоевать пришлось. Гданьск, конечно, не брали, но погонять довелось конфедератов Лещинского по холмистым литовским землям. А потом уже сюда, под Перекоп. Слышал, как ты там отличился с капитаном Манштейном. Я ведь восемь лет под началом его отца состоял. Хоть и немец, но рубака был достойный. Сын, судя по геройству проявленному, в отца пошел. А мы, видишь, даже тезки с твоим батюшкой покойным. Так что, не обижайся на старика, сынок!

— Что вы, Иван Семенович, я просто счастлив.

— Ну и ладно. Война ведь, сам понимаешь. На войне всяко может случиться. Ежели, что со мной… не бросай вдову с сиротками, помоги, чем сможешь. Сыну младшему, Михайле, я тоже отпишу, чтоб знал о намерениях ваших. А мое благословление отеческое — считай, что получил. Ну, а ежели с тобой что… обещаю о матушке твоей позаботиться.

— Спасибо, дорогой Иван Семенович. Я никогда, никогда не брошу, не отступлюсь. Да, Мария Ивановна — это же ангел. Разве я могу…

— Ну вот и договорились. А теперь ступай. Ступай. Поезжай, попрощайся с невестой со своей. Приказ получен. Выступаем через десять дён.

— А вы? Иван Семенович? Вы не поедете прощаться?

— Нет. Я уже все им сказал. К чему лишние слезы. Даст Бог, свидимся еще, коли живыми вернемся. А ты ступай, ступай. Поезжай.

Пулей вылетел Алеша из командирского дома. Помчался на конюшню, сам оседлал коня и понесся на встречу с любимой.

Анна Захаровна благословила молодых иконой древней, что целовали они поочереди.

— Теперь сама Богородица будет Вашей заступницей, — сказала напоследок Машина матушка. — А мы с Иваном Семеновичем благословляем вас, дети мои. Будьте счастливы.

Как долго они говорили в тот вечер. И признания в любви прозвучали впервые. И обещания вернуться и ждать, сколь долгой ни была бы разлука. А на следующий день, прощаясь уже окончательно, не выдержала Машенька и при всех, не стесняясь, бросилась на шею к Алеше и зарыдала. Так и поцеловались впервые.

Мать, сестра да девки дворовые, наблюдавшие эту трогательную сцену, даже отвернулись и незаметно сами смахивали слезы.

— Я вернусь, — крикнул Веселовский уже в седле гарцующей под ним лошади. — Я обязательно вернусь. Ждите меня, Машенька. Я люблю вас, — он развернул лошадь, пришпорил, пустил сразу широким аллюром и не оглядываясь помчался обратно в полк.

Машенька, рыдая, обняла матушку. Та одной рукой поглаживала выбившиеся из-под платка русые волосы, целовала ее головку, а другой осенила крестным знамением удаляющуюся фигуру всадника.

— Благослови и сохрани его, Господи, — прошептали материнские губы.

Глава 4

Найти иголку в стоге сена

— Но это же найти иголку в стогу сена! — капитан Кутлер с грохотом поставил кружку на стол, расплескивая вино, не став пить.

— Приказ фельдмаршала, — Манштейн был невозмутим.

— Приказ фельдмаршала…, — повторил за ним Кутлер. — А как? Нет, ты мне скажи, как? Как его выполнить?

— Советник статский Неплюев, а за ним Вешняков, посланники наши в Стамбуле, создали сеть цельную разветвленную агентов тайных, раскинутую по всем дорогам Европы. Негоцианты разные, корчмари и трактирщики, поляки, немцы, жиды. Многие служат нам.