Только никому не говори - Инна Булгакова

- Держись, Ваня! Остаётся ещё Борис.

- А что Борис? Допустим, он истратил свои тысячи на браслет. И сам же мне о нем рассказал? Зачем?

- Это хитрая игра. По твоему вопросу он сообразил, что ты знаешь о существовании браслета, и сочинил сказочку для отвода глаз. И Матвеича приплёл.

- Можно объяснять так, можно этак. А вдруг мы строим версию за версией на песке, бросаем вызов за вызовом в пустоту и сеем панику среди людей невиновных? А убийца спит спокойно, даже и не подозревая о нашей суете. Ну просто необходимы доказательства — хоть одно! — что он кто-то из наших подопечных.

Это долгожданное доказательство было получено на другой день в субботу. Блокнот лежал на перильцах беседки. Надо было готовиться к поединку, упорному, коварному (математик — отнюдь не юный Вертер), а я устал, меня разбирала тоска. Водяные пауки метались как угорелые по крошечному затончику. Июль дрожал в расплавленном зное, звенел в шелесте, плеске и щебете. А я должен думать о тех двоих в полутёмной прихожей. Итак, двое в прихожей. Один уходит, другой возвращается к поминальному столу. Бледное лицо, отсутствующий взгляд. Вдруг встаёт: пойду пройдусь. Старый друг готов сопровождать — но: «Если ты пойдёшь со мной, между нами все кончено. Вы оба должны меня дождаться».

Рассмотрим, так сказать, «нормальный» вариант. Допустим, Павел Матвеевич действует в полной памяти и рассудке (а что значат тогда его «лилии»… ладно, это потом, потом). Внезапное решение ехать в Отраду. Чем вызвано? Что-то узнал? Как-то догадался, что Борис отправился туда? Почему он ничего не говорит о своей догадке близким? Да потому, что Борис только что, выбрав подходящий момент, настроил его против них. Павел Матвеевич собирается проверить свою догадку один и едет вслед за Борисом. Тот спешит: завтра понедельник, начнётся следствие, обыщут дом, последняя ночь — последний шанс вынести тело из погреба или хотя бы забрать улику: браслет. Откуда Борис знает, что убитая в погребе? Он мог обнаружить её там, в пятницу утром, когда Дмитрий Алексеевич ездил за Черкасскими во Внуково, а Анюта бегала искать сестру на речке и в роще.

По приезде в Отраду Павел Матвеевич должен был встретиться с чем-то поистине страшным, настолько страшным, чего рассудок не может вынести… Я не замечал сияющего полдня, я видел человека, спешащего по дачным улицам… Ночь, отчаяние, калитка, кирпичная дорожка, крыльцо, дверь, веранда, коридор, свет на кухне, открытый люк, свеча… дальше провал в моих ощущениях, не хватает воображения!.. воистину полная тьма и дух сырой земли… Попробую сначала: коридор, свет на кухне, люк, свеча, чьё-то лицо… чьи-то шаги… Я очнулся. Подступающие к беседке кусты бузины шевелились… ближе, ближе… Слышались чьи-то шаги… Из кустов вышел Борис.

- Привет! Убийцу ещё не поймали?

- Да вот вас жду.

Напрасно. Мне сказать вам больше нечего. Все выложил как на духу.

- Поглядим. Присаживайтесь. Как вы полагаете, Борис Николаевич, у Маруси были способности к математике?

- Очень средние.

- Вы ведь, кажется, занимались с ней весной?

- Ну и что?

- Да вот пытаюсь определить тот момент, когда она в университет решила поступать. Вы помните, когда именно начались ваши с ней занятия?

- В марте.

- То есть после её последнего выступления в роли Наташи Ростовой?

- Да. Меня Любовь Андреевна уговорила. По доброй воле я бы на это не пошёл.

- А что, Маруся была туповата?

- Вполне смышлёный ребёнок, но голова черт-те чем забита. Актёрки — опасные существа, никогда не знаешь, что они выкинут.

- Вы б с актёркой не связались?

- Вот уж нет! Жена должна принадлежать мужу, а не публике.

- А если б она не согласилась бросить сцену?

- Тогда катись на все четыре стороны.

- А любовь, Борис Николаевич? Или вы не верите в вечную любовь, из-за которой спиваются, сходят с ума, идут на преступления?

- Не знаю, не пробовал, — лицо его вдруг потемнело. — К чему это вы подбираетесь, а?

- Да вот хотелось бы знать, на что вы истратить деньги, скопленные на машину. Деньги немалые, правда?

- Что вы знаете? — тихо спросил математик.

- Кое-что.

- Ничего вы не знаете и не узнаете! Это абсолютно моё дело. Или спрашивайте по существу, или я уйду.

- Деньги, к сожалению, нечто весьма существенное. Ну ладно. У вас в институте есть какой-нибудь график работ на ЭВМ?

- Есть.

- Шестого июля три года назад была ваша очередь?

- Нет. Но почти весь отдел был в отпуске. Я работал на машине два дня подряд.

- Это где-то отмечалось?

- Утром и вечером я расписывался в журнале.

- Вы в помещении работали один?

- Одинёшенек, — Борис улыбнулся язвительно. — Имел возможность съездить в Отраду, задушить Марусю, закопать её на вашей полянке с лилиями и вернуться на машину. Никто б и не заметил.

- Напрасно иронизируете. Полянка себя не оправдала, в остальном… может, так все и было.

- Доказательств у вас нет и не будет.

- Вы допустили несколько промахов, Борис Николаевич. Во-первых, скрыли от меня свои занятия с Марусей: сказали, что у вас с ней не было ничего общего. Во-вторых, потратили несколько тысяч и не смеете признаться на что. И в-третьих, соврали, будто провели дома ночь с десятого на одиннадцатое июля, то есть ту самую ночь на понедельник, когда Павел Матвеевич ездил в Отраду.

- Но я действительно был дома, — сказал Борис тревожно.

- Вот как? — отозвался я многозначительно. — А соседка?

- Какая соседка?

- По площадке. Она не только видела, как вы возвращались уже утром — вы даже разговаривали с ней.

- Разговаривал? — переспросил Борис.

Вы сказали ей: «Все умерли, все кончено».

- Писатель, не выдумывайте!

- И вид у вас при этом был странный. Она испугалась. Вы объяснили, что пришли с похорон тёщи. Всю ночь шли?

- Не было никакой соседки!

- А вы вспомните: соседка, которая по утрам выгуливает свою собачку. Существует такая?

- Существует. Болонка. Но вы что-то путаете и хотите меня запутать.

- Борис Николаевич, вы, конечно, не предполагали, что я докопаюсь до этой самой болонки, и многие детали не продумали.

- Вы, значит, воображаете… вы уверены, что я в ту ночь ездил в Отраду?

- Да.

- И у вас есть свидетели?

— У меня все есть, — туманно ответил я, взглянув на блокнот.

- А зачем я туда ездил? — как-то боязливо спросил Борис. (Не думал, что он так легко сдастся.)

- Вот я и жду ваших объяснений. Как человек разумный, что вы неоднократно подчёркивали, логичный и обладающий уникальной памятью, объясните три пункта: математика, деньги, ночь после похорон.

Но он уже собрался с силами — игра продолжается! — поднялся и сказал с вызовом:

- К черту! Я и без вас знаю, что не все поддаётся логике. Но объясняться не намерен. И вам никогда не доказать, что я способен на преступление.

Он вышел из беседки, я спросил вдогонку:

- Что значит ваша фраза о жене и художнике: «Эта любовь им бы недёшево обошлась»? Что вы тогда задумали?

- Убийство! — крикнул он из кустов.

Я расслабился и какое-то время наблюдал за водяными пауками, потом вспомнил по Петину пуговицу, редчайшую, чуть ли не шотландскую пуговицу с фланелевой рубашки, которая, надо полагать, осталась на месте давешнего ночного приключения и о которой сокрушался Вертер на станции. Вышел из беседки, миновал пруд, кладбище, перелез через изгородь. С краю поляны трава была ещё слегка примята, и кусочек перламутра блеснул мне навстречу. Я положил пуговицу в карман джинсов и проделал обратный путь. Сколько я отсутствовал? Минут пять, не больше. Но уже издали заметно было, что блокнот из беседки исчез.

Я недаром выбрал это место для допросов, глухое и уединённое. Никто сюда не наведывался: ни медперсонал, ни больные, далеко, а возле флигелей удобные скамейки и расчищенная аллея. К тому же — я взглянул на часы — сейчас время обеда. Нет, тут явно прошёлся кто-то свой, кому этот блокнот нужен позарез. Теперь предстояло выяснить — кто?

Я пробежал в густой траве, выскочил на кленовую аллею, ведущую к шоссе. Там, на автобусной остановке, обычно томились те, кому было лень или тяжело идти в посёлок пешком. Там стоял Борис, сосредоточенный и напряжённый. Через плечо кожаная коричневая сумка на узком ремешке — наверняка в ней мой чистенький блокнот. Вот закурил, глубоко затянулся три раза подряд, отшвырнул сигарету в сторону. Ага, подходит автобус. Математик сел и укатил.

Проще всего провести проверку методом исключения. В нашем коридоре шла обеденная суета, я поймал Верочку и шёпотом осведомился, где Ирина Евгеньевна. У главврача, каждую минуту может вернуться. Я проскользнул в кабинет и заказал срочный разговор с Дмитрием Алексеевичем. Он тотчас отозвался:

- Иван Арсеньевич! Я беспокоился и звонил вам вчера и сегодня. Никто не отвечает. Что за больница! Что у вас случилось?!